Из мрака ночи (сборник)

Потом я запустил двигатель-генератор, и электрические катушки загудели, разогреваясь. А потом… Удар поля оказался страшным… На мгновение я оказался парализован. У меня не было никаких шансов разорвать цепь, отключив экспериментальный генератор… Хотя я сразу понял, что-то пошло не так… В схему закралась какая-то ужасная ошибка. И я вынужден был сидеть в кабине и наблюдать, как индикаторы показывают совершенно невозможные данные… И еще… Я отлично понимал, что только сам смогу себе помочь, но прежде чем я сумел что-то предпринять, дела пошли еще хуже.

Стоило мне потянуться вперед, как катушки начали исчезать — они бледнели, становились призрачными, нереальными и исчезали одна за другой. А когда машина и вовсе растаяли, я на мгновение увидел синее небо. Потом, словно со стороны, я увидел, как самолет падает, и свет померк, так как Солнце, подобно ракете, пролетело по небу и исчезло. Не знаю, сколько я находился в странном состоянии, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Вокруг меня была только пустота: ни тьмы, ни света, никаких звезд…

Наконец окружающее стало обретать подобие реальности, Пустоту сменил странный красный свет. Я падал… Я подумал о сорока пяти тысячи футах и твердой поверхности Земли, а потом замер, скованный ужасом. Я приготовился умереть… и в тот же миг приземлился в огромный белоснежный сугроб, подкрашенный алым светом, который освещал этот мир…

Холод. Он впился в меня, словно клык дикого зверя. Это был настоящий холод. Смертоносный холод. Он ножом прошел через толстый, утепленный костюм для полетов в стратосфере и так полоснул по телу, словно я был в чем мать родила. Я дрожал так сильно, что едва смог вывернуть вентили обогрева на максимум. Вы знаете, что в этом костюме для борьбы с холодом есть контейнеры со спиртом и каталитические сетки, потому что любые электрические приборы могли создать магнитные поля, которые, в свою очередь, могли повлиять на генератор. Тогда я поблагодарил самого Господа Бога за подобную предусмотрительность. В тот момент единственное, что я понимал: я очутился в очень странном место, где страшно холодно и пустынно. А потом я совершенно неожиданно осознал, что небо надо мной совершенно черное. Чернее, чем тьма ночи, и еще… Снежное поле протянулось до самого горизонта — равнина, залитая кроваво-красным светом, и моя тень легла темно-красным пятном у моих ног. Я обернулся. С трех сторон поднимались низкие холмы, заваленные снегом, и расцвеченные красным. С четвертой стороны… Там через всю равнину протянулась стена — стена, которая могла посрамить Великую Китайскую стену. Была она кроваво-красной и блестела, словно отлитая из металла. Она протянулась от горизонта к горизонту, и я мог хорошо её рассмотреть, хотя до неё было несколько сотен футов — воздух казался совершенно прозрачным. Я выкрутил горелки своего костюма на максимум и почувствовал себя много лучше. Тут что-то заставило меня повернуть голову, и я замер. Я уставился на Солнце и сглотнул. Оно было в четыре… да что там, в шесть раз меньше Солнца, которое я знал. Оно не садилось. Оно застыло в сорока пяти градусах над горизонтом. Кроваво-красное. И мое лицо, когда я повернулся к нему, пусть даже и защищенное стеклом шлема, не ощутило никакого тепла. Лучи этого солнца не грели.

Вначале мне и в голову не приходило, что я мог покинуть Землю, оказавшись на другой планете, но теперь я засомневался в том, что все еще нахожусь на родной планете. Должно быть это была другая планета, другая звезда… Замороженная планета… Планета, где воздух обратился в снег. В какой-то момент я был совершенно в этом уверен. Замороженная планета мертвой звезды.

Уставившись в черное небо над головой, я удивился тому, что на черной чаше небес можно было разглядеть всего три десятка звезд. Тусклые, красные звезды, и одна единственная звезда, которая сильно выделялась из-за того, что сверкала очень ярко — желто-красная звезда, много ярче Солнца, — настоящее чудовище. Это было другой… мертвый… космос. Если снег и в самом деле был замороженным воздухом, то единственная атмосфера, которая могла тут существовать: атмосфера из неона и гелия. Тут не было туманной дымки, чтобы приглушить блеск звезд. Тусклое, красное Солнце не могло приглушить их свет своими лучами. Выходит, и звезды исчезли. В этот миг я окончательно пришел в себя. Я был страшно напуган.

