Рифтеры (Сборник)

Девочка, бросившая камень, куда‑то исчезла.

– Может, так и лучше, – заметил старик. – Лени Кларк была слишком... даже ваши антидепрессанты на нее, кажется, не действовали.

– Лени? Ее так зовут?

– По‑моему, да. По крайней мере, это имя она упоминала во время одного из своих... видений. – Он искоса взглянула на парящий суррогат Перро. – И куда она отправилась?

– Не знаю. Пока никаких достоверных свидетельств того, чтобы ее кто‑то видел, мне найти не удалось. Только слухи. – «Но ты‑то, разумеется, все о них знаешь». – Может, она уже умерла.

Индус покачал головой.

– Океан большой, Амитав. Акулы. А если у нее были... какие‑то приступы...

– Она не погибла. Возможно, когда‑то Лени хотела умереть. Но теперь...

Он все смотрел вдаль. На востоке, за скопищем людей, вытоптанными кустарниками и башнями небо краснело прямо на глазах.

– А теперь ваша удача закончилась, – сказал Амитав.

ИСХОДНЫЙ КОД

Карта тлела на экране еще с предыдущей ночи. Те­перь рядом с ней стояла Джовелланос, готовая к атаке.

– Почему ты ничего не сказал?

Сверкающее кровавое пятно тянулось по берегу от Вестпорта до Копалис‑Бич.

– Элис...

– У тебя зона заражения размером с город! И давно ты о ней знаешь?

– С прошлой ночи. Я тут подтянул некоторые корреляции и прогнал их через уже имевшиеся данные, ну и...

Она грубо его прервала:

– И ты вот так всю ночь сидел? Боже, Кайфолом, ты совсем рехнулся? Надо вызывать войска, причем срочно.

Ахилл уставился на напарницу:

– А с каких пор ты у нас в пожарной бригаде? Ты же знаешь, что произойдет, как только мы отправим информацию наверх. Мы же даже не знаем, что Бетагемот делает, и...

Увидев выражение ее лица, он резко умолк.

Дежарден осел на стуле. Его заливал красный свет, кровоподтеками стекая с экрана.

– Все так плохо?

– Хуже.

* * *

Комковатая радуга, нить сгруппированных бусин, обернутая вокруг себя самой: пурины, или пирамидины, или нуклеотиды, или вообще черт знает что.

Исходник Бетагемота. Ну или часть его.

– Это даже не спираль, – выдавил наконец Ахилл.

– У него есть небольшой левосторонний загиб. Но не в этом дело.

– А в чем?

– Пиранозильная РНК. Более сильные пары Уотсона–Крика, чем у обычной РНК, и эта гораздо избира­тельнее в конъюгации. Например, последовательности, богатые гуанином, не скрещиваются друг с другом. Шестистороннее кольцо.

– По‑английски, Элис. И что с того?

– Оно размножается гораздо быстрее вещества в твоих генах и при этом допускает гораздо меньше ошибок.

– Но что оно делает?

– Просто живет, Кайфолом. Живет, ест и, похоже, делает это лучше чего угодно на Земле, поэтому мы или искореним Бетагемот подчистую, или можем попрощаться с биосферой.

Дежарден не мог в это поверить:

– Один микроб? Как такое вообще возможно?

– Во‑первых, его ничто не ест. Клеточные стенки почти что неорганические, в основном там кучка сернистых соединений. Помнишь, я рассказывала тебе, как некоторые бактерии используют вывернутые аминокислоты, чтобы сделать себя несъедобными? А тут все в десять раз хуже – кто бы ни решил сожрать эту хрень, из‑за минералов он даже не признает ее за еду.

Дежарден закусил нижнюю губу.

– Но погоди, еще не все, – продолжила Джовелла­нос. – Эта штука – настоящая черная дыра по усвоению серы. Не знаю, где Бетагемот научился таким трюкам, но он выкрадывает ее прямо из наших клеток. У него есть какой‑то аналог листериолизина, который предохраняет серу от лизирования. А при таком раскладе прекращается перенос глюкозы, синтез протеинов, метаболизм липидов и углеводов – сука, он вообще все пускает под откос.

– Уж серы‑то у нас в избытке, Элис.

