Приключения Шринкмэна (ЛП)

— Доктор Хэйворд! — позвал я. — У вас есть для меня лекарство? Вы сможете меня вылечить?

Он не ответил. Он прижимал трубку к уху и слушал.

— Похоже, Дэнни, дома их нет. Может, они…

Входная дверь распахнулась. В комнату ожидания ворвались запыхавшиеся мама и папа. Мамины волосы были всклокочены. Лицо — бледнее кафельной плитки. У папы рубашка наполовину выбилась из брюк, а покрасневшие глаза вылезали из орбит.

Папа заметил меня первым:

— Дэнни?! Ты здесь?!

Мама шумно выдохнула:

— Поверить не могу! Ты здесь?! Ты в порядке?!

Она рванулась вперед и подняла меня. Усадила на ладонь и погладила по спине одним пальцем, как гладила когда-то моего хомячка.

— Дэнни, бедный мой Дэнни… — прошептала она. Громадная слеза сорвалась с ее щеки и разбилась о ладонь рядом со мной.

— Нам так жаль… — проговорил папа, качая головой. — Когда мы увидели, что клетка опустела, мы… мы… мы не знали, что и делать.

— Ничего страшного, — ответил я. — Теперь мы все здесь. Давайте, что ли, начинать лечение? Не сказал бы, что мне нравится сидеть на мамкиной ладони.

Мы последовали за доктором Хэйвордом в его кабинет. Он обошел свой письменный стол и жестом предложил моим родителям сесть. Но те сказали, что они лучше постоят.

Я сел на мамину ладонь и скрестил ноги. Сердце мое учащенно билось. Я не мог больше вынести неизвестности.

— Ну так что это за лечение? — обратился я к доктору Хэйворду. — Что мне нужно делать, чтобы снова стать большим?

Доктор Хэйворд издал тяжелый протяжный вздох. Его плечи поникли. Он покачал головой.

— Прости, Дэнни. Я вызвал вас всех сюда, потому что решил, что плохие новости следует сообщить лично. Никакого лечения нет.

Глава 20

Папа вынес меня из офиса доктора. Мама буквально билась в рыданиях и не могла меня держать. Папа не проронил ни слова. Он кусал нижнюю губу, пока из нее не пошла кровь.

Сейчас я был меньше мыши. Я был размером с одну из маленьких шоколадных конфеток, что выпускают специально к Хэллоуину.

Поначалу, когда я услышал страшную новость, мне захотелось заплакать. Но, полагаю, я был слишком ошеломлен, чтобы плакать.

Сидя на папиной ладони, я заморгал от ослепительного солнечного света. Мы пересекли парковку и остановились возле машины.

Свет был такой яркий, что я вынужден был зажмуриться.

И, когда я закрыл глаза обеими руками, меня внезапно осенила идея.

Дикая идея. Дикая, безумная идея.

Но вполне возможно, что это как раз та идея, что была нам необходима сейчас.

— Папа! — закричал я. — Папа, послушай!

Он поднес меня к лицу. И тогда я увидел, что он тоже плачет.

— Что такое, Дэнни? — выдавил он.

— Папа, у меня появилась одна дикая идея. О чем-то, что может снова сделать меня большим. Или, по-крайней мере, остановить уменьшение.

— Давайте уйдем с солнцепека, — простонала мама.

Мы все сели на переднее сиденье автомобиля. Папа повернул ключ зажигания и включил кондиционер. Холодный воздух приятно освежил мою обожженную солнцем кожу.

Папа усадил меня на верхнюю часть рулевого колеса. А я был такой маленький, что мои ноги едва свисали с него.

— Дэнни, в чем заключается твоя идея?

— Ну… — Я глубоко вздохнул. — Понимаешь, яркий солнечный свет напомнил мне о твоем кинопроекторе.

Папа прищурился:

— Что-что? Мой кинопроектор?

Я кивнул.

— Просто я вспомнил одно происшествие. Мы с Меган пришли смотреть кино про Шринкмэна. А потом поднялись проведать тебя в будке механика.

— Да-да, помню, — нетерпеливо бросил папа.

