Танк смерти. Советская оборонная фантастика 1928-1940

Например, растение вида «Klebs Veronika», оторванное от своей привычной среды, перенесенное в холодную, ярко освещенную местность, не дало цветов. Вместо них на цветоножках распустились листья.

Бабочка «Vanessa levana» появляется весной, a «Vanessa prossa» — летом. Первая из них имеет желтую расцветку; вторая — темно-коричневую. Наблюдая, Вейсманн выяснил, что это одна и та же бабочка, которая под влиянием температурных колебаний два раза в год, посезонно, меняет свою окраску. Так же и камбала — рыба, которая, развиваясь до определенного возраста, ведет активную жизнедеятельность. Потом опускается на дно и, теряя подвижность, ложится на левый бок. Со временем эта часть бледнеет, лишается пигментации, а левый глаз, перемещаясь, оказывается наверху у правого глаза. Кеннинген, проводя опыты, поместил несколько таких рыб в крытый, затемненный сверху и с боков, аквариум. Свет в него проникал только снизу через прозрачное стеклянное дно. Попав под освещение, левая боковина рыб постепенно темнела, восстанавливая прежнюю пигментацию.

Знаем, например, и о том, что длина и густота шерстного покрова животных во многом зависят от климатических условий. Известны и опыты Каммерера с протеями — этими малюсенькими слепыми обитателями подземных озер. Они могут жить, дышать и на суше. И при долгом пребывании на солнечном свету они вдруг прозревали.

Все это и есть законы мутации, когда живые организмы, приспосабливаясь к неумолимому воздействию окружающей среды, начинали видоизменяться.

Исходя из этого, профессор Аве пришел к весьма хитроумному заключению. Якобы все народы Востока берут свое начало от самураев. Но, оторвавшись от своей родной законной среды и расселившись в различных краях, под влиянием иного природного окружения вынужденно изменили в отдалении свой облик и язык. Было само собой понятно, к чему ведут эти далеко идущие «открытия» профессора Аве.

Коль скоро все упоминаемые народы своим происхождением обязаны японской нации, то она, естественно, и является их единственным богом-господином. Поэтому все они, расползшиеся по сторонам от своей исконно-святой земли, и должны находиться под властью и пятой Японии. И если, одичав, они теперь не пожелают опознать своего прародителя, то поучительная война самураев, их меч должен открыть им на это глаза и заставить признать своего божественного повелителя. Так доказывал и к этому призывал профессор в статье, напечатанной в газете «Кровавый меч». Таким вот человеком был господин Аве.

Момодзо вошел в полицейское управление. Пока осматривался, размышляя, куда идти дальше, с треском распахнулась дверь и влетела, едва держась на ногах, та самая старуха, которая встретилась ему на улице. Ее с силой подталкивал вперед небольшого роста, с редкими усиками сбитень-полицейский. Старушка все-таки упала, и он поволок ее по ступенькам наверх.

Момодзо замер. Ему казалось, что стоит шевельнуться, как полицейский оглянется назад, перехватит его испуганный взгляд и подлетит к нему, схватит за шиворот и погонит заодно со старухой. Почему бы не забрать и его, если хватают ни в чем не повинного, спокойно идущего по улице человека… Бедная старушка. Он-то сам лезет на рожон, кое-что зная про это дело, а она?.. Нет, кого-кого, а уж его наверняка могут запрятать куда подальше. Рассуждая так, напутанный Момодзо и сам не заметил, как исчез из полицейского управления.

Он кружил по улицам, не зная теперь, как и быть. Все еще не давали покоя те радужные мысли. Но подступиться к полицейским боялся. «Кто знает, — думал Момодзо, — что они выкинут, если раскрыть им тайну. Не получу ли вместо награды подзатыльников, а то и хуже того?.. Лучше уж не спешить да выждать. Вдруг объявят розыски преступника и назначат вознаграждение тому, кто обнаружит его. Тогда и будет видно..»

