Секториум (СИ)

Увидев меня, оба сообразили, что сейчас случится нечто особенное. Имо даже с некоторым соболезнованием обернулся к Мише, а тот закрыл руками голову.

— Это не я, клянусь! Он сам полез в воду! Имо, скажи ей! Я его пальцем не тронул!

Имо ничего не сказал в защиту дяди. Имо было интересно, как станут развиваться события.

— Имо, плыви сюда, голубчик! А то мамочка меня убьет! — просил Миша, но Имо даже не думал плыть, ни к нему, ни ко мне. Он продолжал держать нейтралитет на середине водоема.

— Немедленно достань его!

Миша схватился за швабру, которой я пихала его к воде.

— Только не по голове! — умолял он. — Только не насмерть!

Когда мы оба бултыхнулись в бассейн, охладились и умерили пыл, Имо уже стоял на бортике, смотрел на нас, как на дурных детей, и струи воды стекали на кафель с его мокрого шерстяного костюмчика.

Идиллия воцарилась позже, когда «семейство» сохло на диване. Миша выгребал из ящика стола старые кассеты. Половина из них тут же летела в мусорницу, ценные экземпляры он вставлял в плеер и вешал на уши Имо.

— Ему должно понравиться, — уверял Миша. — Чистый джаз. У детей в голове обычно полный джаз…

— Главное, чтобы не рок-н-ролл, — отвечала я, а сама смотрела телевизор.

Имо никуда не смотрел и ничего не слушал, он таскал за колесо гоночную машинку, последнюю из подарков Веги, которую он еще не успел утопить. Ему было наплевать на то, что звучит в ушах и мелькает перед глазами.

— Когда ты собираешься выводить его в свет? — спросил Миша. — Сейчас чудная погода. Солнце, лужи в парке, все тает. Надо, чтобы он общался с ровесниками.

— Как общаться, если он не говорит?

— Он никогда не заговорит, если будет сидеть на дереве, как макака. Надо купить ему сапоги, шапку и этот… как его называют? Такие комбинезончики продаются.

— Где продаются?

— Знаю одно место в Париже. Хочешь, завтра смотаемся. Тебе есть куда его пристроить на полдня?

— Индера попрошу.

— Он согласится?

— Куда он денется? Миша, я не знаю, что мне делать и как жить?

— Что случилось-то? — удивился Миша. — Что такого страшного произошло? Нормальный пацан. Тебе было бы легче, если б он орал и срался в штаны? Ты, считай, хорошо отделалась. Знаешь, какие дети в этом возрасте гады?

— Лучше бы орал и срался, — призналась я. — По крайней мере, это было бы нормально. А то смотрю на ребенка и представить не могу, что из него вырастет.

— Расслабься, мамаша! Что-нибудь вырастет.

— Ты был в таком возрасте буйным?

— Почему был? — удивился Миша. — Разве я уже умер?

— Вот и мой братец бандитом рос и постоянно хотел общаться. Когда он не шел в сад, для меня наступали черные дни. Племянники такие же, а Имку я боюсь. Не знаю, как с ним обращаться и что от него ждать.

— Жди сюрприза, — посоветовал Миша, ощупывая его наследственный медальон. — Вдруг он, в самом деле, королевских кровей? Может, надо говорить ему «Ваше Величество»?

— Не трогай наследство, — предупредила я. — Не то он опять повесит его на шею.

— Да, ладно, — Миша стал рассматривать медальон на расстоянии. — Слушай, его клан точно не родовитый? Вдруг он титул от отца унаследовал?

— Нет, не может такого быть. Я бы знала.

— Так вот, — вернулся он к теме, — сюрприз — это уже кое-что. Вот, родились, допустим, твои племянники. И что? До того, как они родились, с ними все было ясно. Вырастут, пойдут в школу, закончат, дальше пойдут учиться, если дураки. Если умные, сразу бабки косить начнут. Женятся, разведутся, опять женятся… ничего интересного.

— Может быть, оно менее интересно, но зато спокойно. Я бы предпочла не экспериментировать с собственными детьми. Пусть бы этим занимался кто-то другой, а мои росли бы как все нормальные люди.

— Ты не воткнулась, старуха!

— Я очень даже воткнулась, но сюрпризов не хочу. Я даже Индеру боюсь его оставить. Приду однажды, а там сюрприз. И не обязательно приятный.

