Тенета (СИ)

Она так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу отреагировала на прозвучавший сигнал Э. Когда опомнилась и поспешила к шлюзовым — посторонний корабль уже пришвартовался к станции. Его корма виднелась под прозрачным полом смотровой — Татьяна задержалась на пороге помещения. Чёрный чужой борт был таким же, как и у других модифицированных МОД. Отчего тогда она узнала его с первого взгляда? Узнала и побежала к дверям. Ларрил уже шёл навстречу. Он поймал её — руками, крыльями; притянул к себе, закрыл от света, пространства, времени, застывшего в это мгновение. Бим прискакал откуда-то и радостно загавкал, прыгая вокруг. Шуня завис над их головами, медленно вращаясь вокруг своей оси. А они ничего не видели и не слышали, тыкались губами — один неумелыми, другая — еще не успевшими вспомнить, ловили дыхание, словно желали и не успевали выпить до самого дна. Жажда близости смяла их, слепила в единое существо, в голове которого не было ни одной мысли. Татьяна так и не вспомнила, как они оказались в её секторе — нес ли её Ларрил на руках, или они шли, тесно обнявшись, не прекращая торопливо целоваться, будто оба боялись, что нахальный сигнал туммера с запястья проангела оторвет их друг от друга. Белая вспышка застила сознание, ощущения взрывались, словно давно взведённые мины, оглушая, ослепляя, подгоняя совсем уже бешеный ток крови, в котором, общем для двоих, совершенно растворилось окружающее.

Татьяна пришла в себя не сразу. Первое, что почувствовала — на станции царила тишина. Если где-то и лаял обиженный Бим, Управляющий Разум сделал так, чтобы его не было слышно. Второе — услышала еще не успокоившееся дыхание лежащего рядом мужчины. Плечом она упиралась в его крыло, Ларрил обнимал её сзади и дышал над ухом, тяжело, судорожно. Его второе крыло накрывало её сверху, отчего было тепло, словно в детстве, под одеялом. Ей показалось, или проангел едва слышно застонал, уткнувшись лицом ей в затылок?

Появилось странное ощущение легкости во всем теле. Татьяна так же чувствовала себя, когда зависала в толще воды Лу-Танова бассейна недалеко от дна. Сознание в такие мгновения становилось кристально чистым, вбирало в себя всё сразу, воспринимало картину мироздания цельной, и логика не требовалась для её осмысления. Под кожей булавочными уколами заплясали пузырьки воздуха; давление, которое она испытывала, упираясь боком в крыло Ларрила, исчезло. Она с изумлением подсунула ладонь под крыло — между ним и поверхностью кровати появился просвет, который увеличивался. Казалось, совершенно без усилий, проангел удерживал её на весу. Но это было не так — Татьяна левитировала вместе с ним! Как и тогда, в МОД, она не успела испугаться. Ларрил развернул её лицом к себе и, крепко взяв за подбородок, заставил смотреть в глаза.

— Знаешь, что это? — тихо спросил он. — Почему моя левитация действует на тебя?

— Потому что ты меня любишь… — так же тихо ответила она и взяла его лицо в ладони. — Знаешь, что это такое — любить?

Узкие губы дрогнули, сдерживая улыбку.

— Не знаю, Танни. Мы так не говорим. Мы говорим — Притяжение. Оно возникает между двумя и длится всю жизнь. Просто я никогда не думал, что это возможно с… — он замолчал, так и не подыскав слова. Татьяна накрыла ладонью его губы. Замкнула слова, даже те, которых он не нашёл.

— Отнесем это явление к категории вселенских чудес? — она улыбнулась одними глазами и снова потянулась к нему. — Господи, как я скучала…

И он ответил на выдохе, касаясь губами её кожи:

— И я…

До того, как «проснулся» туммер, проангел успел накормить изрядно проголодавшуюся Татьяну правильно приготовленными гангами. Те, которые она делала ранее, пришлось выкинуть — они разбухли, остыли и лишились не только внешнего вида, но и вкуса, и запаха.

Татьяна Викторовна совершенно потеряла ощущение реальности и не помнила, сколько времени они с Ларрилом провели в её секторе, удалось ли им поспать, и в котором часу по метрике станции они встали? Э глухо молчал в сознании, а ей даже не пришло в голову спросить.

