И несть им числа...

Через двадцать минут я установил, что изменения были произведены на более глубоком уровне встроенного кода.

Предполагается, что это невозможно нигде" кроме как на заводе, и требует множества специальных инструментов и полный набор специальных секретных кодов доступа.

С точки зрения логики, предполагаемый шпион, грабитель или весельчак, по моим подсчетам, должен иметь достаточно технических навыков, чтобы украсть любое судно, стоявшее в бухте, но он выбрал недорогой прыжковый катер. Кто бы это ни был, он просто взял мой катер для увеселительной прогулки и почему-то забыл замести следы.

Через час проверки каждый индикатор ответил, что мозг в норме. Подъехавший робот долил доверху баки с горючим, пока я разбирался с мозгом. В конце концов я ввел команду снять последние воспоминания, дал катеру команду повторного старта, и тут оказалось, что он уже не помнит о «левой поездке», о перезаправке и обо всем, что происходило в промежутке между приземлением в бухте и расконсервированием. Неизвестный гений полностью перезагрузил память и поставил программу, стирающую память; программа работала отлично, жаль только, что он не позаботился наполнить баки с горючим. Я был чертовски зол.

Одно радовало: раз мозг функционировал нормально, то мог проводить дальнейшую проверку, о чем я и попросил. Было поздно, я устал и измучился и был уже готов к тому, чтобы нажать кнопку и запланировать вылет, когда зазвонил телефон. Это была Хелен.

— Я только что услышала, — сказала она. — Здорово!

— Ты правда так думаешь?

— Что-то голос у тебя невеселый.

Я рассказал ей, что произошло: о предложении Ифвина, о письме с угрозами и таинственном путешествии на моем катере.

— Но… — сказала она наконец, — но… Лайл, как ты себя чувствуешь?

— А что?

— Сегодня рано утром, когда мой лайнер приземлился в Сурабайо для промежуточной остановки, ты позвонил мне и сообщил, что твое собеседование с Ифвином будет позже, и предложил прокатиться в Сайгон. Мы сели на имперском посадочном поле, неподалеку от торгового центра. Ты сказал, что получил разрешение на посадку или что-то в этом роде. Вот, ты меня туда отвез, и я целый день ходила по магазинам, а когда вернулась в отель, где собиралась тебя дождаться, то увидела послание от Джефри Ифвина о том, что он принял тебя на работу. Я сразу же тебе позвонила — он действительно тебя взял, да?

— Да, — ответил я, откинувшись в кресле пилота. — И я сообщил тебе об этом, когда ты была в лайнере.

— Но я не летела на лайнере — ты сам привез меня в Сайгон.

— К тому же мы с Ифвином встретились в назначенное время, — добавил я.

— Ну, это тоже не правда, или ты врал мне тогда?

У меня разболелась голова.

— В любом случае ты ведь была в Королевском отеле в Сайгоне, так?

— Верно. Мы все выясним, как только тебе станет лучше. Тебя не тошнило, а?

— Нет, до сих пор не тошнило.

Могу сказать, что она обо мне беспокоилась, равно как и я о ней. Судя по всему, у меня появились большие провалы в памяти, — если не принимать во внимание, что я не мог быть на собеседовании у Ифвина и одновременно лететь с Хелен в Сайгон. После разговора с ней я проверил по бортовому компьютеру: все верно я был принят в Контек именно в то время и на тех условиях, которые отпечатались в моей памяти.

Ну что ж, по крайней мере я хорошо проведу выходные. «Королевскому Сайгону» было восемьдесят лет: его построили в честь коронации кого-то из младшей ветви японской императорской династии, взошедшего на престол для управления Кохинхиной, одного из многочисленных осколков старой французской колонии в Индокитае. Императорский дом никогда не отличался особо тонким вкусом, а представители младшего поколения оказались и вовсе чужды эстетике: «Королевский Сайгон» был помпезным и расфуфыренным донельзя, украшенным сотнями статуй и тысячами львиных барельефов, ни один из которых и отдаленно не походил на оригинальное изделие Кохинхины. Там были львы сиамские, бенгальские, пенджабские, цейлонские — какие угодно, только не из Кохинхины или Аннама. Но если вам удалось вытерпеть аляповатые краски и нагромождение скульптур, некоторой компенсацией могут послужить дорогие роскошные спальни — в такую приводят девушку, надеясь провести незабываемый вечер, не похожий на все предыдущие (что и может случиться с Хелен, принимая во внимание развитие событий).

