тема: "Псы любви"

— Ты чего? — спросила девочка. — Скорпион ужалил?

Судорожно втянув воздух, я заставил себя сесть. Ламарги мирно паслись неподалеку, бедуины сидели кружком вокруг нас с Акивой. А слева… там… Туда я смотреть не стал.

— Акива, — мой голос прозвучал так, словно я мгновенно охрип. — Акива, что это? Где мы?

Она подняла брови, а потом внезапно расхохоталась так, что повалилась на спину, дрыгая ногами в воздухе.

— Муравей перепугался! — Акива задыхалась от смеха. — Обмочился со страху!

— Да, мне страшно, — сказал я тихо, и это словно топором оборвало ее хохот. У бедуинов сказать вслух, что ты испугался — примерно то же самое, как у нас нарочно испортить корабль.

— Страшно? — переспросила Акива. Мальчишки насмешливо переглядывались.

— Да, — я опустил голову. — Мне страшно. Я не знал… Что у мира есть грань.

Акива задумчиво наморщила лоб. Тем временем один из мальчишек рассмеялся и пнул меня ногой:

— Мокрая личинка! — бросил он презрительно. Я сжался, но бить меня не стали. Вместо этого, к своему изумлению, я услышал голос Акивы:

— Отстань, — сказала она серьезно. — Он же спятить мог. Эй, муравей, — девочка с неожиданной лаской погладила меня по голове. — Успокойся. Мы забыли, что ты не знаешь.

— Чего не знаю? — спросил я тихо.

Акива вздохнула.

— Совсем ничего не знаешь. Про мир. Вставай, покажу кое-что.

Я невольно отпрянул, но Акива нахмурилась и резко схватила меня за плечо.

— Вставай!

Все вместе они подтащили меня к поручням.

— Убежишь, станешь трусом, — предупредила Акива. — Останешься, примем как своего. Это твое испытание. Только смелый сын свободного народа может смотреть за Край.

Сказав это, девочка скрестила руки на груди и демонстративно отошла назад. Мальчишки немедленно последовали ее примеру.

Я остался наедине с невозможным. Страх так заморозил кровь, что у меня зуб на зуб не попадал, ноги стали ватными и непослушными. Но к этому времени в душе проснулась давно таившаяся гордость. Я не муравей и не дзагхла, я — человек! Подбадривая себя такими мыслями, я повернулся и, почти не дрожа, подошел к перилам.

Это было страшно, да. Но терпимо. Всего лишь второе небо, далеко внизу, под ногами. Ничего особо ужасного.

Гораздо страшнее стало, когда я понял, что плоскость, где я стою, не имеет толщины. Совсем. Край металлического листа, простиравшегося в обе стороны до горизонта, расплывался в глазах, его никак не удавалось увидеть. Я наклонился, желая понять, еще сильнее наклонился… Но тут меня схватили за плечи и дернули назад.

— А вот этого не надо, — серьезно сказала Акива. — Я говорила, смотри ЗА Край. НА Край смотреть нельзя. Свалишься.

Я уже немного опомнился, и страх уступил место жгучему любопытству.

— Акива, где мы? — я кивнул в сторону бездны. — Объясни!

Девочка улыбнулась.

— Все! Он теперь наш, — заявила она мальчишкам. Те весело засмеялись, меня принялись хлопать по спине и дергать за волосы. Было очень приятно.

— Ну, муравей, — Акива отошла подальше от Края и уселась на песок. — Теперь можешь спрашивать.

Я сел напротив, скрестив ноги. Мальчишки расположились вокруг.

— Что это за пропасть? — я задал первый вопрос.

Акива покачала головой.

— Не пропасть. Край света.

— Не понимаю…

— Верю, — она улыбнулась. — Дзагхлы ничего не знают, мне отец говорил. Слушай внимательно, муравей. Наш мир совсем-совсем не похож на мяч. Он похож на диск. А мы сейчас сидим на самом краю, тут мир загибается вниз. Там, под нами, — она постучала по железу, — есть еще один мир, где все наоборот. Когда у нас кончается натра — у них начинается.

Акива вытянула руку против ветра и пошевелила пальцами.

— Я прихожу сюда каждую натру. Мы, свободный народ, живем как хотим, пока не наступает время холода. Тогда мы едем на край света, к городу колодников. Эти города стоят с обоих сторон мира, а внутри есть Колодец, огромная дыра, Туннель, ведущий сквозь землю.

