Небесное святилище. Зал славы зарубежной фантастики

Когда он достиг основания лестницы, стоявшие кольцом мужчины отступили назад. Они были обеспокоены и подавлены… но уже успели убедиться в мощи дезинтегратора, а теперь к тому же увидели и бесформенное тело Маннинга.

Райнасон наклонился и сбросил труп на землю. Затем, посмотрев холодно на лица головорезов, сказал:

— Один из хирлайцев сделал это своими руками. И больше ничем — просто голыми руками.

На мгновение все замерли… Мертвую тишину нарушил быстрый рывок одного из горожан, который выскочил из толпы вперед, возбужденный, с огромным ножом, который он держал перед собой. Он остановился в том месте, где заканчивался белый световой круг от фонаря. Райнасон с холодным лицом, которое представляло собой мертвую от напряжения и усталости маску, молча поднял дезинтегратор и навел его на смельчака.

Человек остановился в нерешительности.

И вот в этот критический момент из толпы выступила вперед еще одна фигура. Это был Мальхомм с искривленными от отвращения губами. Ребром ладони он нанес удар по шее смельчака чуть ниже уха; тот мешком упал на землю и остался лежать без движения.

Мальхомм некоторое время смотрел на него, затем повернулся к толпе.

— Хватит! — прокричал он. — Я сказал — хватит!

Он посмотрел сердито на изуродованное тело Маннинга.

— Закопайте его!

Толпа не пошевелилась. Мальхомм грубо схватил двоих и вытащил их из толпы. Они нерешительно переводили взгляд то на Мальхомма, то на дезинтегратор в руках Райнасона, затем все-таки наклонились, чтобы поднять труп Маннинга.

— Это — естественное деяние общечеловеческого милосердия, — сказал Мальхомм ядовито. — Оно заключается в том, что мы, по крайней мере, не отказываем в похоронах друг другу. — Его яростный взгляд, устремленный в толпу, привел ее, наконец, к нужному решению. Бормоча что-то, пожимая плечами и качая головами, люди стали расходиться.

Мальхомм повернулся к Райнасону и Маре; его лицо расслабилось, жесткие линии вокруг рта превратились в грустную улыбку. Обняв Райнасона за плечи, он сказал:

— Нам следует найти укрытие в одном из домов до утра. Ты должен отдохнуть, Ли Райнасон — вид у тебя такой, как если бы ты только что выбрался из преисподней. А вам, мадемуазель, я попытаюсь наложить временную шину.

Они нашли неподалеку дом, крыша которого давно обрушилась, но стены были еще крепкими и хоть как-то предохраняли от пронизывающего ветра. Обрабатывая поломанную руку Мары, Мальхомм ни на минуту не переставал говорить; Райнасон не мог понять — то ли он пытался отвлечь Мару от боли, то ли ему просто было необходимо дать выход эмоциям.

— Я так давно проповедую этим людям, что у меня в горле давно образовалась мозоль. И теперь, похоже, они сами поймут, о чем я им говорил, и мне не придется больше напрягать голосовые связки. — Он пожал плечами. — Ну, а если совсем по-честному, то жить станет совсем неинтересно, если у меня не будет повода кричать. Когда-нибудь, Ли, спроси у своих друзей-аборигенов — много ли они выиграли, выбрав мир?

— Они его не выбирали.

Мальхомм скорчил гримасу:

— Я был бы очень удивлен, если бы узнал, что кто-то где-то по своей воле выбрал мир. Возможно, Пришельцы, но их нет рядом с нами, чтобы расспросить их об этом. Это довольно интересный вопрос, над которым стоит подумать, особенно когда нечего выпить. Что ты станешь делать, когда вдруг не станет с чем или за что сражаться?

Он поднялся. Шина на руке Мары была готова. Он усадил ее в кучу песка, пытаясь создать при этом столько удобств, столько позволяли неординарные обстоятельства.

— У меня есть еще один вопрос, — обратился к нему Райнасон — Что ты делал в толпе этого сброда, который пытался убить меня на ступеньках к Храму?

На лице Мальхомма разлилась широкая улыбка.

