Черный Ферзь

Дасбут бросает из стороны в сторону щепкой, крутит в стремнине потока, бездна расступается под ним, заставляя даже не погружаться, а падать, как падает камень, падать до невероятных глубин, где лодку неминуемо раздавит, и сохрани кто-нибудь способность следить за приборами, то он увидел бы как стрелка глубинометра безнадежно накручивает разверстую бездну, пытаясь с упрямством мертвого прибора исчислить то, что не поддается никакому исчислению.

Но затем бездна лениво схлопывается, отрыгивает вставшую поперек ее горла металлическую кость, и та взлетает вверх, точно пущенная из огромной баллисты, и имейся у Стромданга поверхность, то дасбут и впрямь сбросил бы его стылое одеяло, теперь уже нелепой стрелой возносясь к мировому свету. Однако новая пропасть принимает лодку в крепкие объятия. Мнутся рангоуты, взрываются течи, точно лезвиями распарывая мышцы, нервы и жилы дасбута, как неумелый вивисектор, возжелавший осчастливить двуногое прямоходящее умением полноценно жить под водой, тычет скальпелем в податливое тело, выбирая лучшее место для вживления жабер.

Может ли что-то вообще уцелеть в безумном водовороте Стромданга? Кажется невероятным, что дасбут проходит этот безумный поток, и не только проходит, но и затем атакует прибрежье материка, а затем возвращается в Дансельрех. Еще большее чудо — как сумасшествие полностью не овладевает экипажем, удовлетворяясь лишь редкими жертвами, кои затем сомнабулами бродят по отсекам, пока не получают свинцовое снадобье в затылок.

Стромданг сметает все преграды между душой и водным хаосом. Рушатся последние переборки, отделяющие разум от стихии, и ты внезапно оказываешься крохотным рачком в бесконечном океане, и тебя несет между мириадами таких же крохотных светляков, мимо жадно распахнутых зевов дервалей, собирающих щедрый урожай человеческого планктона.

Но самое жуткое отнюдь не их раззявленная пасть, а ощущение беспомощности, когда ты не только лишен сил противостоять могуществу мировых течений, но и лишен последних капель воли даже попытаться это сделать. Единственное, что остается — бездумно шевелить лапками и усиками, взирая бусинами глаз на пронизанный светом и тьмой равнодушный мир. Имейся у тебя глотка, ты завопил бы во все горло, но примитивное существо лишено даже рта, ибо цель его крохотной жизни — стать еле заметным звеном в великой пищевой цепи подводных гигантов.

Сворден вздрогнул и очнулся. Тело покрылось потом, который высыхал на комбинезоне светлыми заскорузлыми пятнами. Навах тоже растянулся на палубе и, заложив руки за голову, смотрел вверх на уже близкое устье Блошланга.

— Что ты там говорил? — буркнул Сворден.

— А? — Навах даже не повернулся к нему, продолжая разглядывать вклинивающуюся вглубь материка голубую извилистую полосу залива.

— Не акай, — Сворден неожиданно для себя зевнул. Все-таки его здорово разморило. Лежал здесь, пускал слюни на воротник — бери готовеньким, и не трепыхнется.

Сворден обозлился на самого себя. Встал, прошелся по палубе, пнул ошметки размочаленной Стромдангом резины. Упал на кулаки и принялся отжиматься до тех пор, пока не почувствовал — на смену тяжелому гулу в башке возвращается уставная ясность мысли. И только затем соизволил пояснить:

— Ты говорил насчет того, что это произошло только с нами.

— Пошутил, — без тени насмешки ответил Навах, определенно нарываясь на страшные пытки.

Окажись Сворден в других обстоятельствах, свежеванный труп предателя давно бы уже протух на жаре или отправился на корм рыбам. Но сейчас ему оставалось только сжать кулаки и скрипнуть зубами. Убить Наваха успеется, а пока кодировщик нужен живым.

— Какое задание имел наш дасбут? — спросил Сворден. Если кто это и знал, то кодировщик по долгу своей службы наверняка входил в их число.

— Надеешься на подмогу? — догадался Навах. — Напрасно. Это поход в один конец.

