Дворец любви. Умы Земли. Большая планета

— А вы не думаете, что это… ну, скажем, чересчур напыщенно? Неужели люди действительно заинтересуются этим вопросом?

— Заинтересуются — не сейчас, так позже.

— Легко сказать, но это не способ управлять журналом. Люди на самом деле не хотят ни во что вникать, они хотят получать знания, не прилагая усилий. Так называемые серьезные статьи мы сопровождаем множеством разъяснительных сносок. Этого им хватает — есть о чем поговорить на вечеринках. Ну, а еще что вы имеете в виду?

— Я думал о Виоле Фалюше и Дворце Любви. Что там вообще происходит? Что представляет собой Виоль Фалюш? Какое имя носит, когда выбирается в Ойкумену? Кто посещает его Дворец Любви? Чем за это платит? Собирается ли вернуться?

— Интересная тема, — согласился редактор, — Разве что несколько скандальная. Мы стараемся держаться подальше от сенсаций и — как бы это сказать? — суровых фактов реальности. Хотя сам я часто думал о Дворце Любви. Что там творится? Может, и ничего особенного. Но точно никто не знает. Что еще?

— На сегодня все. — Джерсен встал, — Вообще-то я собираюсь работать над последней темой сам.

Редактор пожал плечами:

— Удачной охоты!

Джерсен немедленно отправился на континент и уже в полдень был на обширном Зональном вокзале Ролингшейвена. Он прошел через зал, отделанный белым пластиком, мимо движущихся дорожек и эскалаторов, над которыми горели надписи: «Вена», «Париж», «Царьград», «Берлин», «Будапешт», «Киев», «Неаполь» — названия множества древних городов. Кирт задержался возле киоска, чтобы купить карту, затем пошел в кафе, где заказал кружку пива и порцию сосисок.

Джерсен долго жил в Амстердаме и несколько раз проезжал через Зональную станцию, но сам Ролингшейвен знал плохо, поэтому за едой он изучал карту.

Ролингшейвен, довольно большой город, разделяли на четыре муниципалитета реки Гааз и Шлихт и канал Эверса. Северный район — Цуммер — был застроен мрачными массивными зданиями, воздвигнутыми каким-то городским советом далекого прошлого. И если бы в кварталах Хейбау, выступающих в море, не находились знаменитая Гандельхальская консерватория, чудесный Галактический зоопарк и детский Увеселительный парк, Цуммер мог бы считаться скучнейшим местом.

На юге, на берегах Шлихта, лежал Старый Город — лабиринт кривых улочек, скопление маленьких магазинчиков, трактиров, гостиниц, ресторанов, район настолько же хаотический и живописный, насколько Цуммер — однообразный. Многие из аккуратных маленьких домиков, каменных и деревянных, построили еще в средние века. Здесь размещался старый Университет, выходящий на рыбный рынок на берегу канала Эверса.

Амбуле представлял собой девять холмов, на склонах которых раскинулись жилые кварталы, а ближе к окраине — фермы и овчарни. На илистых отмелях выращивали знаменитых фламандских устриц. Устье Гааза отделяло Амбуле от Дюрре, где громоздились заводы и фабрики. Итак, в Амбуле Виоль Фалюш, или, если быть точным, Фогель Фильшнер, совершил первое преступление. Там Джерсен и решил расположиться.

Покончив с пивом и сосисками, он поднялся на третий верхний уровень и сел на местный поезд подземки, бегущий под каналом Эверса на станцию Амбуле. Наверху его ослепило сияние газовых ламп. Он подошел к старушке, сидевшей в справочном бюро.

— Где здесь поблизости хороший отель?

Женщина вытянула коричневый палец.

— Выше по Хоблингассе находится отель «Рембрандт», он не хуже всех остальных в Амбуле. Если вам нужно что-то шикарное, обратитесь в отель «Принц Франц-Людвиг» в Старом Городе, он лучший в Европе. Там и цены соответствующие.

Джерсен выбрал отель «Рембрандт», приятное старомодное строение, внутри отделанное деревом, и снял номер с высокими потолками, выходящий на широкий серый Гааз.

День еще только начинался. Наемный автокеб доставил Джерсена до мэрии, где за небольшую плату его допустили в архивы. Он поднял записи 1495 года и нашел имя Фильшнер. На это время были зарегистрированы три Фильшнера. Джерсен выписал их адреса. Он также отыскал двух Тинси и взял их на заметку. В документах следующих лет значились два Фильшнера и четыре Тинси. Один из Фильшнеров и один из Тинси долгие годы жили по соседству.