Поглядывая издали на полицейское управление, Момодзо замедлил шаги. «Если я расскажу начальнику, то завтра же профессор Кувяси так его прижмет и встряхнет, что тот сразу же признается, от кого услышал. О-ох, что тогда будет… Профессор оторвет голову и на тот свет отправит…» Момодзо ужаснулся, но тут же, спохватившись, стал успокаивать себя. «Нет-нет, это вовсе не страх, а так… от стыда перед знакомым человеком. И что толку сообщать полиции, не лучше ли приластиться к всесильному профессору, спрятаться за его спину и, может, даже разделить с ним кое-какую выгоду?..»

Так и мучился Момодзо. При мысли о полиции пугался тюрьмы, а думая о профессоре, приходил в еще более жуткое состояние. Все же он нашел выход. Надо посоветоваться с сестрой, решил он, и припустил по улице. С того дня, когда он стал свидетелем неловкого момента, он не видел ее. Не осмеливался подходить. Но теперь был повод. И это очень обрадовало его.

Так назывался публичный дом в Токио. В его огромном, сверкающем изящной отделкой, демонстрационном зале, словно райские птички в золотой клетке, отсиживались молодые женщины. Их было много, может быть, около ста. Не одинаковые по своей красоте и характеру, да и в одеждах-то самых разных, они сходились лишь в одном — в выпавшем на их судьбу занятии. Сюда являлись мужчины и, отобрав приглянувшихся, удалялись наверх, в номера. Это была торговля женщинами. Самая бойкая торговля в Токио. Конечно, не каждая из них пользовалась одинаково богатым спросом. Особо, конечно, ценились первые красавицы. Как лучший товар, они всегда оказывались нарасхват. У них не было отбоя от токийских буржуа и чиновников. Менее красивые стоили подешевле и не так уж часто, как те прелестные красотки, передавались из рук в руки. Но с тех пор, как сюда повадились ходить напористые красавчики из «Молодых офицеров», им тоже не стало покоя. Торговля в этом заведении приняла самый широкий размах. Женщины уставали и в минуты передышек, не помня себя, валились с ног. Но еще тяжелее для них оказывалось пробуждение. Чувствовали себя отвратительно. От ядовитого алкоголя, от едкого табачного дыма, от всего выпитого и выкуренного, от изнурительных танцев и объятий. Но об этом приходилось забывать. Нельзя было выдавать себя. Надо было вставать и снова приниматься за каждодневное свое занятие, за очертевшую эту работу. Так и жили они, улыбчивые, стеснительные на вид гейши — гордость империи. Нередко их выводили на сцену театра и устраивали помпезно-феерический показ, и это служило прекрасной рекламой.

Театр располагался под самым боком «Красавиц Востока» и отличался откровенно-эротическим репертуаром. Насмотревшись здесь всякого, разгоряченный зритель, бывало, заворачивал после представления к красавицам Востока и становился потом их постоянным гостем. Собственно, и театр носил это же название — «Красавицы Востока». Здесь и проходил съезд группы «Воинствующих ученых». Перед его открытием на сцену вывели самых привлекательных актрис и девиц из соседнего заведения. Участники съезда, конечно же, поняли, что означает такая демонстрация. Как бы предлагалось: «Просим заранее подавать свои заявочки». В зале, среди этих не то ученых, не то военных, возникло приятное оживление, и они потом еще долго делились впечатлениями, оценивая и распределяя между собой каждую красавицу. А один из них, делегат из Осаки, по-видимому, боясь, что его опередят, побежал в дом «Красавиц Востока», когда был объявлен перерыв.

— Ваша красавица Окей…

Хозяин дома понятливо улыбнулся и сказал вежливо:

— Сожалею, сожалею… Но это невозможно. Она собственность профессора Аве.

Делегат растерялся и все извинялся да кланялся, пятясь к двери. Группа «Воинствующие ученые» была сформирована из представителей партии «Сеюкай» и организации «Молодых офицеров». Существовала уже два года, выполняя свою программу: она стремилась как можно быстрее начать мировую войну. Не мудрено, что на открытие съезда явился сам адмирал Арахи, идейный вдохновитель и предводитель японского фашизма. Съезд открыл президент группы профессор Аве.

— Азия и война… Вот вопрос из вопросов! Он в головах наших ученых, он на острие наших мечей, он в сердцах всех истинных самураев, — господин Аве энергично размахивал руками и, как никогда, был речист. — Нам сегодня необходимо покончить с этим вопросом…