Я повернулся, чтобы получить разрешение покинуть бухту, и в этот момент из люка над головой послышался женский голос — такой сиплый, будто его обладательница всю жизнь пила только дешевое виски и курила папиросы:

— Забудь об этом. Если Ифвин захочет, чтобы у тебя крыша поехала, то затрахает тебя до такой степени, что она никогда не встанет на место.

Первой моей мыслью было, что в верхний люк катера в поисках клиента забралась портовая шлюха — у женщины были спутанные обесцвеченные волосы, ярко-красная помада на губах, едва заметные шрамы от подтяжки кожи на лице, черные тени под глазами. — Груди тоже, наверное, перенесли не одну пластическую операцию, ибо торчали прямо перпендикулярно, как торпеды. Юбка, слишком тесная и короткая, открывала толстые ляжки с варикозными венами. Ей было как минимум шестьдесят. Обойдя вокруг стула, она встала передо мной и спросила:

— Войти можно?

Ответил катер:

— На борту обнаружен человек. Заранее вторжение не обнаружено.

— У меня с собой сканер, — сказала женщина, пристально глядя на меня. — Знала, что привлеку внимание, как только открою рот.

— Неидентифицированный человек, пожалуйста, назовите себя.

Женщина не ответила, и катер повторил просьбу, на этот раз более настойчиво.

— Мистер Перипат, пожалуйста, ответьте: вас взяли в плен?

— Ничуть, — ответил я, не спуская настороженного взгляда с незнакомки. Никак не мог решить, вставать с кресла пилота или нет. — Кто вы, черт побери?

— Меня зовут Билли Биард, и если ты собираешься отколоть очередную шуточку о бородатой женщине, не старайся понапрасну — я их все уже слышала. Ты получил мою записку сегодня утром?

— В газете, что ли? Да.

Я был скорее раздражен, чем встревожен, ибо вспомнил, что рассказывал о ней Ифвин. Я вообще ненавижу предателей — общение с человеком, работающим в Двенадцати Рейхах, действует мне на нервы, чего нельзя сказать об Ифвине, а от одной мысли об эмигранте, служащем в нацистской полиции, меня тошнит. Однако я старался не повышать голос, ибо знал, что катер запишет наш разговор.

— Так что тебе от меня нужно. Билли Биард?

— Называй меня просто мэм. Локальное предписание прыжковому катеру — отключиться.

Я услышал, как катер согласился, потом панель управления погасла, но прежде чем я успел возразить, Билли Биард сгребла меня в охапку и выдернула из кресла.

Даже без каблуков она была выше меня и сильнее настолько, что без труда могла поднять меня в воздух — что и не преминула сделать.

— В чем дело? — пискнул я.

— Мы много чего хотим узнать — начиная с вопросов, которые тебе задавал Ифвин во время сегодняшнего собеседования.

Я надеялся, что охранники Контека ворвутся в любой момент, но Морт предупреждал, что никто не будет охранять меня до тех пор, пока я не прилечу в Сайгон.

Может быть, они думали, что я уже покинул Сурабайо, поскольку не следили за движением в бухте.

— Я.., я действительно не помню все. — сказал я.

— Хочешь усложнить себе жизнь? — Она встряхнула меня, как кошка птенца. — Ты же знаешь, я могу задействовать все официальные каналы: могу арестовать тебя и посадить в местную камеру, и пусть твоя Хелен самостоятельно выясняет, куда ты запропастился. Я могу сделать тебе много всякого дерьма, и поверь, за мной не заржавеет. Держу пари, ты знаешь, что я из гестапо, потому что этот маленький поганый жидок Джефри Ифвин небось все рассказал, но он наверняка не упомянул, что я из Отдела Политических Преступлений. Думаю, тебе не нужно объяснять, что это значит.

Ей не надо было ничего объяснять. Двенадцать Рейхов в основном независимы — у них даже есть собственные гестапо, но в каждом гестапо Отдел Политических Преступлений — выше государства. Он получает деньги у местного правительства — столько сколько нужно, — но имеет свои суды, судей и исправительные заведения.