Вновь захотелось курить, но оставшийся во рту привкус сигареты пересилило желание, и Сворден достал из пачки галету. По твердости, да и по вкусу она ничем не отличалась от камня.

К тому времени, когда мировой свет начал угасать, дрейфующий дасбут вышел на траверз отрогов невысоких холмов, что вклинивались в океан постепенно сходящими на нет косами.

Рыхлый песчаник проступал сквозь густые заросли хребтом давно издохшего чудовища. То там, то здесь попадались островки водорослей, гниющих на жаре с невыносимым зловонием. Один из таких островков на несчастье прицепился к дасбуту, и Сворден уже подумывал швырнуть в него гранату, только бы избавиться от вони.

Блошланг словно втягивал лодку в свою пасть, проталкивал ее глотательными спазмами неторопливого, но неодолимого течения, влекущего дасбут вглубь материка. И ничего Сворден с этим поделать не мог, а Навах ничего делать не собирался, отчего один в бессилии, а другой с равнодушием взирали на то, как все глубже и глубже увязают во вражеской территории.

Сворден почти не сомневался — дасбут уже засечен армейской разведкой, которая, хотя и не отличалась расторопностью и сообразительностью, наверняка к этому моменту доложила в штаб. Армейцы вояки еще те, и вряд ли сюда сунутся, даже если будут уверены, что дасбут покинут экипажем. Но они поставят в известность легион, а уж тот несомненно организует захват лодки. Навах, если он предатель, мог еще раньше передать координаты дасбута и ускорить работу неповоротливой армейской машины.

Но вполне возможно, что Сворден преувеличивал изворотливость Наваха и чересчур лестно думал о разбросанных по джунглям армейским постам, сдерживающих напор здешних аборигенов-мутантов.

Всматриваясь в берег, Сворден пытался отыскать там хоть какие-то признаки жизни, но изрядно прореженные огромными воронками джунгли лишь пенились ядовито-коричневой листвой, накопившей столько дефолиантов, что походила на распухшие по жаре трупы и источала непереносимый запах гнили.

Песчаные склоны усеивали останки военной техники — сгоревшей или брошенной. Танки и баллисты казались нерастворимым осадком от встречи двух бурно прореагировавших вещества. Трудно представить, сколько десантов Дансельреха упрямо раз за разом высаживалось на пропитанный смертью берег Блошланга, вступая в схватки с материковыми выродками, убивая и умирая, сжигая и сгорая во имя какой-то непонятной, но, судя по накалу боев, очень высокой цели.

Кое-где торчали рубки дасбутов, вздымалась вверх корма с искореженными огромными винтами, а чаще всего огромные туши почти полностью скрывались под водой, и лишь мелкая рябь, да смутно проступающие сквозь нее пятна ржавчины выдавали последние места прикола.

Но больше всего Свордена поразил вид дасбута, выброшенного на берег непонятной силой. Казалось, великан выхватил лодку из воды, как какую-то рыбешку, шлепнул ее для острастки о скалы и, поддавшись извращенно-игривому настроению, воткнул стоймя в песок, превратив ее в подобие железной башни, накренившейся так, словно вот-вот собиралась обрушится с оглушительным грохотом на землю. Однако пустившие метастазы джунгли, опутавшие лианами-выползнями лодку почти до кормы, превращенной в вершину жутковатого сооружения, указывали на солидной возраст мрачного памятника безвестно погибшему десанту.

— Сказали мне, что эта дорога ведет к океану смерти, — произнес Навах, и Сворден от неожиданности вздрогнул. Что не говори, а такое зрелище пробирало до самых внутренностей, кехертфлакш. Даже не столько могуществом неизвестной силы, сотворившей с дасбутом такое, сколько сквозившим от этого безумием, подобно стылому ветру, пронизывающему до костей.

— Что же это? — бессильно спросил в пустоту Сворден, вовсе не надеясь получить ответа. Ему вдруг показалось, что они с Навахом и дрейфующим дасбутом незаметно для самих себя пересекли какую-то грань, безвозвратно отделившую их не только от Дансельреха, но и всего, что составляло смысл существования разбросанной по каменистым островам империи по ту сторону Стромданга — материковых выродков, извечных врагов, достойных лишь самой мучительной казни.