Напуган? Да, настолько, что чуть не обмочился. Только тогда я понял, что никогда не вернусь. Я снова ощутил холод, и осознал, что могу умереть, если не вернусь раньше, чем воздух закончится в моих кислородных баллонах. Но беспокоиться нужно было не об этом. Кислород — всего лишь еще один ограничитель, установленный на бомбе замедленного действия…

Однако тогда думал о другом. Я пытался найти ответы на многочисленные вопросы, крутившиеся у меня в голове. Неожиданно я осознал, что все ещё на Земле… Так оно и было. Это была Земля. А над головой у меня сверкало старое Солнце. Старое… Старое Солнце. Видимо, двигатель летательного аппарата исказил не только потоки гравитации и двери. Мой разум был холоден и работал как часовой механизм.

Если же это и в самом деле была Земля, то тогда выходило, что машина перенесла меня на безумное расстояние во времени. Это просто было… невообразимо. Солнце мертво. Земля мертва. В наше время Земле уже исполнилось около двух миллионов лет. И за все это время Солнце почти не изменилось. Но сколько времени прошло с тех пор? Теперь Солнце оказалось мертво. Звезды были мертвы. Так что я решил, что от моего настоящего времени меня отделяет биллион биллионов лет. Однако, боюсь, я недооценил этот временной интервал.

Мир был старым… старым… старым… Сами камни излучали ауру сокрушительного, невероятного возраста. Мир был старым, старше чем… Мне даже сравнения не подобрать. Обычно мы сравниваем возраст с возрастом гор. Но что такое возраст гор? Гори поднимались, превращались в равнины, снова вставали пиками… И так миллионы миллионов раз! Мир старый как звезды? Нет. Так тоже сказать нельзя… Звезды были мертвы…

Я снова посмотрел на металлическую стену и отправился к ней. Её аура древности буквально омыла меня, потащила меня к себе, как магнит. Я попытался воспрепятствовать этому зову, потому что предо мной был мир, где и вовсе не было никакого движения. Лишь ледяной ветер тонко, беспрестанно скулил над безжизненной равниной, и тащил меня призрачными руками рожденные миллион миллионов лет назад…

В итоге я все-таки направился в сторону стены. Я не мог мыслить ясно, потому что аура мертвой планеты давила на меня. Давила своим возрастом. Сами звезды умирали у меня на глазах или уже умерли. Они ютились в межзвездном пространстве, словно старики, сбившиеся в кучки, чтобы сберечь последние крупицы тепла. Галактика сжалась. Она стала крошечной, диаметром не более тысячи световых лет. Расстояния между звездами теперь насчитывали мили, там, где раньше были световые года. Великолепная, гордо расползающаяся вселенная, которая раскинулась на миллион миллионов световых лет, разбрасывающих лучистую энергию в пространство… все это исчезло. Вселенная умирала… Умирающий жмот, который выбрасывал остатки энергии в ставшее поистине крошечным межзвездное пространство. Сама вселенная казалась сломанной и разрушенной. Тысячи миллиардов лет назад космические постоянные были исключены из этой вселенной. В этой вселенной не было галактик, кружащихся с огромной скоростью. Это была вселенная обломков, погруженных в бездонный океан одиночества и холода. И не так много времени должно было пройти, прежде чем эти обломки исчезнут и воцариться вечный мрак.

Что-то случилось с этим миром. Но так давно, что даже воспоминания об этом событии исчезли. Единственное, что осталось, так это гравитационная постоянная, сила, которая притягивает массу друг другу. А галактика, постепенно сжимаясь, превратилась в старую, усохшую мумию. Свет Солнца стал холодным. А его красный оттенок заставлял окружающий мир выглядеть еще старше. В этом мире не было ничего молодого. Меня можно было не брать в счет. Порывы ледяного ветра и хруст «снега» под ногами, звучали как тщетный протест, обижаясь на мое вторжение.