Мир приключений 1968 № 14

Значит, если бы люди узнали, где нефтяная река уходит под морское дно, они получили бы множество великое пудов. Поставь на пути нефти запруду, и она потянется вверх, зальет все вокруг. Наполняй ею сколько угодно бочек, чанов, сосудов, тулуков, грузи на корабли! А в каком месте рыть шахту или проход, укажут масляные пятна у берегов, пузырьки газа на воде.

Быть может, ему суждено выведать у подводного царства секрет, совершить то, о чем мечтал Михаил Васильевич. Андрей помнил его слова:

Он отыскал на палубе Карла, выложил ему свой план.

— Смело, дружище, больно смело! Только не проще ли выпустить из моря всю воду и добраться до нефти? И охота тебе загонять ежей под черепок? — сощурил глаза Карл.

— Не веришь, что можно шахту под морским дном прорыть?

— И в это тоже.

— Побывав в Сибири, судил бы иначе, — сказал Андрей. — На Змеиногорском руднике глубокая подземная штольня есть, и по ней две версты бежит вода, пущенная из плотины. А в шахте высотою в девять сажен стоит циклопическое колесо. Система сия затопленные рудники осушает. Строил ее механикус Козьма Фролов.

— Ширван с Сибирью не равняй. Дома, братец, и стены помогают.

— Это так, — подтвердил Андрей. — Но работящих и сметливых людей всюду хватает.

— Допустим, доберешься до той нефти, одаришь ею бакинцев, а России какой прок будет?.. За морем телушка — полушка, да рубль перевозу…

— Мыслю нефть по морю и Волге без бурдюков и бочек возить. Читал я, что тыщи лет назад на Евфрате нефть в лодки, обмазанные асфальтом, наливали. Были эти лодки сперва круглыми, сбитыми из стволов акаций, потом их стали делать вытянутыми, с килем. По триста пудов в каждую такую посудину зараз грузили. А нам под силу суда с большими трюмами строить. Хранить ее в России с давних времен умели. На московских складах по двести пудов кизылбашской нефти [16] держали.

— И ханы, полагаешь, мешать перевозке не станут?

— Убежден, что союзу нашему с Ширваном крепнуть. Все одно жители его у России защиты от персидских и оттоманских сатрапов будут искать.

— Упрямого не переспоришь — горько улыбнулся Карл. — Но для чего тебе, чудак человек, столько нефти?

— Чтобы повсюду нефтяные машины работали, чтобы тяготы с человека сняли.

— Все суета сует, — сказал Карл. — Умен ты, Андрей, а на мир сквозь пелену глядишь, не хочешь его в истинном свете видеть. Коли завершишь удачно свое начинание, скажи, кто на твою машину позарится? С дешевым крестьянским трудом ей не соперничать. Ну сделает тебя императрица придворным изобретателем, чужеземным послам на потеху твою механику будет показывать. Один такой изобретатель у нее есть — Кулибин. Но Кулибин из простонародья, а ты дворянин. Честь невелика…

— Служить отечеству — выше чести не знаю!

— Я выскажу тебе все. Диковинные часы для забавы Кулибину дали построить, а его прожект арочного моста через Неву так и остался прожектом.

— И как же надлежит поступать?

— Твердо стоять на земле. Создавать то, что встретит одобрение и даст верную пользу.

«Облегчить труд по нас грядущим!» — вспомнились слова Ползунова. Карл предлагал изменить им во имя благополучия и спокойствия. Андрей подумал о том, что Карл заметно изменился. Слишком трезво он стал смотреть на жизнь. Что повлияло на него? Их встреча с Потемкиным, карьера Войновича или служба в садовом хозяйстве?

— Твоя правда не для меня. От своего я не отступлюсь, — сказал Андрей.

…26 июля на рассвете корабли вошли в бакинскую гавань. С крепостных стен их приветствовали залпом из одиннадцати пушек.

Эскадра салютовала в ответ.

«Жребий сей я вытянул сам»

Корабли стояли на рейде, но шлюпки между ними и берегом ходили редко. Войнович запретил команде оставлять суда. Бакинскому хану, явившемуся на флагманский фрегат, он сказал, что прибыл для учреждения коммерции и приведения ее в порядок.

— Мы рады дорогим гостям, — вежливо ответил тот.

Войнович дал понять, что будет вести переговоры только с самим Фатали-ханом.

На четвертый день из Кубы приехал нарочный посол. Он передал командиру эскадры поздравление и приветствие от своего господина, сообщил, что скоро Фатали-хан будет а Баку. Войнович выслал навстречу ему своих представителей — Габлица и Михайлова.

Увидев Андрея и Карла, Фатали-хан поднялся, усадил их рядом с собой.

— Гора с горой не сходится, а человек с человеком… — Он вспомнил давнюю встречу с ними и Гмелиным.

Переговоры велись на берегу, близ крепости. По окончании их Войнович возвращался на корабль, Фатали-хан уезжал во дворец Ширван-шахов.

Фатали-хан старался быть почтительным и тактичным, но дерзость и заносчивость Войновича сердила его.

«Граф, обжегшись на горячем, дует на холодное», — подумал Андрей. Он и Карл находились при Войновиче в качестве переводчиков.

Войнович ждал от Фатали-хана ответа за все потонувшие суда, настаивал на полной компенсации и выдаче гарантий. Напрасно Фатали-хан уверял, что пираты выходят из персидских портов и наносят убытки не только русским, но и азербайджанским купцам. Войнович не слушал его. Было очевидно, что несколько судов потерпели бедствие в шторм, однако Войнович желал получить возмещение и за них.

Командир эскадры был непреклонен. Он требовал отмены всех пошлин, оказания привилегий российским купцам, уничтожения шхун и сандалов, принадлежавших азербайджанским торговцам. В противном случае Войнович грозил обстрелять город.

Фатали-хан побелел от этих речей, но сдержал себя. В голосе его была обида:

— Мы обращаем свой взор к России и жаждем присоединиться к ней. Она всегда была нашей заступницей, поэтому действия ее офицера нас удручают, — сказал Фатали-хан.

В гневе Войнович продолжал возводить обвинения, одно нелепее другого. Андрей и Карл старались при переводе сгладить впечатление от его угроз, опускали бранные слова. Они сделали попытку образумить командира эскадры. Начал разговор Карл, но стоило Войновичу цыкнуть на него, как он умолк. Андрей не отступил. Он сказал Войновичу, что его требования и грубость идут не на благо отчизне, а во вред ей, позорят российский флаг.

— Протяну обоих под днищем! — рассвирепел Войнович.

Он приказал арестовать Михайлова, а Габлица отстранил от переговоров.

Карл был встревожен.

— Покаемся, Войнович отходчив, и все образуется. Ты же знаешь, как он влиятелен.

— Ни за что! — Андрей взглянул на Карла с сожалением.

Бесчинства Войновича вызвали глухой ропот у офицеров. Это не укрылось от капитана, и он стал любезней при встречах с Фатали-ханом.

Вскоре заключили торговое соглашение.

Оскорбленный Войновичем Фатали-хан не дал воли своим чувствам. Даже от приближенных он скрыл, как вел себя командир эскадры, умолчал об его угрозах. Тонкий и дальновидный политик, Фатали-хан считал, что из-за неразумного и грубого посланца императрицы было бы глупо ссориться с Россией и возбуждать свой народ против ее народа. Втайне от Войновича он послал гонца в Петербург с письмом к Екатерине. Фатали-хан заверял ее в неизменной преданности и дружбе и жаловался на командира эскадры, допустившего «худые поступки и злообращательное поведение».