Рабы свободы

Здесь же был куб. Обычный белый матовый куб, покоящийся в центре дна воронкообразного раскопа. Никакого рисунка. Что ж, возможно, подсознание сочло, что истинное величие должно заключаться в предельной простоте. Ответ всё равно знает только оно. В результате ассоциативной сцепки выдаёт неожиданные термины, и приходится ими пользоваться сознательно.

Вход. Открытый всё ещё. Чёрный квадратный проём ровно в центре одной из граней куба. Чернота абсолютна.

Он (она!) должна была вступить во тьму ПЕРВОЙ. Так было решено изначально, и даже легионеры не пытались спорить. Всё равно ничего не произойдёт прежде, чем все три пары не окажутся по ту сторону входа...

Но тем не менее она была категорична в своём желании войти первой. Когда-то ЕЙ было даровано первой из всех людей Земли превратиться в сверхсущество, и право первенства она никому не уступит.

Мужскому телу пришлось взяться мускулистыми руками за края входа, и оно застыло лицом к лицу, глаза в глаза с вселенской Тьмой. Почему-то осязание ожидало замогильный холод, но ничего подобного пальцы не ощутили. Температура и белой, и чёрной составляющих внешней оболочки Храма была «никакой». Скорее всего – идеально соответствовала температуре тела. Звуков изнутри никаких не доносилось. Ветерком не тянуло...

«Порог» входа был на уровне талии. Сам вход был не высоким, верхняя кромка лишь чуть выше макушки пришлась. Половина тела, ВЫШЕ пояса, придвинулась вплотную, а оставшаяся, НИЖЕ пояса, прижалась к белой поверхности. Осталось лишь оттолкнуться от песка, от почвы, помочь руками и рывком вбросить себя в непроницаемое взглядом, неизведанное прочими чувствами ничто-нигде-никогда...

В этот момент Сэссил неожиданно вспомнился Ты. Эта странная сущность, выбившаяся из всех известных подвидов человечества. Новоявленную сверхсущность, напрочь лишённое самостоятельных «думательных» нитей МЫ, условно именуемое Легионом, – неизвестной «картой» уже не назовёшь. Не вписавшийся ни в какие схемы Ты бесследно исчез после первой экспедиции... Отыскался даже бывший сегмент памяти Я-Мы, унаследовавший Сад равновеликой Эллен Литт-лсон и окончательно превратившийся в равновеликую полусущность, более недоступную влиянию нитей Семьи. Но Ты – пропал, будто его и не было. Но ведь он был, БЫЛ!

Если бы не он... Если бы не он, никакого соглашения о слиянии желаний всех частей человечества – просто быть не могло. Обладающий способностью тотально экранировать себя и многими другими запредельными талантами, этот внезапно появившийся на авансцене событий индивид фактически разрушил единый монолитный организм семьи. Он же – спутал все планы Легиона. Он же – влез в доверие к Избранным, никогда никого не допускавшим близко к своему сообществу. Он же – кардинально изменил мировосприятие индивидуумов, благодаря чему Метафедерация и ПРЕС-С тоже сели за стол «переговоров»...

В конце концов, если бы вездесущего Ты не существовало вовсе, она бы сейчас не это мужское тело образумливала и не в этой точке стояла, твёрдо намереваясь перевернуть МИР, а по-прежнему пряталась от САМОЙ СЕБЯ в глухих уголках запределья.

Её нашли пару месяцев реального времени назад, весной.

Далеко не первый год, после спонтанного побега из муль-тисети миров, она скрывалась. Суд собственной пробудившейся совести, самый строгий суд из возможных, осудил её на пожизненное изгнание и тем самым обрёк на адовы муки. ОБЪЕКТИВНОЕ ПОНИМАНИЕ происходящего в сочетании с невозможностью вернуться во времени назад и исправить содеянное – палачи профессиональнейшие, лучших не сыскать.

Скорая смерть тела даже не рассматривалась в качестве варианта наказания. Это было бы слишком мягким приговором.

