Помни о микротанцорах

что муравейник напоследок выпустил на нас своих боевых особей. Здесь все зависит от времени – боевые экземпляры активируются только в последние часы. Они ужасны, поверь мне. Но если прийти на пару часов раньше, они тебя не тронут. Все это нужно было знать. С нами были две девушки. Одна просто погибла, а вторую модифицировали и превратили в матку, в хранительницу кокона. Потом меня обвинили в их смерти.

– Вам не удалось это объяснить?

– Конечно нет. Меня всегда смешили персонажи разных фантастических книг, увидевшие, например, инопланетян, и сразу же бегущие об этом рассказывать. Об этом нельзя рассказывать, ты просто окажешься в сумасшедшем доме. Но когда меня допрашивали, это было порой хуже, чем сумасшедший дом. И тогда я захотел рассказать правду о том, что случилось. Правду со всеми подробностями. Но у меня не получилось. Как только я собирался рассказать об ЭТОМ, у меня немел язык, без всякой причины я начинал сбиваться, смущаться, путать слова – и ничего не мог сказать толком. И меня осудили.

С тех пор со мною стали происходить разные странные вещи, например, весь наш барак – а мы жили по свински в то время, в бараках, никакой санитарии и медицины поначалу – наш барак был заражен туберкулезом. И я в том числе. Но я выздоровел, сам, безо всяких лекарств. А это было невозможно, физически невозможно, особенно в те времена. Кроме того, во мне проснулось что-то вроде внутреннего голоса, это был не голос на самом деле, а некий, незнакомый мне оттенок моей собственной воли – и он мне многого не позволял. Не позволял риска или явного безрассудства. Раза два он останавливал меня на краю гибели. И еще кое-что: чем дольше я жил, тем сильнее мне хотелось одного: уничтожить своего обидчика, уничтожить врага, уничтожить тот муравейник.

– То есть, нормальная благородная задача.

– Ничего подобного. Во мне поселился… Как это сказать, такого слова нет… какой-то микротанцор. Маленькая посторонняя жизнь, которая пыталась мною руководить и порой выкидывала разные кренделя, значения которых я не понимал. Он танцевал свой собственный танец, вот в чем дело. Когда я пробовал возражать ему, он быстро ставил меня на место. Впрочем, если сказать правду, он меня хранил. Оберегал… Когда я вышел из тюрьмы, многое изменилось.

Во-первых, зеленые пришли к власти. Закрылись всяческие космические, ядерные, военные программы. Стали меньше добывать топлива. Люди умилялись, читая стихи о животных. Величайшим писателем двадцатого века был объявлен Даррел, писавший исключительно о животных. Я вернулся в другой мир, где биологию стали ценить выше, чем математику. И в этом что-то было, поначалу: люди стали спокойнее и чище. Они не говорили о политике, не боролись за всякие права и свободы, как в свое время было модно. Все чувствовали себя свободными.

Все дышали свободой. Никто тогда и не предполагал, как сильно зеленые смогут затянуть гайки.

Первым делом я нашел того человека, который помог мне выжить. Или он нашел меня, это неважно. Если у меня были какие-то