Сага о живых кораблях

— Что происходит?

Ответом ему последовал второй глухой удар.

— Да что там, черт возьми, стряслось? Кто это колотится, как полоумный?

— Половина планеты, — едко ответила Хельва, включая внешние аудио- и видеокамеры. Ей сразу пришлось убавить звук — в кабину ворвался оглушительный гвалт.

— Ну ладно, угомонитесь, — сказала она толпе, без усилия заглушая ее недовольный ропот.

— Х-834, требую разрешения войти! — выкрикнул кто-то у входа.

Она покорно включила лифт и открыла люк. Онро протопал к отверстию и, нагнувшись над ним, заорал:

— Какого черта вы тут беснуетесь? Убирайтесь все немедленно! Вы что, совсем забыли о приличиях? Что за тарарам? Имеет человек право хоть немного отоспаться? Единственное тихое место на всей вашей паршивой планете!

В это время с ним поравнялась кабина лифта, обнаружив внутри пилота патрульного корабля и нудного чиновника, сопровождавшего Теоду во время посещения больницы.

— Майор Онро, мы беспокоились за вас, особенно после того, как ваш сын исчез из своей постели.

— Послушайте, инспектор Кариф, вы, никак, решили, что госпожа Теода похитила меня вместе с сыном и держит в качестве заложников на борту спятившего корабля? Экий вы, однако, фантазер! Эй, что это ты задумал... ты, ты, парень, — крикнул он, заметив, чт» пилот потянулся к панели центрального пилона, за которой находилась оболочка Хельвы.

— Я выполняю приказ Ценкома.

— Включи-ка лучше экстренную связь и скажи своему Цепкому, чтобы он не совал свой длинный нос в чужие дела. Если бы не Хельва, не тишина и покой, которые она для нас создала и поддерживала, не знаю, что бы с нами стало.

Он тихонько вошел в каюту, где, распростертый на полу, лежал его сын. Над ним сосредоточенно колдовала Теода, проводя очередной — который уже по счету! — сеанс терапии Домана-Де-лакато.

— Не знаю, сколько несчастных нам удастся спасти таким способом, только я вижу: он помогает. И ты, парень, скажешь своему Ценкому, — после того как передашь ему от меня пожелание катиться к чертовой бабушке, — чтобы они дали Теоде полномочия мобилизовать всех до последнего человека на этой планете... если возникнет такая необходимость... чтобы привлечь их к ее программе реабилитации.

Он опустился на колени рядом с сыном.

— Ползи, малыш, ползи.

— Но ребенок может простудиться на холодном полу, — взвизгнул чиновник.

Какая-то женщина упрашивала Хельву спустить лифт, но та не обращала внимания: она видела, как лицо ребенка покрылось капельками пота. Но никаких движений не последовало... ни малейшего содрогания.

— Ну постарайся, сынок, — молил Онро.

— Твой разум помнит, что твое тело умело делать раньше. Правую руку вперед, левое колено вверх, — произнесла Теода с таким самообладанием, что в ее спокойном, ласковом голосе не отразилось даже намека на то напряжение, которое она должна была испытать.

Хельва увидела, как мышцы на шее мальчика стали судорожно подергиваться, но она знала, что наблюдатели ожидают гораздо более убедительного результата.

— Иди скорей ко мне, золотое мамино солнышко, — протянула она нежно и призывно.

Не успели пораженные наблюдатели пронзить ее укоризненными взглядами, как локоть мальчика скользнул на дюйм вперед, а левое колено, которое Теода сжимала пальцами, дернулось назад; горло его напряглось, и с губ сорвался тоненький всхлип. Онро издал радостный вопль и рывком прижал сына к груди.

— Теперь вы видите? Теода была права!

— Я видел, что ребенок сделал произвольное движение, — неохотно согласился Кариф. — Но это единичный, отдельно взятый пример... — Он красноречиво развел руками, показывая, что остается при своем мнении.

— Достаточно и одного. На других у нас просто не было времени, — отрезал Онро. — Нужно рассказать людям, которые собирались внизу. Они станут нашими помощниками.

Он вынес сына в шлюз и стал громко кричать толпе о том, что произошло. В ответ зазвучали радостные возгласы и аплодисменты. Маленькая кучка людей, толпившаяся у входа, выразительно показывала на женщину, которая давно просила, чтобы ее впустили.