– Ну да, сейчас ее полно. Мы даже газы ей пускаем, нам лень даже подсчитать рекомендованную ежедневную дозу. Но вот этот, как его, Бетагемот, ему сера нужна больше, чем нам. И он быстрее размножается, быстрее жует, и поверь мне, Кайфолом, через пару лет серы ста­нет не хватать, а эта дрянь оккупирует весь рынок.

– Да это просто... – Соломинка всплыла на поверхность разума, и Ахилл за нее ухватился: – Почему ты так уверена? С чего? Ты же думала, что у тебя даже данных для работы не хватает.

– Я ошибалась.

– Но... ты же говорила, нет фосфолипидов. Нет...

– У него нет этих веществ. И никогда не было.

– Что?

– Он простой, настолько простой, что, черт возьми, почти неуязвим. Нет двухслойных мембран, нет... – Джовелланос взмахнула руками, словно сдаваясь. – Да, я действительно думала, что они нахимичили с образцом, чтобы я не украла промышленные секреты. Может, даже отфильтровали какие‑нибудь вещества, каким бы глупым это ни казалось. Корпы и тупее штуки выкидывают. Но я ошибалась. – Она нервно провела пальцами по волосам. – Все было на месте. Все. И знаешь, почему, как мне кажется, они все‑таки нахимичили с образцом? Боялись того, что эта штука может выкинуть в первозданном виде.

– Блин. – Дежарден внимательно рассматривал бусины, вращавшиеся на экране. – Значит, мы или остановим эту хрень, или будем есть из циркуляторов Кальвина всю оставшуюся жизнь.

Глаза Джовелланос светились, словно кристаллы кварца.

– Ты так ничего и не понял.

– А что еще мы можем сделать? Если он подрежет всю биосферу на корню, если...

– Ты думаешь, дело в защите биосферы? – закричала она. – Думаешь, им не наплевать на гибель окружающей среды, если можно синтезировать себе путь из пропасти? Думаешь, они запустили такую процедуру зачистки, чтобы защитить дождевые леса?

Ахилл уставился на нее.

Джовелланос покачала головой:

– Кайфолом, эта штука может проникать прямо в наши клетки. Циркуляторы Кальвина – ерунда. Серные добавки не помогут. Ничего из того, что мы принимаем внутрь, до метаболизма пользы не приносит – и что бы мы ни съели, как только оно проникнет сквозь кле­точную мембрану... там уже Бетагемот, прямо в первых рядах. Нам уже повезло больше, чем мы того заслужи­ваем. Конечно, здесь он не столь эффективен, как в гипербарических условиях, но это значит лишь то, что местные могут побить его в девяноста девяти случаях из ста. И...

И кубики все катились и катились и в сотый раз приземлились прямо на берегу Орегона. Дежарден понимал расклад: при достаточных количествах микробы сами устанавливают правила. Теперь под солнцем появилось место, где Бетагемоту не нужно подстраиваться под чей‑то еще мир. Он создавал свой собственный: триллионы микроскопических преобразователей уже работали в почве, меняя кислотный и электролитный баланс, лишая преимуществ местных жителей, столь прекрасно приспособленных к тому, как все развивалось раньше...

Перед Ахиллом разворачивались все катастрофы, которые он когда‑либо видел, вместе взятые, очищенные, низведенные до голой сущности. Хаос разразился, и, возможно, его уже было нельзя остановить: маленькие пузыри вражеской территории станут разрастаться вдоль берега, потом на континенте, а затем по всей планете. В конце концов ситуация достигнет критической точки, кратковременного равновесия, представляющего интерес для теоретиков, когда пространство внутри и за пределами пузырей станет равным. А мгновение спустя Бетагемот вырвется наружу, превратится в новую норму, обступающую со всех сторон сужающиеся на глазах ниши какой‑то иной, уже никому не нужной реальности.

Элис Джовелланос – бунтарка внутри Системы, лицо безликих, непоколебимый защитник прав личности – смотрела на Дежардена с гневом и страхом в глазах.

– Любыми средствами, – сказала она. – Любой ценой. Или у нас точно больше не будет работы.

НАДВИГАЕТСЯ БУРЯ