Несомненная реальность

25 ноября 1585 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

– Ну, сучьи дети! – Олег щелкнул ногтем по газете, пробив в ней дырку. – Ты только прочитай вот этот пассаж!

Бегемот перевел взгляд на пострадавшее место.

"…Думаю, сколь ни была бы противоречива и сложна та или иная фигура ростанийской истории, ее подлинная роль в строительстве и защите Пути Справедливости рано или поздно получит свою объективную и однозначную оценку.

Разумеется, однозначную не в смысле одностороннюю, обеляющую или эклектически суммирующую противоречивые явления, что позволяет с оговорочками творить любой субъективизм, "прощать или не прощать", "выбрасывать или оставлять" в истории.

Однозначную – значит, прежде всего конкретно-историческую, внеконъюнктурную оценку, в которой проявится – по историческому результату! – диалектика соответствия деятельности личности основным законам развития общества. В нашей стране эти законы были связаны с решением вопроса "кто – кого?" во внутреннем и международном аспектах. Если следовать желвачевской методологии исторического исследования, то прежде всего, по словам А.В.Треморова, надо ярко показать, как жили, как трудились, во что верили миллионы людей, как соединялись победы и неудачи, открытия и ошибки, светлое и трагическое, революционный энтузиазм масс и нарушения народной законности, а подчас и преступления.

Недавно одна моя студентка озадачила меня откровением, что-де классовая борьба – устаревшее понятие, как и руководящая роль пролетариата. Ладно бы такое утверждала одна она. Яростный спор, например, вызвало недавнее утверждение уважаемого академика о том, что-де нынешние отношения государств двух различных социально-экономических систем лишены классового содержания.

Допускаю, что академик не счел нужным объяснить, почему он несколько десятилетий писал о прямо противоположном – о том, что мирное сосуществование есть не что иное, как форма классовой борьбы на международной арене. Выходит, теперь философ отказался от этого. Что ж, взгляды, бывает, меняются. Однако, как мне представляется, долг ведущего философа все же повелевает ему объяснить хотя бы тем, кто учился и учится по его книгам: что, разве сегодня международный рабочий класс уже не противостоит мировому капиталу в лице своих государственных и политических органов?.." – Это еще что, – хмыкнул Олег, – ты дальше читай. Там про космополитизм пассаж парой абзацев ниже.

– Где? А, вижу…

"Тревожит меня и вот что: с воинствующим космополитизмом связана ныне практика "отказничества" от народной справедливости. К сожалению, мы спохватились лишь тогда, когда его неофиты своими бесчинствами мозолят глаза перед самыми святыми историческими памятниками. Более того, нас как-то исподволь приучают видеть в названном явлении некую почти безобидную смену "местожительства", а не классовую и национальную измену лиц, большинство которых на наши же общенародные средства окончили вузы и аспирантуры. Вообще некоторые склонны смотреть на "отказничество" как на некое проявление "демократии" и "прав человека", талантам которого помешала расцвести "застойная справедливость". Ну а если и там, в "свободном мире", не оценят кипучую предприимчивость и "гениальность" и торг совестью не представит интереса для спецслужб, можно возвратиться назад…" Олег выхватил "Народную Ростанию" из рук начальника канцелярии и потряс ей в воздухе, потом небрежно бросил на стол. Листы газеты разлетелись по ковру.

Народный Председатель принялся возбужденно ходить из угла в угол.

– Ну и чего ты раздухарился? – лениво спросил Бирон. – Подумаешь, еще одна преподша научных основ Пути Справедливости. Ее этому всю жизнь учили. Ты-то чем удивлен? Институт забыл? Или в первый раз эту газетенку в руки взял, что ли? Там же все такие, на голову ушибленные.

– Если не считать той мелочи, что статья вышла через три дня после моего интервью в "Новостях", я ничем не удивлен, – зло буркнул Олег. – Эта Первозванова – мелкая сошка, пустое место. Мне не интересно, что она вбивает в головы несчастным студентам. Мне интересно, какой хрен с горы дал указание поставить эту писульку в номер.

