Земля обетованная

Нас было двое. Их — тоже двое. Их звали Макс и Линда. Они ненавидели друг друга. Линда относилась к офицерам «Зодиака». Она была человеком для контактов — помогать нам при общении с анакаона. Она будто бы была антропологом. Она была очаровательным человеком и примерно таким же необходимым, как и Эва, которая была не особенно нужна.

Макс был представителем Семьи. Он носил имена двух влиятельнейших из двенадцати евгенических линий «Зодиака» и воплощал в себе то, что на Чао Фрии было вроде закона. Настоящим полицейским он не был, скорее, своего рода техасским рейнджером. Его функции меньше всего заключались в том, чтобы помогать нам, а более в том, чтобы присматривать, как бы мы во время нашего пребывания на обетованной земле не оказались замешанными в подрывной деятельности.

С Максом и Линдой мы встретились лишь тогда, когда нас доставили на безопасное расстояние от космопорта. Не хотели, чтобы мы пожаловались Чарлоту. Нам не разрешили взять с собой наше собственное медицинское снаряжение. Жители Чао Фрии стремились к тому, чтобы превратить все в фарс. Угрозы Чарлота заставили их пойти на уступки, это верно. Но, с другой стороны, усилилась их решимость создать нам такие трудности, какие только были в человеческих силах, не разрушая видимости, что они подчиняются нашим законным требованиям.

Я совершенно определенно не был помешан на том, чтобы при тех условиях, которые создали нам люди «Зодиака», тащиться в какие-то джунгли, но я чертовски мало что мог поделать. Наши многочисленные протесты заявляла Эва, и это происходило в наш первый день на планете почти каждую минуту. Добиться она, конечно, ничего не смогла. Они сделали все, что могли, и все, о чем мы их просили. Мы должны были удовлетвориться этим или протестовать дальше.

Я с этим смирился, но Эва была другого мнения. Она постоянно требовала, даже если это было все равно что биться в стенку. Я был только приемником приказов. Я знал, что смогу позаботиться о себе и, вероятно, об Эве, и все же не поставил бы много на наши шансы на успех.

Странным образом казалось, что оба представителя Чао Фрии приняли свои задания стопроцентно серьезно. Они не любили нас, но были готовы к сотрудничеству, и они рассматривали наши шансы на успех с искренним оптимизмом.

— Вы не беспокойтесь, — объясняла Линда. — Это только вопрос времени. Куда бы ни отправились беглецы, им не скрыться от анакаона. Лесные жители их найдут.

В теории все было хорошо и прекрасно. Но могли ли мы рассчитывать на помощь анакаона? Ведь обе личности, которых мы разыскивали, были тоже анакаона. Ради чего лесные жители должны были их нам выдать?

Линда была твердо в этом убеждена. — Вы не знаете анакаона, — поучала она меня. — Их поддержка абсолютно гарантирована.

— Как это? — поинтересовался я.

— Анакаона всегда кооперируются, — сообщила Линда. Она не знала, почему это было так, и не смогла этого объяснить. Но она была совершенно в этом уверена.

Линда Петросян была примерно двадцати восьми стандартных лет, имела серебристо окрашенные волосы и выразительные правильные черты лица. Она была очень красива — и иного и нельзя было ожидать, ведь она происходила от девятнадцати евгенически контролируемых поколений. И для нее Чао Фрия была землей обетованной. Она боготворила землю и воздух, и все, что ползало и бегало. Она любила это, так как все это принадлежало ей. Чарлот считал, что корабельные офицеры не настолько фанатичны, как Семьи, просто потому, что их предки контролировали историю «Зодиака». Но к Линде это не относилось. У нее было еще больше фанатизма и, соответственно, еще больше предубеждений, чем я мог ожидать после более чем ста лет жизни на планете. Она была определенно более одержима, чем Макс Вольта-Тартаглия. Возможно, офицеры именно потому так строго придерживались истинной веры, что в их традициях была ответственность за людей «Зодиака».