— Я вас отсюда не слышу, — крикнул Онро: слишком много народа кричало, перебивая друг друга, и все они явно старались сообщить что-то одно, очень важное.

Хельва спустила лифт, и женщина вошла в кабину. Еще не поднявшись до половины, она стала радостно выкрикивать свою новость:

— Мы в детском отделении стали проводить терапию, которую показала нам Теода. Уже сейчас заметны признаки улучшения. Хотя и не очень явные. Мы хотели бы узнать, что мы делаем не так. Но четверо младенцев уже могут кричать! — выпалила она и, выйдя из кабины, бросилась к Теоде, которая стояла, устало прислонившись к дверному косяку. — Никогда не думала, что это такое счастье — слышать, как ребенок снова кричит. Одни кричат, другие кряхтят, а одна девчушка даже махнула ручкой, когда ее пеленали. Мы делали все, как вы нам сказали!

Теода с торжеством взглянула на Карифа, который пожал плечами и кивнул в знак того, что ему не остается ничего другого, как признать ее правоту.

— Послушайте, Кариф, — бросил Онро, войдя в лифт и все еще прижимая сына к груди, — вот что нам предстоит сделать, я имею в виду организацию. Мы не станем отрывать всех жителей вашей планеты от их чрезвычайно важных дел. Можно вызвать с Авалона Молодежный корпус. Это занятие как раз для них.

— Спасибо вам за то, что поверили мне, — сказала медсестре Теода.

— Один из малышей — мой племянник, — прошептала женщина, смахивая с глаз слезы. — Он единственный уцелевший из всего города.

Лифт вернулся, и в него вошли пилот с медсестрой. Теода принялась собирать свои вещи.

— Это было самое легкое. Теперь будет все труднее и труднее — ободрять, наставлять и ни на миг не терять терпения. Даже сынишке Онро предстоит пройти долгий курс лечения, прежде чем он снова станет таким, каким был до болезни.

— Но теперь есть надежда.

— Пока живешь, всегда надеешься.

— Это случилось с твоим сыном? — спросила Хельва.

— С сыном, с дочерью, с мужем — со всей семьей. Только меня болезнь не тронула. — Лицо Теоды сморщилось. — И я, несмотря на все мои познания, несмотря на годы практики, не сумела их спасти.

Теода закрыла глаза, словно перед ней снова встала пережитая трагедия. Хельва задохнулась, и свет перед ней померк: в словах Теоды эхом прозвучал тот же бессильный упрек, которым она постоянно терзала себя. В памяти снова всплыла обжигающая душу картина: взгляд Дженнана, обращенный к ней перед смертью.

— Не знаю, как человек способен все пережить, — устало проговорила Теода. — Наверное, это инстинкт самосохранения заставляет нас не сдаваться, помогает сохранить рассудок и не потерять себя, прибегая для этого к переоценке ценностей. Помню, мне тогда казалось: если я добьюсь такого профессионального совершенства, что мне больше никогда не придется беспомощно наблюдать, как из-за неумелости умирают любимые люди, то неведение, которое погубило мою семью, обретет прощение.

— Но разве ты могла остановить космическую эпидемию? — спросила Хельва.

— Знаю, что не могла, и все равно не могу себе простить.

Хельва мысленно перебирала слова Теоды, и смысл их, как обезболивающий бальзам, изливался ей в душу.

— Спасибо тебе, Теода, — помолчав, сказала она и снова взглянула на женщину. — О чем ты плачешь? — Она с удивлением увидела, что Теода сидит на краешке койки, и по лицу ее безудержно струятся слезы.

— О тебе. Ведь ты сама не можешь, правда? Ты потеряла своего Дженнана, а они даже не позволили тебе передохнуть. Сразу дали приказ доставить меня сюда и...

Хельва глядела на Теоду, и ее разрывали противоречивые чувства: недоверие — неужели кто-то еще может понять ее тоску по Дженнану? Удивление — в час своего триумфа Теода думает о страданиях Хельвы... Она чувствовала, как тугой узел боли ма-ло-помалу ослабевает, и вдруг ошеломленно поняла: ее, Хельву, кто-то жалеет.

— Эй, Хельва, проснись, ради бога, — донесся снизу голос Онро, и она поспешила спустить лифт.