Миша поменял кассету и вернул музыку на уши ребенку.

— Вот это точно должно понравиться, — сказал он, и заглянул Имке в глаза, но ничего нового в них не увидел. — Зачем напрягать Индера? Оставим его завтра у Вовки в гараже, а на обратном пути заберем. Вдруг он увлечется техникой? Смотри, он сейчас ее разломает.

— Будет весело, если он Вовке что-нибудь разломает.

— Вовка без ума от детей, — заверил меня Миша. — У него своих двое, брошенных. Скоро школу окончат. А пока были маленькими, он чуть не каждый день к ним таскался с конфетами и подарками.

— Не то, что некоторые…

— Ни скажи, — оправдывался Миша. — Тут многое от мамаш зависит. Вовка со своей бывшей всегда был в ладах. И жили бы, если б не пил. А я уж лучше повешусь, чем в ту семейку. Лучше женюсь на тебе и усыновлю твою макаку.

— Вот это да!

— А что, думаешь, я не смогу научить его ничему хорошему?

Я догадывалась, чему Миша может научить молодого человека, но портить настроение ему не стала. Оно и так было неважным у нас обоих.

В воскресенье приехала тетя Алена, увидела Имо и рассказала о нем много чего интересного.

— Как ты к нему относишься? — спросила она в лоб.

— Хорошо.

— Поподробнее, если можно, — попросила она, усаживаясь в кресло с чашкой кофе.

— Наверно, я не испытываю к нему таких сильных материнских чувств, которые нормальные женщины испытывают к своим нормальным детям. Это странная смесь чувства вины с желанием сделать для него все, что в моих силах.

— Нормально, — сделала вывод Алена. — Рациональный родительский подход. Еще девяти месяцев не прошло, как ты знаешь о нем, так? Естественный срок для страхов и сомнений. Все будет хорошо, поверь мне. Вы прекрасно поладите.

— Почему ты уверенна?

— Потому что он уже тебе покровительствует.

— Ты говоришь про Имо? Мы одного и того же ребенка обсуждаем?

Ребенок в это время елозил по полу машиной возле моего стула.

— Ты заметила: как только приедет лифт, звякнет компьютер или телефон, он первым делом смотрит на тебя, даже если рядом стоит шеф. Его в первую очередь интересует твоя реакция.

— Не обращала внимание.

— Потому что ты ненаблюдательна. Или, допустим, сидим мы в саду всей компанией. Как ведет себя Имо?

— Как он себя ведет? По-моему, мы все ему одинаково безразличны.

— Ты ошибаешься. Обрати внимание, он всегда устраивается спиной к тебе, чтобы держать в поле зрения остальных. О чем это говорит?

— О чем?

— О том, что подсознательно он каждую минуту готов защитить тебя от нас. Может, сейчас он слишком мал для этого, но программа в нем есть и она работает.

— Знаешь, что я заметила? — решила я внести вклад в психологический портрет своего сына. — Что он с интересом смотрит на твои волосы.

— Еще бы, — согласилась Алена. — После лысых флионеров. А твои волосы его не интересовали?

— Мои он уже трогал, а теперь хочет потрогать твои.

— Ну, давай! — Алена распустила пышный хвост и наклонилась к мальчику.

— Ты его засмущаешь, — предположила я.

Однако ничего подобного. Не дожидаясь повторного приглашения, Имо вылез из-под стула, и пошел трогать Алену за волосы.

Его возраст мы вычисляли до поздней ночи, множили и делили, соотносили вращение Флио с Землей, вычитали скорость в дороге, даже привлекли компьютер, но точного результата не получили. Пришел Миша и сосчитал все в уме за минуту:

— Он был зачат в день твоего прибытия на Флио, — доложил Миша. — Значит, когда Птицелов спрашивал разрешение, Имка был восьмимесячным зародышем.

Насчет морального облика Птицелова нам все было ясно, а вот, что считать датой рождения ребенка по земному календарю, осталось большим вопросом.

— Считайте дату зачатия, — предложил Миша. — Мы никогда не узнаем, в какой день его достали из «пузыря».

— Тогда он будет почти на год старше своих ровесников, — возразила Алена.

Прибавив к дате зачатия девять месяцев, мы получили 13 августа 1998 года. То есть, попали аккуратно в мой день рождения.