Девочка рассмеялась.

— Что, муравей, дома тебе такого не говорили?

Я молча замотал головой. Акива довольно улыбнулась.

— То-то. Слушай и учись. Колодники — самый древний народ, они отличаются от людей и всегда живут на одном месте. Когда к их городу приближается холод, они переходят на другую сторону мира, где холод недавно кончился, и следующую натру живут там, во втором городе. Вместе с ними сквозь Туннель проходят наши племена. Но колодники давно разучились добывать пищу, и нам приходится платить им за проход — шкурами, мясом, шерстью. Поэтому в теплое время натры наш народ кочует по миру, собирая для колодников дань.

Девочка нахмурилась.

— Мужчинам это не нравится, но у колодников есть много хорошего оружия и даже боевые машины, стреляющие огнем. Вот почему уже много-много натр никто не пытается с ними воевать. Собрав дань, мы приходим к городу, платим хозяевам и нас пропускают на ту сторону мира, где целую натру будет тепло и спокойно.

Акива весело подмигнула.

— Кстати, а я родилась на той стороне. Мне четырнадцать натр.

— Я тоже там родился, — добавил один из мальчиков.

От услышанного у меня голова шла кругом. Но один вопрос я задать все же сумел:

— Акива… Это удивительно! А почему нельзя перебраться на ту сторону мира через край?

Девочка тяжело вздохнула.

— Можно, — сказала она с грустью. — Это совсем легко. Но тот, кто перелезет через край, станет другим. У него сердце будет с правой стороны, а правая рука превратится в левую.

Я моргнул.

— Ну и что? Через натру он перелезет обратно, и все вернется!

— Ага, как же! — разозлилась Акива. — Думаешь, мы все глупые? И никто не пробовал? Когда сердце с правой стороны, ты не можешь ничего есть. Ни мяса, ни чебуреков, ни фруктов — ничего. Любая еда для тебя превратится в яд, пока не перелезешь обратно. А тут натра!

Я умолк, лихорадочно размышляя над задачей.

— А если сначала перевезти много пищи? Она ведь тоже изменится.

— Ну и сколько ты сможешь забрать? — фыркнула девочка. — Один ламарг съедает ведро травы в сег! А трава нужна свежая.

— Можно зарезать всех зверей, засолить мясо и целую натру его есть! — возразил я.

— Ага, ага, а потом умереть с голоду, когда настанет пора возвращаться, — Акива покачала головой. — Не считай нас дураками, муравей. Дешевле заплатить дань колодникам. Они тоже не дураки, и назначают как раз такую цену, чтобы племенам было выгоднее платить, а не воевать или искать другие пути.

Она встала.

— А теперь иди за мной. Я покажу самое удивительное, что есть в мире.

Мы подошли к перилам. Акива дала знак одному из мальчиков, тот протянул ей мешочек. Там оказались обычные камешки.

— Смотри, — Акива ухмыльнулась. — Внимательно.

Взяв один камешек, она подбросила его на ладони и с силой метнула в пропасть. Камень, как и полагается, полетел вниз, но вскоре замедлился, остановился и… взмыл обратно. Я чуть язык не проглотил.

Промчавшись мимо нас, камешек поднялся на высоту двойного человеческого роста, вновь замедлился, как если бы Акива бросила его вверх, и рухнул вниз. На сей раз он опустился не так глубоко, остановился, вернулся обратно, поднялся чуть выше нас, опять рухнул… И, наконец, повис в воздухе, медленно плывя под напором ветра. Я сглотнул и посмотрел на Акиву.

— Тебе никогда не хотелось летать? — спросила она.

Мы с мальчишками одновременно поняли, что затеяла дочь шейха, и разом закричали, но Акива повелительным жестом вскинула руку.

— Тихо! — рявкнула она. — Я мечтала об этом с тех пор, как отец впервые привел меня сюда. Держи крепче, муравей, — скинув ружье, она отмотала прочный тросик и протянула мне гарпун. — Я быстро вернусь…

— Не делай этого! — я схватил ее за руки. — Пожалуйста!

— Нет, сделаю, — возразила девочка. — И ты меня не остановишь.

Ее голос почти не дрожал. Оттолкнув меня, она трижды намотала тросик на запястье, покрепче стиснула ствол ружья и оглянулась.