Линда будто бы была экспертом по анакаона, но еще задолго то того, как я увидел первого туземца, мне стало ясно, что она едва-едва имеет представление о своей профессии. Ее любовь к анакаона была настоящей и искренней, но она не могла и представить себе, что имеет дело со своеобразным народом и своеобразной культурой. В ее глазах анакаона были частью земли обетованной. Они имели определенные характерные свойства. Об этом она знала целую массу сведений, но только в описательной форме. Она не знала, как и почему. Как я видел, все ее знания об анакаона и ломаного гроша не стоили. Линда была счастлива тем, что туземцев освободили от рабства. Но почему Нью Рим так настойчиво требовал этого, было выше ее понимания. Она думала, что только потому, что рабство ужасно. Она думала, что анакаона должны быть воспитаны, чтобы занять соответствующее место в культуре земли обетованной. В человеческой культуре. Она по-своему тоже стремилась уничтожить культуру анакаона, как и первое поколение после посадки на этой планете. Только уничтожала она ее дружелюбно. Ее высшей целью было сделать анакаона имитирующими людей и с такой же человеческой любовью к земле обетованной.

Я почти ценил и уважал Линду Петросян, не будь фактом то, что она была душевно нездорова.

Почти ни при каких условиях я не мог бы ценить Макса Вольта-Тартаглию, что основывалось вообще-то на противоположном. Он был практик. Он знал, что Вселенная намного больше, чем этот комочек обетованной земли. Он знал, что звезды были не только светильниками на небе и что с ними и обращаются совсем не так. Он ненавидел Нью Рим и Нью Александрию, и всех чужаков, но он знал, что его мир должен заключить с ними modus vivendi <временное соглашение> и не видел смысла закрывать на этот факт глаза. Он не хотел, чтобы планета теряла изолированность, но, с другой стороны, он не ценил бессмысленное упрямство и забавную дипломатию. Тем самым он проявил бы некоторую разумность, если бы его отношение к этой реальности не было бы так смешно и непримиримо враждебно. Мне он был приятен так же, как нарыв на затылке. Он был доступен для разумных аргументов, но он носил на рукаве знак, как будто это был орден, и он был насквозь бастардом.

Эва несколько раз сравнивала его со мной. В известной степени она была не совсем неправа, но во всех важных пунктах между нами не было ничего общего. Прежде всего, я человек, который что-то сделал в своей профессии.

Макс не сделал ничего.

Время на Чао Фрии текло очень быстро. Продолжительность суток была только семнадцать часов, но мы вынуждены были терять так много времени, что мое терпение было уже очень потрепано еще до того, как мы начали поиск.

Все, что я сказал о Максе и Линде, я узнал очень быстро. Мы с Эвой почти полностью выжали их, и первые три дня они почти не переставали говорить. Они очень старались объяснить нам, кем они были, и еще больше старались показать, что они даже и не думали о том, чтобы извиняться за свое собственное поведение или за отношение их начальства к нашей проблеме. Они по-настоящему желали, чтобы мы поняли, какую роль они играют в этих событиях. Только, кажется, они не особенно спешили дать ход этим событиям.

Никто не давал себе труда задуматься над тем фактом, что похищена маленькая девочка. Никто не принимал во внимание, что, может быть, необходимо спешить. Все заботы людей «Зодиака» касались только нас, но не нашего задания.

Я все же нашел время для размышлений о том, в опасности ли девочка, а если так, то в какой. Очень трудно было обнаружить смысл в этом будто бы преступлении. Его осуществление стоило больших денег, и я не мог придумать, кто мог столько дать похитительнице. Похищение детей, конечно, очень древнее преступление, но здесь речь шла об относительно большом ребенке, и все сопутствующие обстоятельства не согласовывались друг с другом. Побег с Нью Александрии был тщательно спланирован. Иначе он не удался бы.

Нашу поездку от космопорта мы начали в джипе. Наш багаж состоял только из упаковочного мешка — так мало нам разрешили взять с «Дронта». С джипа мы пересели в поезд, который доставил нас в столицу. Я предполагал, что там нам предоставят более быстрый транспорт, чтобы мы в надлежащей спешке смогли попасть к месту событий, но я оказался слишком оптимистичным.