Галактическая полиция (Кора Орват 1)

- Да, не хватало лишь последней точки. Теоретически существование перехода между параллельными мирами можно было высчитать даже на уровне теоретической физики середины двадцатого века. Ньютон не имел аппарата Эйнштейн уже мог бы дойти до этой мысли. - И вы дошли?

- Не только дошли, но и сделали выводы... Внизу, у ограды лагеря, их перехватил незнакомый, из новеньких, офицер, который начал кричать на профессора и грозил расстрелом - видно, сам не знал толком ни своих функций, ни степени свободы пришельцев - черт их знает - может, лучше их держать в подвале или, наоборот, не обращать на них внимания? Последний вариант не удовлетворил бы никакого военного и был отметен с порога, а нарушителей, несмотря на ворчание профессора и требования вызвать самого полковника Рай-Райи, загнали в тюрьму.

Под одноэтажным бараком, где содержались пришельцы с Земли, располагалось бомбоубежище, которое полностью повторяло наземную постройку. Вместо) столовой там обнаружилась камера о железной дверью, каменным полом и низкими нарами. Единственная тусклая лампочка под потолком осветила еще одного обитателя подземелья - им оказался Покревский. На скуле ротмистра темнел кровоподтек, рукав халата был оторван и держался на нескольких нитках, волосы встрепаны и взор дик.

- Что с вами случилось? - кинулась к ротмистру Кора. - Вас били?

- Меня били, - согласился ротмистр. - И я лишен возможности снова покончить с собой.

- Но кто позволил себе такое отношение к вам? - возмутился профессор. - Мы являемся подданными другой планеты, и они не имеют права...

- Они взяли это право в собственные руки, - горько воскликнул Покревский и, упав на нары, закрыл голову руками.

- И все же вы должны рассказать нам, что произошло. И я обещаю вам, что не оставлю этот инцидент безнаказанным, - настаивал профессор.

- Тем более, - добавила Кора, - что за нами стоит Земля и вся Галактическая Федерация, в том числе комиссар Милодар. А с ним шутки плохи.

- Какая еще федерация, - воскликнул ротмистр, - за мной не стоит ничего. Я видел, как последний пароход взял курс на Стамбул! Врангель бросил нас...

- Рассказывайте, - сказал Эдуард Оскарович тоном, которому нельзя было не подчиниться.

- Утром я увидел... - Глухой голос ротмистра с трудом пробивался в щель между тюфяком и губами. - Всю ночь ее не было... а утром она вышла из его апартаментов!

- Попрошу вас, - произнес профессор, - если можно, употребляйте имена действующих лиц. Порой вам известно нечто, скрытое от нас. Но вы не идете нам навстречу.

- Господи! - взвился ротмистр и уселся на нарах. - Неужели непонятно? Принцесса Парра вышла утром из комнаты полковника Рай-Райи. Как ни в чем не бывало!

- А может, ничего и не бывало? - осторожно спросил Эдуард Оскарович.

- Бывало! Вы бы видели, какая улыбка играла на ее блудливых губах! А вы? - спросила Кора. - А я кинулся к ней, чтобы убить! - И не убили? У меня не поднялась рука.

- А она? - спросила Кора, которой эта сцена привиделась в несколько комических красках, но следовало сдерживаться, чтобы не обидеть влюбленного Покревского. - Она хохотала! Как шамаханская царица. Вы читали? - Я проходила. В детстве, - гордо ответила Кора. - Это написал один поэт в Азербайджане.

Профессор взглянул на Кору, чуть склонив голову, и если бы девушка увидела в тот момент его взгляд, она удивилась бы печали, присутствовавшей в нем. Профессор думал о своих отдаленных потомках. Очевидно, на пути цивилизации в будущее кое-чем приходится жертвовать.

- Это написал Пушкин! - воскликнул ротмистр, на секунду даже забыв о собственном горе. - Не может быть, чтобы вы считали его азербайджанским поэтом!

- Извините, - сказала Кора, не желая вступать в исторический спор. Что случилось дальше?

- Простите, но если вы считаете Пушкина азербайджанским поэтом, я не могу продолжить.

- Я никогда этого не говорила! - возмущенно ответила Кора. Азербайджанским поэтом был Низами, который родился в Гяндже в 1141 году, где и скончался на руках своей половецкой жены, выкупленной им из неволи в 1189 году. Сказка о шамаханской царице, обитавшей якобы в соседней с Гянджей Шемахе, была открыта среди рукописей Мадридской библиотеки лет десять назад. Неизвестная поэма Низами вызывала сенсацию среди специалистов и просто любителей поэзии, так как открыла человечеству новые грани таланта великого азербайджанского поэта. Если вы хотите, я могу прочесть несколько двустиший из этого шедевра, однако учтите, что я не сильна в арабском, на котором была написана "Шамаханская царица", и мое произношение будет несколько хромать...

Увидев обалделое выражение лица профессора, Кора получила искреннее моральное удовлетворение - пожалуй, впервые за это путешествие в параллельный мир. И она решила никому не признаваться, даже под пыткой, в том, что произнесенный ею текст она списала со шпаргалки на экзамене по литературе прошедшей весной и еще не успела забыть.

Ротмистр Покревский сел на нарах. Собственное горе даже потускнело перед невиданным девичьим талантом. Но Кора быстро вернула его к действительности.

- Продолжайте, ротмистр, - сказала она. - Рассказывайте, что было дальше.

- А что продолжать, - махнул рукой Покревский. - Я кинулся к полковнику Рай-Райи, чтобы вызвать его на дуэль на любом виде оружия -в конце концов, мне не привыкать к смерти. - А полковник?

- Полковник вышел и в грубых выражениях потребовал, чтобы я убирался прочь. Тогда я поднял палку и крикнул ему: "Защищайтесь, сударь!" - А он?

- А он ничего не ответил, потому что из той же двери выскочила ваша подруга Нинеля. - Из той же двери? - удивился профессор. - Из той же двери! Она издавала нечленораздельные звуки, она налетела на меня как злобная фурия, она вырвала у меня палку и начала меня избивать, утверждая, что не даст в обиду своего любимого. Затем прибежали медсестры и притащили меня сюда... вот в таком виде. Но я же не мог поднять руку на женщину, даже если она хамка!

- Таинственная история, - сказал Калнин, - но полагаю, что не такая уж трагическая, как вам показалось. Если, правда, полковник не забавлялся с двумя девицами сразу.

- О, только не это! - воскликнул ротмистр и сжал ладонями виски, словно голова его раскалывалась от немыслимой боли.