Мастер Миража

– Отлично, компаньон. Помни о том, что нас ждет великое дело и вся слава достанется исключительно тебе.

Стриж подумал, не нагрузить ли сайбера ношей, но тот казался очень маленьким и слабосильным. Консул вздохнул, закинул гелиограф за спину и взял контейнер в левую руку.

– Пошли, малыш.

…Покинутые улицы, если предоставить их собственной судьбе, имеют обыкновение зарастать пылью и тонким слоем непонятно откуда появившегося, нечеловеческого мусора. Здесь нет детей – никто не роняет ярких летучих конфетных фантиков. Взрослые не забывают на пластиковых стульях свернутые газеты, клочки билетов не разлетаются из нелепо роскошной, переполненной бумагой урны, не тают на мостовой плитке отколовшиеся кусочки ледяного мороженого.

Здесь все проще.

Скрипит под ботинками наметенный бризом песок. Остро хрустят куски оконных стекол и щебень – разбитая каменная урна давно развалилась. Машина, которая в нее врезалась, так и стоит рядом – горелый остов покрыт слоем жирной сажи. Лоснящаяся грязь пожара покрывает мостовую, там, где кончается черный круг, поблескивают в трещинах тротуара короткие полые кусочки металла.

Стриж поднял одну из гильз, повертел в пальцах и отбросил. Кто стрелял из излучателя, кто из автомата – теперь уже не разберешь. Через искореженное окно машины можно разглядеть подобие фигуры – расплавленный, а потом иссушенный огнем остов. Горсть праха, бывший человек.

Небольшое гибкое существо скользнуло вдоль грязной стены. Им оказалась кошка, темная шерсть сливалась с налетом гари.

Битая витрина рядом ощетинилась осколками толстого стекла. Животное покрутилось в нерешительности, очевидно, опасаясь поранить лапки. В нише изуродованной витрины застрял голый манекен со смятым пластиковым черепом.

В руинах водятся крысы.

Макс подобрался бесшумно и встал рядом с Дезетом. Его голова оказалась на уровне колена иллирианца, но Алексу показалось, что сайбер вырос.

– Здесь шли перестрелки уличных банд, – снова пояснил гомункулус, и голос его прозвучал почти по-человечески. – Пойдемте, ваше превосходительство, нет смысла думать о рядовых исполнителях, когда пора заняться режиссером трагедии.

Стриж не ответил. Присутствие искусственного существа непонятно почему держало в тоскливом напряжении. «Так не годится, я обязан взять себя в руки».

– Зови меня просто Алекс. В аномалии хватит имени.

– Хорошо, мастер Алекс, – покорно согласился сайбер. – Я не советую вам задерживаться на месте. Мародеры ушли, но я не поручусь, что в заброшенных домах не осталась пара-тройка сумасшедших. Они спят днем, а вечерами, длинными осенними вечерами, тихо бродят среди щебня, стреляных гильз и голых стен… Они очень тихие.

Дезета передернуло от отвращения.

– Хватит, уходим.

Улица кончилась внезапно – словно камень мостовой срезали гигантским ножом. Дальше шел унылый серый песок. Пустынная полоса пляжа тянулась вдоль берега бухты, дальний ее конец терялся за выступом скалы. Вода успела сгладить вмятины на песке. Иллирианец заметил, что его собственные ботинки оставляют хорошо заметные ребристые отпечатки, цепочка мелких следов сайбера тянулась рядом.

У самой кромки моря слабый прибой гонял туда-сюда растрепанный холмик, Стриж подошел поближе, положил контейнер на песок и подобрал находку, ею оказалась панама, яркие краски уже выцвели в соленой воде, в грубо оборванных, с перекрученными узлами тесемках запуталась прядь женских волос, конец каждого волоса скрутился, как будто его нарочно жгли огнем.

– Я вам не советую углубляться в размышления, – тихо проговорил сайбер. – Воображение – очень скверная штука, очень вредная для владельца. У каждой вещи могут быть тысячи объяснений, и никто не знает, какое из них лучшее. Я даже не уверен, что эта находка не ваша иллюзия. У вас в прошлом не было чего-нибудь этакого?

– Нет.

– Спасательная станция вдребезги, зато лодки уцелели. Их даже не подпалили. Возьмите весельную, полегче, иначе мотор испортится посреди залива.

«Если испортится мотор, то почему не портится сайбер?»

