Начало тьмы (СИ)

…Страх… Только страх и истерия — но больше страха… Нет, не испуг — ужас выбирался наружу, раздирая душу паучьими лапами… Он не пускал вперед, стискивая внутренности, замутняя взгляд — дракон!! Дракон!!! Человек изнемогал… Две могучие силы боролись сейчас в его мозгу, сметая все привычные путы — и, стиснутый неимоверным давлением, он за очень короткий срок постиг очень многое. Этот страх — не его. Мрогвин, это скопище призраков, запечатленных мертвой средой ПУВ, транслировал ему чувства всех людей базы! «Ну, смертушка…» — что-то дремучее проснулось в памяти, выразив себя былинным слогом. Отари словно очнулся от кошмара, узрев вокруг прозрачную синеву… Мгновенно крутнувшись, увидел станцию, уже не золотую — просто тусклый стальной саркофаг с кривящимися дрожащими очертаниями. Словно под водой бывает марево… И тут же вспомнил, что это вовсе не вода. База была неприступна — то, что ее окружало, было хуже, много хуже какого-то там дракона. Инар должна быть там — во власти этого холодного ужаса! Если она… Он с ненавистью оборвал себя, в мгновение ока устремившись к громаде базы. Не думать… Не! Думать! Иначе! Поздно! О…

…Станция словно издевалась, она не приближалась ни на метр, словно мираж — Отари не мог понять причины, и с остервенением все прибавлял и прибавлял. Он дойдет… Спасет… Интонация вдруг стала плачущей — навзрыд. Он найдет… найдет ее… Словно убеждая себя в невозможном… Уже невозможном. Но станция — вот она, близко, там есть все, что необходимо, неужели никто не позаботиться… Эш Бронтом, проклятущий рамолик, ты мне ответишь!

…Бессильная угроза затихла жалким эхом — судьбу не уговоришь, она больше, чем бог и даже дьявол…

…И вот, с медлительной безжалостностью палача первая черная трещина прорезала тело базы вдоль. Отари умер на вдохе — одни глаза сейчас жили… жили…

База агонизировала — мучительно, в облаках пузырей и беспорядке осыпающихся осколков — оторванная чаша лаборатории, оторвавшись, уходила в глубину, а базу трясло, как землетрясением — вот пошла вторая трещина… Клубы пузырей скрыли ее — оболочку продолжало корежить, словно жертву остервенелого садиста… И Отари понял, что происходит перед ним. Мрогвин, создание людей, напал на базу…

…Человек отключился в Отари Ило, остался только бесстрастный наблюдатель, оцепенело следящий за саморазрушением идола. Вот полетели сверху листы обшивки — базу уже вовсю раскачивало на стебле, и она с каждым разом грузно оседал все глубже, словно вбивала себя в пасть океана. Отари начало мотать в поднятом волнении — база плясала перед глазами, а он все не отводил их, с недоумением самоубийцы рассматривая вытекающую из вены жизнь… В глазах потемнело одновременно с болью, пронзившей затылок — но ему было все равно. Его тень, отраженная в матрице ПУВ, брала верх — как и везде на этой планете. У него ничего уже нет — мыслей о будущем, надежды, страха… Ничего. Идол низвергнут в пучину. Низвергнут собственной тенью. Он ведь был только позолочен… Настоящей была лишь тьма.

Эпилог

…И опять он видит склонившееся над ним лицо — бесконечно милое, с мокрыми глазами и носом… «Отари, Отари, ну что же ты, ну посмотри… Ну очнись, Отари! Пожалуйста!» Но, конечно, он не верит в это. И закрывает глаза, чтобы очутиться в благословенной тьме. Она одна — настоящая, все остальное — сон, химера… Однако назойливый голос не дает покоя, он упрашивает, он плачет, он ругается жуткими словами — вот скверная девчонка… И на лице мокро — это неприятно, как будто он плачет… Нет, не он… Конечно…

Тупая неопределенная боль шла откуда-то снизу — но тела не ощущалось. Была только боль — фантомная боль на месте отсутствующей части… Всего тела. Для интереса он попробовал пошевелить рукой, ничего не почувствовал — но голос вдруг прервался. Затем послышался какой-то шепот, из которого можно было разобрать лишь: «Шевелится… он слышит? Чего же…» «Ну, слышу», — устало подумал Ило. Да, так его зовут — Ило. Отари Ило. Тьма приятно расслабляла, он не мог противится ей, и вскоре вновь провалился в мягкий мешок беспамятства.

…Следующего раза он ждал с некоторым нетерпением. Было темно — обыкновенно темно, как бывает в помещении, где выключили свет, и он смутно различал прячущийся в тени потолок. «Ночь…» — решил он. Почему-то у него не возникло вопроса, где он находится. Тела он по-прежнему не чувствовал — только плечо чесалось. И, когда из распахнувшейся двери хлынул поток света, он впервые обрадовался — тому, что кто-нибудь, наверное, почешет. И первой же фразой, которой он огорошил дежурную медсестру, было невнятное: «Почешите мне там… пожалуйста».