– А при чем здесь твое интервью? – насторожился Бирон.

– Ты его вообще читал? – Олег обошел стол и бухнулся в жалобно скрипнувшее кресло.

– Нет. Зачем? – начальник канцелярии пожал плечами и сдержанно зевнул. – Мы же обговаривали содержание. А мелочи контролировать – на то у меня специальные люди есть.

– Содержание мы обговаривали. А вот детали ты не знаешь. А у меня там как раз есть пара фраз насчет "космополитизма". И о том, что пора пересматривать наши отношения с Сахарой в контексте изменившейся международной политической ситуации.

– Так, – Бирон насторожился. – Под рукой есть?

– Есть. Обрати внимание на пятый вопрос.

Олег выдернул из-под кипы бумаг помятый номер "Новостей" и кинул ему. Начальник канцелярии на лету подхватил газетную тетрадку и зачитал вслух:

– "…современная Сахара разительно отличается от той, что была полвека назад.

Классовая борьба пролетариата сделала свое дело: владельцы заводов и фабрик поняли, что им выгоднее жить в мире со своими работниками. Современное капиталистическое производство учитывает интересы не только собственников, но и наемных рабочих. Профсоюзы защищают права пролетариата настолько эффективно, что даже забастовки в настоящее время достаточно редки. Фактически капитализм мирно, эволюционным путем, инкорпорировал в себя многие идеалы Пути Справедливости.

Полагаю, в относительно недалекой исторической перспективе можно говорить о конвергенции двух политико-экономических формаций, их схождению к одной исторической сущности, гармонично включающей в себя элементы обеих систем.

Разумеется, и для народной экономики Ростании необходимо задействовать многое из южного опыта. Очень аккуратно, с учетом исторических реалий и далеко не все, но, тем не менее, задействовать.

Интеграция в мировую экономику на современном этапе чрезвычайно важна для нас.

Закрывать глаза на то, что мир меняется, чрезвычайно опасно, и многое из того, что ранее называлось космополитизмом, на самом деле требует переосмысления с современных позиций…" – Ну ты даешь, фокусник, – усмехнулся Павел. – Разумеется, на тебя сейчас всех собак спустят. Ты-то на что рассчитывал после таких заявлений? Думаешь, Нарпред – и все, твори что хочешь? Знаешь, сколько по стране таких первозвановых?

Сидящих на тепленьких местечках преподавателей политэкономии, инструкторов, профоргов, общественников и на прочих непыльных местечках? Десятки, а то и сотни тысяч, целая армия! Они в жизни полезным трудом не занимались, только другим рассказывали, как хорошо простому человеку жить у нас и как плохо – у них. А ты под них копаешь, почву из-под ног выбиваешь. Куда они пойдут в случае чего? Да они тебя в клочья порвут за свои зарплаты.

– Пашенька, – Олег наклонился вперед, губы искривила злая улыбка, – я не младенец. Я знаю все это как минимум не хуже тебя. Того надутого болвана, что у нас на истфаке на четвертом курсе научную философию преподавал, я до сих пор помню. И именно его я держал в голове, когда продумывал, что говорить буду.

– Ну и что тебе не нравится? – осведомился Бирон. – Я так понимаю, именно такой реакции ты и ожидал, провокатор. От меня-то тебе чего надо?

– Ожидал, – согласился Народный Председатель. – Да только не через три дня и не в центральной газете. Так что от тебя, друг мой любезный, мне нужна информация.

Кто на самом деле эта госпожа Первозванова, кто за ней стоит, кто дал указание напечатать письмо… Понял? А потом… – Он сделал движение, словно скручивал голову курице. – Если они хотят открытой войны, они ее получат. Устал я от подковерных игр. В конце концов, меня всенародным голосованием выбрали…

– При помощи Хранителей, – хладнокровно уточнил Бегемот. – Точнее, того кадра, который тебе в том мире явился. Жа… Жабо?

– Джао, – внезапно Олег как-то погас. Он откинулся на спинку кресла, его взгляд сделался сонным, напряжение сошло с лица. – Да, Джао. И Робин.