Затем Джерсен посетил местную газету «Геликон» и, благодаря своему удостоверению «Космополиса», получил доступ к банку данных. Газетная информация повторяла историю, рассказанную Дандиной, хоть и с некоторыми сокращениями. Фогель Фильшнер характеризовался как «скрытный мальчик, склонный к лунатизму». Его мать, Ядвига Фильшнер, по профессии косметолог, уверяла, что поражена чудовищным поступком Фогеля. Она описывала сына как «хорошего мальчика, чувствительного идеалиста».

У Фогеля Фильшнера не было близких друзей. Правда, он работал в биологической лаборатории в паре с Романом Хенигсеном, чемпионом школы по шахматам. Ребята время от времени играли в шахматы во время ленча. Романа не удивило преступление Фогеля: «Этот парень не умел проигрывать — шалел и дико расстраивался. Все же мне нравилось играть с ним. Не люблю людей, которые легкомысленно относятся к игре».

«Фогеля Фильшнера не назовешь легкомысленным», — подумал Джерсен, разглядывая групповую фотографию, запечатлевшую хоровой кружок лицея Филидора Бохуса. В переднем ряду стояла пухленькая улыбающаяся девочка, в которой Джерсен узнал Дандину. Игрель Тинси была третьей в четвертом ряду, но девочка в третьем ряду заслоняла ее лицо, к тому же Игрель еще и отвернулась, так что черты ее Джерсен не смог различить.

Фотографии Фогеля Фильшнера не было. Микрофильм кончился.

«Не так уж много», — подумал с досадой Джерсен. Похоже, в Амбуле и не подозревают, что Фильшнер и Виоль Фалюш — одно лицо. Чтобы убедиться в этом, Джерсен вызвал информацию о Виоле Фалюше, Властителе Зла, но его заинтересовала лишь одна строчка: «Виоль Фалюш несколько раз проговаривался, что его родной дом — Земля. До нас доходили слухи, что Виоля Фалюша встречали в Амбуле. Зачем ему понадобилось посещать наши скромные места, неизвестно. Возможно, слухи недостоверны».

Джерсен вышел из редакции газеты и побрел по улице. Жандармерия? Вряд ли там расскажут больше того, что он уже знал. Даже если и знают больше. Да и не стоит вызывать лишнее любопытство властей.

Джерсен просмотрел записанные им адреса, отыскал на карте местоположение лицея Филидора Бохуса — Лотар-Париш. Трехколесный автокеб повез его на один из девяти холмов, мимо маленьких домиков. Каких строений тут только не было! Старинные коттеджи, крытые красной черепицей, новомодные, в стиле «полый ствол» — узкие цилиндры, на две трети скрытые под землей, цельнолитые конструкции из искусственного песчаника, сооружения из розовых и белых панелей с металлическими балками, жилища из прессованной бумаги с плоскими крышами, электрический заряд которых отталкивал пыль. Только пузыри из кварцевого или металлического стекла, получившие широкое распространение в мирах Скопления Ригеля, земляне отвергли. Они усматривали в этих сферах сходство с тыквами и китайскими бумажными фонариками, а людей, которые жили в них, обзывали «бесчеловечными футуристами». Лицей Филидора Бохуса являл собой куб из синтетического черного камня, по бокам которого виднелись два куба поменьше.

Директор лицея доктор Виллем Ледингер, крупный мужчина с розовой лысиной, вокруг которой топорщились спирали светлых волос, лучился доброжелательством и с готовностью поверил утверждению Джерсена, что «Космополис» хочет опубликовать обзор жизни современной молодежи.

— Я не думаю, что здесь вы найдете много материала, — покачал головой Ледингер. — Наша молодежь, я бы сказал, средняя. Есть несколько действительно талантливых студентов. Обычный процент тупиц.

Джерсен спросил о студентах прошлых лет и незаметно перевел разговор на Фогеля Фильшнера.

— О да, — пробормотал доктор Ледингер, дергая себя за желтый хохолок. — Фогель Фильшнер. Впервые я услышал это имя еще в Технической академии Хабла. Скандал добрался и до нас. Такие вещи быстро разносятся, знаете ли. Какая трагедия! Кто бы мог подумать, что парень зайдет так далеко?