Последняя легенда Анкаианы

- Я в бар шла ...

Она поймала направление его взгляда и вздрогнула. Ну, разумеется... Ладно будем смелыми, хоть это и адски трудно.

- Я решила, что не выдержу и пришла убить тебя.

Алик вздрогнул и тут же закрыл глаза.

- А почему не стала? - прошептал он, призрачно улыбаясь.

- Пожалела, - спокойно объяснила девушка.

Алик два раза моргнул.

- Спасибо, добрая Кэсси.

Он уткнул лицо в ладони и истерически всхлипнул, потом еще минуту смеялся беззвучно, после чего сразу вернулся в прежнее спокойное состояние.

- Так ты меня и вправду уморишь, - тихо сказал он, аккуратно вытирая лицо платочком.

- Ничего смешного, кстати, - фыркнула Кэсси. - Тебя не умори, ты тут весь народ порешишь...

- Тут - нет, - возразил Алик, неподвижно глядя в никуда. - Близко и мало. Город другое дело... Хотя там мрачно очень. Грязно и скучно. Но выбирать не приходится, хоть я и тоскую. Помню его другим... Эти пастельные тона, эти пыльные одежды, от которых кажется, что ты во сне, эта пьяная музыка, похожая на легкое, влекущее прикосновение... Жизнь, набранная сновидениями и картинами из оттенков светлых и приглушенных цветов. Не отыскать ни черного, ни белого - жизни и смерти. Наверное, поэтому анкаианцы так легко променяли одно на другое. Для нас не существовало по отдельности ни боли, ни праздника, ни тьмы, ни звезд - только впечатление, только оттенки и отголоски. Нерезкие превращения теней в отблески, отблесков в образы и навеянные нечеткими образами едва уловимые идеи, слегка касающиеся тонких и сокровенных чувств... Этим была бы для тебя Анкаиана. Вернее, впечатление от нее.

- Я не успела, - извиняющимся тоном сказала Кэсси.

- Твое счастье. Они умерли в тот день, когда потеряли свою страну. Им стало незачем жить... В вашем мире это зовут депрессией. С тобой было? Если не было, то сейчас начнется. Я скучен когда устаю.

- От меня?

- Нет, меня утомило впечатление от другого человека.

- От блондинки?

- Она утомляет сама по себе и не способна создать полноценное впечатление. А твоя... эманация содержит так много, что мне лень разбираться.

Диалог с анкаианцем, да к тому же еще и вампиром создал у Кэсси впечатление, что она снова опьянела. Этот поток слов казался осязаемым и был гипнотически приятен. Укачивал и отнимал волю, рождая подобие безумного, мягкого азарта, восторга и очарования. Она уже забыла о земле под собой, когда фраза, прозвучавшая резким диссонансом, вернула ее в реальность.

- ... лучше не возникай какое-то время в районе замка.

- А что будет?

Было что-то страшное в том, с какой скоростью он обучался соответствовать обществу, в котором проснулся. Например, ему требовалось все меньше времени на обдумывание лаконичных выражений.

-Шквал. Может накрыть.

И, замечая что ему это нравится, Кэсси только вспоминала фильмы с хищниками, для собственного удовольствия преодолевающими немыслимые препятствия и расстояния, да с трудом вытаскивала себя из отупляющего, первобытного восхищения для нормального разговора.

- Тебе-то что?

- Я обещал Филу твое благополучие.

Алик огляделся, словно что-то искал. Но вокруг было только черное небо, черные скалы, черные волны и камни.

- Фил умер.

Алик перестал оглядываться. Теперь он был в профиль, и звездный свет терялся под его блестящими ресницами, как в бездне.

- А я не совсем, вопреки твоим замыслам. Ты согласишься, что я мерзкий (я разный, но и такой тоже), но сволочью отнюдь не являюсь и обещания свои выполняю... Иногда.

Алик улыбнулся, повернулся и посмотрел на нее широко раскрытыми глазами.

- И как же узнать, когда?

- А, нужно меня хорошо знать.

Кассинкана вздохнула и вспомнила, что когда-то, в юности, была очень впечатлительной.

- Я знаю Гиррана. Я про него книжку читала. Про Аланкреса тоже... Про его жизнь.

