Самосожжение

Я вздохнул и, подойдя к Алине, мягко обхватил ее голову ладонями и прижал к себе.

Юрик затих между нами, но ненадолго - тут же замолотил руками и ногами, и мать поставила его на пол.

Я обнял Алину, коснулся губами ее щеки.

Ты у меня совсем ещё молодая... - шепнул я.

Она с недоверием покосилась на меня, слегка отстранившись. Я тоже напрягся, ожидая, что сейчас она, как обычно, произнесет свою излюбленную, вроде бы кокетливую, но на самом деле очень ехидную фразу: "Неужели? Можно подумать..."

Она, однако, молчала, все так же пристально глядя на меня.

А разве же не молодая? - как бы искренне удивился я, на самом деле провоцируя ее, хотя и подсознательно.

Она мягко, с оттенком легкой печали усмехнулась и заметно расслабилась, стала не такой напряженной.

- И ты у меня красивая... - Я снова хотел быть искренним.

- Старуха, - полушутливо перебила она, сдержанно принимая мою ласку. Целых тридцать пять лет!

- А я говорю: красивая... - А где Юрик? - спохватился я. - Что-то он притих...

Друг за дружкой мы торопливо пошли из кухни. В прихожей мы разделились каждый заглянул в свою комнату.

- Ах, вот он где!.. - Я остолбенел на пороге.

Юрик сидел за моим письменным столом и, высунув язычок от усердия, замазывал белым чертежным штрихом текст рукописи, начисто перепечатанный мной накануне.

Алина вынырнула из-под моего плеча, ойкнула и метнулась к Юрику:

- Ты что делаешь, разбойник?!

Я остановил ее:

- Не надо. Теперь уж все равно... Пусть мажет...

Я хотел было вернуться в кухню, куда и Алина должна была прийти, потому что мы так и не позавтракали, но по пути сказал себе, что, если сейчас я сверну в другую комнату и Алина сама по себе пойдет за мной, значит, тут мне и надо поговорить про письма. Лучшего времени у нас не будет. Пока Юрик занят не то редактурой, не то цензурой. Пока в школе Гошка. Пока в доме стоит редкая тишина, - видно, потому она и установилась, что была не к добру...

Я свернул в комнату, и Алина, оставив Юрика, тотчас пошла за мной. Я сел на край продавленного кресла.

- Аля... - Я посмотрел на нее, бочком присевшую в старое креслице. Что-нибудь случилось?

- Да нет... - Она пожала плечами, уводя взгляд в сторону. - Все в порядке.

- Хм, все в порядке... - Я накалялся, но сдержал себя. - Тошнит?

- Немного...

- Что же ты думаешь делать?

Она не выдержала моего взгляда, потупилась.

- А ты считаешь, что у меня есть выбор? - спросила она.

- По-моему, да. - Я, конечно, хитрил, чтобы не отбивать у нее надежду. Ведь раз на раз не приходится. Токсикоз еще ни о чем не говорит. Роды могут быть совсем безопасными.

Она улыбнулась. Но не снисходительно, что было бы вполне справедливо, а вроде как сочувственно. Она знала, что я хотел завести еще одного ребенка.

- У меня весной государственные экзамены, - торопливо сказала она, оправдываясь передо мной. - Я должна сдать. Мне больше не разрешат взять академический. Я и так уже три раза брала. Из-за Юрика...

Я подавленно молчал. Дело не в экзаменах, мысленно сказал я себе. И не в токсикозе. Большая часть женщин испытывает токсикоз, и теперь это становится нормой. Все дело в том, что Алине просто не хочется иметь еще одного ребенка. Если бы она хотела - все аргументы были бы в пользу этого желания. Да и она сама чувствовала бы себя совершенно иначе. А так - у нее даже силы воли нет...

И неожиданно для себя я произнес все это вслух, гневно глядя на Алину.

Она долго молчала, потупившись. Потом тихо произнесла:

- Мы не имеем права... Такая сложная теперь жизнь...

Вот и все аргументы, подумал я. Не мог я так быстро совладать с собой, чтобы сказать ей хоть что-нибудь такое, от чего у обоих отлегло бы на душе. Это лишь позднее, чаще всего поздней ночью, осоловело глядя в темень комнаты, я вспомню все свои разговоры с Алиной, праведные и неправедные, и стану клясть только себя одного.

По счастью, в эту минуту, выводя нас обоих из оцепенения, кто-то дернул за ручку двери. Три раза подряд. Да кто же еще, как не Гошка! Это был наш условный сигнал. Чтобы не будить Юрика звонком.

- Братка пришел из школы! - ринулся Юрик в прихожую.

Алина глянула на меня. В ее взгляде уже не было враждебности, как минуту назад. И мы устремились к двери.

Лицо Гошки было вялым.

- Что-нибудь случилось? - быстро спросил я.

- Ничего... - Гошка понял, что напугал нас внезапным приходом. - Правда, пап, ничего! Все в порядке...

- Вы как сумасшедшие! - взорвался я. - Вам плохо, а вы твердите одно и то же: "Все в порядке!.. Все в порядке!.." Какой же это, к черту, порядок?!

- Извини, пап...

Гошка будто лишь теперь вспомнил, что эта фраза: "Что-нибудь случилось?" была для нашей семьи своего рода паролем. И нужен был конкретный ответ. Мы так и стояли у дверей. Трое - в прихожей, четвертый - на лестничной площадке. И трое ждали ответа.

- Голова разболелась... - уныло сказал Гошка и шагнул наконец через порог.

- Так быстро? - глупо удивился я, глянув на часы.

- Утром было ничего, - уже и оправдывался Гошка, снимая с себя куртку, - а на алгебре разболелась...

"Господи! - мысленно ужаснулся я. - Неужели я такой деспот, что даже в подобной ситуации передо мной нужно оправдываться?!"

- Послушай, сынок... - я мягко поймал руку Гошки. - А может быть... ты курил опять, а?

Гошка выдержал мой взгляд и покачал головой из стороны в сторону. Он страдал, что я до сих пор не верю ему. Ну было такое. Просто баловался он. Две-три сигареты. На переменах. Чтобы не выделяться.

- Есть хочешь? - спросила мать.

- Нет. Разве что чаю...

Они гуськом потянулись на кухню - Алина, Гошка, Юрик. Я остался в прихожей один. Я слышал, как старший сын удивился:

- Так вы еще не завтракали?

- Мы долго делали гимнастику, - насмешливо сказала Алина. - Закаляли себя против стрессов. Чтобы все было в порядке...

Я подумал, что так и не спросил Алину про письма...

Я сидел за своим столом, подперев дверь старым креслом, что спасало меня от набегов Юрика. Работа не шла на ум. Я все время думал о письмах. Как ни странно, я просто боялся спросить жену, почему она их порвала. Неясность еще давала мне надежду. А если жена скажет правду... То сеть я, конечно, не знал и даже не мог предположить, что это за правда такая и кто ее выдумал, но уже догадывался, что сама по себе жена не могла это сделать и никакие ссоры не привели бы ее к такому решению или импульсивному