Тело-носитель, чудом разысканное и сохранённое живым тело её собственной дочери, давным-давно растворившейся в океане слившейся памяти, было теперь старушечьим, но ещё тянуло, влачило, цеплялось за жизнь. Когда-то она, сорокапятилетняя затурканная тяготами жизни баба, смертельно завидовала собственной дочке, её молодости и свежести, любящему мужу-красавцу с солидным состоянием. Ей самой так не повезло. Мать-одиночка, плохо оплачиваемая работа, куча болезней, крохотная квартирка... Она нашла способ наверстать упущенное, начав новую жизнь. Она создала компанию, объединившую таких же не очень молодых, не очень умных, не очень удачливых женщин. Жаждущие хоть какого-то утешения, они пытались найти его друг у дружки. Собирались вместе, плакались в «жилетки», мечтали о сказочных переменах в тяжкой женской доле, перемывали косточки обидчикам и обидчицам... «В сорок пять ягодки опять», но богатые принцы этого в упор не замечали. И однажды ОНА, именно она сказала: ХВАТИТ. Здесь, на бренной земле, счастья нет, оно есть только на небе. Давайте отправимся туда. Но прежде чем отправиться – ОТОМСТИМ всем, кто с нами поступал плохо.

И они начали мстить. С истинно женским коварством. Они не резали глотки, не разваливали черепа, не стреляли в упор. Они травили, подстраивали крушения, инспирировали несчастные случаи... Никто не мог даже помыслить, что тихие клондайкские домохозяйки и мелкие служащие – на самом деле коллективный маньяк-убийца. Обычно маньяки – одиночки, и в основном мужчины. Эти женщины сумели стать ГРУППОЙ, обуянной единой манией. Они убивали повсюду, и уже не только тех, кто унизил или оскорбил лично какую-то из них. Общее ДЕЛО сплотило их, спаяло и превратило в идеальную команду подпольных террористок.

Наконец-то в их никчемных доселе жизнях появился СМЫСЛ. Их эго мстили другим эго, так или иначе ограничивавшим их свободы. Они не оставляли ни шанса на свободу тем, кто лишал их свободы самореализации.

Они ухитрялись оставаться НЕУЛОВИМЫМИ почти три года. И сами не заметили, как выработавшиеся умения понимать друг дружку с полуслова, с полувзгляда, с полужеста – переросли в нечто БОЛЬШЕЕ. А когда в «стаде» наконец-то завелась неизбежная паршивая овца, и это «слабое звено», в котором проснулась эфемерная категория «совесть», заложило их полиции – нечто большее окончательно ОФОРМИЛОСЬ.

В тюрьме, после повальных арестов, где обалдевшие стражи порядка, цепные псы «демократического» социо рассадили их по одиночкам в ожидании суда («СЕКТАНТКИ-УБИЙЦЫ!!!» – более крупной сетевой сенсации в тот год не предвиделось.), – они СЛИЛИСЬ в ЕДИНЫЙ РАЗУМ. Они настолько не хотели расставаться, что ни стены, ни решётки, ни надзирательницы не смогли встать на пути душ, яростно стремящихся в объятия к РОДНЫМ душам...

Первыми сегментами «со стороны» были несколько надзирательниц. Для совершения побега телам необходимы были пособницы...

Потом присоединились некоторые индивидуумы из заключённых. К моменту совершения массового побега из было ТРИСТА ТЕЛ. Причём какое-то их количество в тюрьме уже не находилось – стоило только дотронуться до родственницы, приходившей на свидание, или коснуться адвокатессы. Свою дочь она склонила позднее – мерзавка ни разу не навестила мать в тюрьме.

Потом произошло то, что произошло. Десятилетия распространения инфекции, сотни миллионов трупов.

Я-Мы, растущая и поглощающая человечество особь за особью, память за памятью.

Она была первой, ощутившей, что полностью НЕ СЛИЛАСЬ, сохранила некую самость, и она же первой начала сознательно управлять остальными составляющими единой памяти.

Много лет спустя – в ней первой (или во второй? если вспомнить «слабое звено», невольно поспособствовавшее первому слиянию...) проснулась совесть. И она попала на суд к ней, и ПОНЯЛА, что натворила. Ужаснулась и убежала в запределье, открестившись от содеянного, но перед этим разыскала тело собственной дочери, по сути послужившей некогда отправной ТОЧКОЙ, предпосылкой зачатия и рождения Я-Мы, и спасла его. ХОТЯ БЫ ТЕЛО...

Иногда она вспоминала женщину, которая сдала их тогда полиции. Воистину первую, в которой совесть заговорила. И вспоминала, как они потом её разыскали в другой тюрьме, склонив предварительно надзирательницу, и удушили прямо в камере, инсценировав самоубийство. Это воспоминание ОСОБЕННО терзало её, пуще всего на свете хотелось избавиться от него.