Алик усмехнулся.

- Бедняжка. У него была очень короткая жизнь, на биографию не хватит, - сказал он с нежностью.

- Там была не биография. Там были его стихи и портрет.

- Да, - Алик криво улыбнулся, - он был неординарным человеком. А представляешь, что он чувствовал, когда...

Кэсси, по какому-то наитию, перебила его:

- А что он чувствует сейчас, когда видит, что сделали с его страной!

- Чувствует, что исправить ничего нельзя. Ручаюсь, как его близко знавший. Поэтому не сильно переживает, во всяком случае, по этому поводу. Еще ему интересно, откуда в вас столько сочувствия.

- Он бы знал, - обиженно сказала Кэсси, - если б прочитал про себя...

- Иной был бы эффект, если б он написал про себя.

- Почему?

- Потому что это была бы правда. Он, этот жалкий избалованный и самонадеянный идиот, возомнивший себя мировой справедливостью, не стоит сочувствия.

Порыв холодного, влажного ветра неприятно взъерошил ей волосы и обдал осенним холодом, заставил обхватить себя за локти. На безразличного к таким вещам Алика смотреть было холодно.

- Так ему и надо?

- Как?

- В-в-ввот так, - почти неслышно сказала Кэсси и ткнула пальцами в плечо вампира.

- Еще раз пожалели. Я -то уж тем более этого не достоин, это он был добрым.

- И ты до сих пор говоришь от имени мировой справедливости.

- Ну вот, теперь ты знаешь, как я поступлю.

- Как он?

- Хоть я его и не люблю, - утвердительно сказал Алик. - Тебе бы он тоже не понравился. Представь - как я, только... Капризный замороченный ребенок, хилый, рассеянный, похожий одновременно на унылого кузнечика, птицу, крысу, лису... да на кого он только не был похож! Иногда его так обзывали...

- Он обижался?

- Когда замечал. Он стал внимательным только после того, как проходящий мимо вампир придал его облику некоторую инфернальность...

- Подошла.

- Хм... спасибо....и научил не думать о цене. Мы живем ради мгновений, и каждым из них надо насладиться.

- Аланкрес тоже так считал?

- Еще слово о нем, и я начну вести себя также безобразно. Или обижусь.

- Ну ладно... Пойду я.

Кэсси встала, растирая затекшую ногу. Только миг назад она поняла, что замерзла и безумно хочет спать.

- Кэсси! - окликнул ее Алик самым чарующим голосом.

- Да...

- Надеюсь, мы больше не увидимся?

Кэсси пожала плечами. Когда до нее полностью дошел смысл последней фразы, она резко обернулась и увидела на фоне черных камней только мелькнувший отблеск... Или впечатление от него.

12. Генрих.

Проспав до полудня, который получился на удивление теплым и солнечным, Кэсси встала, выпустила изнывающую кошку и вышла на крыльцо - порадоваться последнему благословенному дню. Ее еще не оставил сон, когда, стоя прислонившись к притолоке с большой кружкой в руке, она гадала, для чего нужны надетые теткой на забор стеклянные банки (кроме того, что они так замечательно блестят под этим чистым небом). Если бы не желтеющие листья, пейзаж позади них сошел бы за лето. Кэсси любила лето. До тех пор, пока она не пошла работать и не уехала из города оформлять виллы для сильных мира сего, она с родителями каждое лето отдыхала на Озере.

На Анкаиане существовало только одно озеро, потому какого-нибудь специфического названия оно не имело. Когда она влюбилась, оно стало Озером ее любви, а когда рассталась - Озером ее воспоминаний. Теперь же у него наклевывался статус Озера, где она вот уже два года не была.

Повсюду по его берегам валялись поросшие мхом каменные глыбы, между которыми кое-где росли невысокие кустарники с причудливо изогнутыми ветками, напоминавшими корни, а лесные деревья скрывали свои нижние ветки под гнетом мелких пушистых лиан и серебристых орхидей, с которых иногда бесшумно взлетали черные, размером с птицу, окруженные синеватым сиянием бабочки, лаково блестели коралловой чешуей тонкие древесные ящерицы а в глубине крон можно было угадать незримое присутствие сладкоголосой серой иволги...