— Так вот, ты показывал кино про Шринкмэна, а я случайно шагнул под луч проектора. Помнишь?

Папа кивнул:

— Продолжай.

— Дэнни, к чему ты нам это рассказываешь? — со слезами в голосе проговорила мама.

— Ну-у… свет прожектора омыл меня, — взволнованно продолжал я. — И я тогда эдак странно себя почувствовал. Вот реально странное ощущение. Как будто голова закружилась. А потом, вот сразу после этого, я и начал уменьшаться.

Папа поскреб в затылке.

— Ничего не понимаю. Что ты пытаешься сказать?

— Может быть… ну мало ли… — начал я, — может быть, свет что-то со мною сделал. Ну, понимаешь? Молкулы там мои поменял, или типа того… И может быть, если я снова встану перед прожектором, процесс обратится вспять и я снова начну расти.

Мама вздохнула и уткнулась лицом в ладони.

— Но у нас больше не показывают Шринкмэна, — заметил папа, нахмурившись и все еще покусывая губу.

— А что у вас показывают? — спросил я.

Он задумался на мгновение.

— «Атака пятидесятифутовой женщины».

— Так это же замечательно! — воскликнул я. — Потрясающе! — Я умоляюще сложил руки. — Мы должны попробовать, папа. Мы должны попробовать!

Пятичасовой сеанс только-только начался. На нем находилось всего десять-двенадцать зрителей.

Со мною в руке папа поднялся по лестнице в проекторскую. Мама безмолвно следовала за ним. С того момента, как папа согласился проверить мою идею, она не проронила ни слова.

Сегодня отца подменял Эрни Роулс, крупный, румяный жизнерадостный дядька. Папа помахал ему рукой и спросил, как идут дела.

— Без сучка без задоринки, — ответил Эрни.

Папа наклонился к его уху и заговорил сдавленным шепотом. Я не слышал, что он там говорит, но, думаю, он объяснял Эрни ситуацию.

Позади нас жужжал проектор, посылая луч света в экран. Я посмотрел в зал и увидел эту самую пятидесятифутовую женщину, буйствующую на экране.

Папа поднес меня к лицу.

— Ладно, давай попробуем, — прошептал он. — Я подержу тебя под светом проектора, Дэнни.

— Всего несколько секунд, пап, — попросил я. — В тот раз я пробыл под ним всего секунду.

Папа кивнул.

Я повернулся, чтобы посмотреть, как там мама, но она привалилась к задней стене, и ее лицо скрывалось в темноте.

— Это сработает, папа! — воскликнул я, когда он подошел к огромному проектору сбоку. — Я знаю, сработает!

— Поехали, — сказал папа.

Он медленно поднял руку. И подставил меня под луч света.

И вновь белый свет пронизал меня, удерживая на месте… вызывая головокружение…

Глава 21

Я заморгал и помотал головой, пытаясь придти в себя, когда папа опустил руку, убрав меня из-под разящего луча. Он поставил меня на рабочий столик. Они с мамой и Эрни склонились над ним, глядя на меня. И ждали…

Наблюдали…

Ничего не происходило.

Перед моими глазами перестали плясать световые круги. Головокружение тоже постепенно проходило. Я пристально смотрел на свои руки, ноги, выискивая хоть малейшие признаки того, что они начали расти.

Нет.

— Может быть, нужно время, — сказал папа.

Мама прижимала руки к щекам.

— В тот раз ты ведь тоже не начал меняться сразу? — спросила она.

— Угу, — угрюмо ответил я. — Началось маленько попозже. — Но я уже знал, что идея была бестолковая. Я не чувствовал никаких изменений. Я знал, что не вырасту.

«Я обречен, — подумал я, начиная дрожать. Я обнял себя руками, чтобы унять дрожь. — Я обречен…».

Медленно тянулись часы. К вечеру никаких изменений со мною по-прежнему не произошло.

Мама и папа держали меня в птичьей клетке на кухонном столе. Мама дала мне на ужин несколько клочков тунца между двумя крошками белого хлеба. Я пил апельсиновый сок из наперстка, но чувствовал, что и наперсток становится для меня слишком тяжелым.