— Это был самоубийственный поход в защиту твоей головы, Ли. Глупейшая, но безотказная тактика… сила которой заключается в том, что она сориентирована на психологию самого слабого труса в этой толпе. Все, что требуется сделать в такой ситуации, так это просто кому-то первому продемонстрировать откровенное бегство, и тогда каждый с готовностью не замедлит последовать этому примеру. Поэтому-то мне и было так легко остановить штурм.

Райнасон не мог сдержаться, чтобы не засмеяться при этих словах. И начав смеяться, он уже не мог сдержать выход того адского напряжения, которое так долго держало его в тисках.

— Ренэ Мальхомм, — сказал он сквозь смех. — Это — как раз та самая форма руководства, в которой нуждается население этой планеты.

Мара послала лучезарную улыбку с кучи песка и пыли, где она лежала:

— Знаете, — сказала она, — теперь, когда Маннинг мертв, им придется поискать кого-то другого на место губернатора.

— Не смешите меня, ради Бога, — ответил, смутившись, Мальхомм.

Алан ШВАРЦ

СТРАНСТВУЮЩИЙ ТЕЛЛУРИЕЦ

ALAN SCHWARTZ. THE WANDERING TELLURIAN. (1967)

ГЛАВА I

Как и большинство теллурийских гетто, колония на Лхонце-4 содержала академию. Это двухэтажное здание мало чем отличалось от окружающих его построек. Оно было прочным и внушительным, построенным из местного красного камня с традиционными тяжелыми гобеленами и найденными в гетто большими каминами.

Лхонц-4 был маленьким холодным миром. Здесь издавна обитали волосатые гуманоиды. Отношения между местными жителями и сынами Теллуса, торговцами смертью, строились исключительно на расчете наличными.

Но теллурийцам приходилось поддерживать отношения с Лхонцем, Немного найдется миров, которые согласны терпеть колонию расы, издавна снискавшей репутацию одной из самых злобных, и к тому же владеющей оружием, превосходящим все, что известно в галактике.

Теллурийцы Лхонца-4 придерживались мнения, что планета эта вряд ли представляет для кого-то интерес. Поэтому они не возражали против небольшой колонии теллурийцев, раз она приносит пользу местным резчикам по дереву, мясникам, пекарям и ремесленникам, делающим свечи.

Лхонц-4 не был беспокойным миром. К теллурийской индустрии смерти здесь относились нормально. Как и большинство народов галактики, жители Лхонца давно уже придерживались социально-экологической тактики, которая исключала любую разновидность широкомасштабного конфликта. Это было еще одной причиной, почему теллурийцы основали здесь колонию. Даже самые воинственные люди предпочитают, чтобы дом их находился в мирном месте.

В академии Герберт Герберт излагал доктрину экологистов: вернуться на родную планету к принудительному миру. Майкал Вендал слушал ученого и верил его словам. Двадцатилетний Майкал собирался стать ученым и никогда не покидать академию ради небольшого участка космоса в галактике неподалеку от Лхонца-4, принадлежавшего его отцу.

Энвер Вендал не был в восторге от решения, которое принял сын. Он не признавал сантименты экологистов. Старший Вендал был истинным консерватором, поддерживал статус-кво и никогда не упускал случая преподать свои идеалы сыну.

Однажды вечером, когда Энвер находился в особенно подходящем для этого состоянии духа, он начал вечернюю беседу с замечания, что их родная планета мало приспособлена для жизни.

— Все равно это наш мир, — сказал Майкал.

— Твой мир — это Лхонц-4. Этот мир был миром твоего деда и будет миром твоего сына, нравится тебе это или нет.

— Местные могут нас вышвырнуть завтра же. Четыре поколения — это рекорд.

— Тебе нравится академия?

— Я хочу стать ученым. Вот как сильно она мне нравится.

— Ты вот-вот должен начать работать — впервые в жизни. Я скоро буду слишком стар, так что тебе пора начинать, пока мы не умерли с голода.

— Я не намерен быть торговцем смертью.

— Завтра ты им станешь. — Глаза Энвера Вендала сузились. — Мне наплевать, нравится тебе это или нет. Завтра.

— Никогда.

Только сейчас до него дошло, что именно говорит отец.