Гомункулус поднял на консула шарики зрительных датчиков, неудачная имитация лица выглядела трогательно-беззащитной – огромные, прозрачные глаза ребенка, только без ресниц.

– Я уже начинаю портиться, Алекс. Не удивляйтесь, что я оказался догадлив и предвосхитил ваш вопрос, мысли нулевика неприкосновенны, просто логика людей так похожа…

– Что тебе грозит?

– Только не безумие. Скорее всего, частичная неподвижность. Я не человек и не машина. Моя человеческая часть устойчива к наводкам, с этой точки зрения я почти равен вам, Алекс. Только вот привод… Привод может развалиться.

– Я найду лодку.

Лодка нашлась быстро, но весла пришлось поискать. Они лежали под слоем песка и свалившимся на песок пологом тента. Стриж отнес их к лодке и поднял сайбера на руки. Прозрачные глаза Макса смотрели в небо.

– Ты меня слышишь?

– Да.

– Можешь говорить?

– Могу, но я уже сказал, что меня подводят ноги. Дезет осторожно опустил гомункулуса в лодку. Волн почти не было, суденышко шло легко, у берега в прозрачной воде шевелились плети водорослей, потом дно разом провалилось, исчезло под темным слоем воды.

– Здесь глубоко, – прошептал сайбер. – Я чувствую холод, он наползает снизу. Вы заметили, что над заливом нет птиц?

Стриж на секунду отпустил весла и вытер мокрый лоб – было вовсе не холодно, а нестерпимо жарко. Свинцовое облако оказалось иллюзией, раскаленный диск прикрывала только тонкая пленка испарений, берег почти исчез из виду – скалы Мыса Звезд зубчатой кромкой торчали на горизонте. На дне ялика плескалась вода, она медленно прибывала, в мутной жиже плавал легкий мусор.

– Следовало, как я и предлагал, взять на вилле надувную лодку.

– Ни в коем случае! В аномалию нельзя вносить посторонние вещи.

– Мы уже взяли гелиограф и генератор.

– Вес, все дело в общем весе, я уже объяснял вам…

Стриж отвернулся от Макса, жара обволакивала, лишала сил и желания продолжать спор. «Я слишком плохо разбираюсь в пси-физике. Пришлось поверить на слово экспертам Юлиуса, первый из которых – машина по виду и сути. В конце концов, если лодка затонет, я как-нибудь выплыву. Сайбер погибнет в заливе, но я и не обещал Вэнсу его спасать».

– Уже близко, – невыразительным шепотом отозвался Макс.

Дезет налег на весла, скала острова постепенно приблизилась, издали она походила на покосившийся зуб, вблизи – на неправильной формы монолит. Слабое волнение теребило зеленые плети водорослей. Крутая стена растрескавшегося камня уходила вверх.

– Подняться нетрудно, но не к чему привязать лодку.

– Пустяки, я подержу веревку, чтобы вы могли освободить ваши руки.

Стриж подтянулся, влез на плоскую макушку скалы, втащил обвязанный тросом генератор, потом подтянул гомункулуса. Макс опустился у ног консула беспомощной грудой, но псевдоглаза продолжали трепетно жить на небрежно сделанном лице. Уши гомункулус спрятал внутрь корпуса, длинная, словно у бультерьера, пасть приоткрылась и мертвой хваткой сжала веревку.

«Почему Макс так безобразен?» – запоздало удивился Стриж. К услугам референта были лучшие дизайнеры Каленусии. Почему? Скорее всего, гомункулус сознательно предпочел комическое уродство.

Дезет открыл крышку прибора.

– Там одна единственная кнопка, Алекс, вы не ошибетесь, – пробормотал сайбер. Звук шел не из пасти, а со стороны бока.

Дезет дотронулся до нагретого солнцем пластикового контейнера.

– Пора закончить работу, – еще раз повторил Макс, в голосе искусственного существа послышалась едва заметная нотка нетерпения.

«В самом деле, зачем я тяну?»

Стриж включил генератор и захлопнул крышку, потом попытался понять, что же изменилось.

Чаек не было. Плескались об основание скалы волны, нарушая тягостную тишину. Легкий ветер налетел с моря, охладил разгоряченное лицо. Дымка, как ни странно, не рассеялась, диск солнца все так же мутно, словно через бумагу, просвечивал сквозь слой испарений.