Завтрак — если это был завтрак — прошёл в тишине. Слова казались не нужными. Эмоции друг друга ими ощущались моментально, в момент зарождения. Мир вдруг стал простым и понятным, хотя оставался огромным, неизведанным, полным необъяснимых и страшных вещей, и деяний. Уже в конце трапезы всё-таки зазвучал злосчастный туммер. Ларрил скосил на него глаза и поднялся. Татьяна тоже встала, молча протянула ему руку и, не сговариваясь, оба двинулись в сторону шлюзовых. Задержались на пороге смотровой, жадно целуясь, понимая, что расстаться будет труднее, чем казалось…

— Оторвись от меня, — прошептала она, не отнимая губ от его. — Тебя ждут…

Ларрил послушался. Даже отступил на шаг, потому что вблизи тела словно захлёстывала обжигающая петля, стягивая друг к другу.

— Не провожай, — улыбнулся он и мазнул по её губам кончиком крыла. — Пусть будет ветер нежен с тобой, как был я…

Развернулся, тяжело и широко шагая, скрылся за поворотом коридора, ведущего к шлюзовым.

До Татьяны донесся отдалённый лай выпущенного из заточения Бима. Прижавшись затылком к стене, она нерешительно потрогала пальцем припухшие от поцелуев губы и тихонько засмеялась.

Татьяна Викторовна терпеливо дожидалась, когда пациент откроет глаза. Она перевела Малую медицинскую консоль с поддерживающего режима на режим мониторинга, села рядом с платформой и, скрывая улыбку, следила, как Тсалит, постепенно выводимый Э из состояния искусственного сна, начинал ворочаться, смешно сопеть и двигать челюстями — просыпался. Через несколько минут его вполне осмысленный взгляд встретился с её — спокойным и внимательным. Пару мгновений он смотрел на неё с известной степенью подозрительности, словно пытался осознать: где находится, что происходит и кто рядом — друг или враг? Но вот, наконец, расслабился, повел затёкшими плечами, сделал попытку потянуться.

— Как плечо? — поинтересовалась Татьяна. — Болит?

Сатианет, чья правая рука от плеча до локтя была плотно притянута к боку блок-тканью, снова пошевелился, прислушиваясь к себе.

— Ноет, — сообщил он. — Совсем не сильно.

— Так и должно быть, — пояснила Татьяна. — Остаточные фантомные боли в тканях, целостность которых была нарушена. Блок-ткань рекомендую вам снять через несколько циклов после возвращения в свой сектор.

— Сколько мне ещё находится здесь?

— Три — четыре суточных цикла станции, не более. Я хочу посмотреть, как быстро даст знать о себе регенеративная способность кристалина, и ещё раз провести нейротерапию после того, как спадет послеоперационный отек тканей. Думаю, после этого я отпущу вас со спокойной душой.

— С кем вы меня отпустите? — возмутился Тсалит.

Татьяна засмеялась.

— Могу рассказать об этом за обедом. Конечно, эндоплазма вещь исключительно полезная для организма, но, думаю, ваш желудок собирается возражать против постоянства подобного типа питания — поэтому разрешаю вам встать, чтобы перекусить со мной. Однако после вам придется ещё немного полежать. Завтра разрешу вам в течение дня прохаживаться с перерывами на отдых.

Тсалит, поблёскивая глазами, смотрел крайне подозрительно.

— Что? — удивилась Татьяна, в глубине души вновь ощущая раздражение, но не позволяя ему испортить себе прекрасное настроение.

— Вы должны выйти, — поморщившись, пояснил сатианет, — тогда я смогу встать.

Подняв брови, Татьяна смотрела на него.

— А в чём дело?

— Вы будете помогать мне, а я этого не желаю!

— Почему вы так решили? — искренне удивилась она.

Тсалит повел головой из стороны в сторону, словно его душил призрачный галстук.

— Да вы не можете по-другому, доктор! Это же ясно с первого взгляда. У нас говорят — не воин тот, кому подняться с ложа помогает сатиана!

Татьяна Викторовна хмыкнула и демонстративно завела руки за спину.

— Поднимайтесь, мой герой, я не дотронусь до вас и пальцем. Но из сектора не выйду, даже не думайте! Мне нужно быть рядом на тот случай, если вам неожиданно станет плохо. И в очередной раз напоминаю, броненоссер, — мстительно добавила она, напустив металла в голос, — на территории Лазарета вы не воин, а пациент! Поэтому мои указания должны выполнять неукоснительно.