Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты

— А? — Володя берет обе сережки и оглядывает их — Это мультипликатор.

Он выходит из мастерской. С поляны доносится смех, звонкие голоса. Гай выглядывает из двери. День померк, над поляной собираются тучи. Внезапно сверкает молния, с грохотом налетают раскаты грома. Слышится голос Галки:

— Пойдем в палатку или останемся? И ответ Иды:

— Останемся. Я люблю грозу.

На лагерь обрушивается ливень. Гай оглядывается на мультипликатор. Крышка открыта. Гай сует руку в карман куртки.

Ослепительно сверкает молния. Гай в испуге отшатывается от дверей, затем подходит к мультипликатору. Извлекает из кармана свой единственный автоматный патрон. Кладет патрон в мультипликатор, решительным движением закрывает выпуклую крышку. Звонкий щелчок. Поднимает крышку. В мультипликаторе два патрона. Опускает крышку. Звонкий щелчок. Поднимает крышку. Четыре патрона.

Он сгребает патроны, прячет в карман и снова подходит к двери.

На поляне под проливным дождем сидят на траве Галка, Володя, Ида и Раджаб и о чем-то оживленно беседуют, то и дело закатываясь смехом. У опушки спокойно пасутся лоснящиеся от дождя кони.

Снова ослепительная молния и громовой раскат.

Гай заслоняет лицо локтем. На черно-оранжевую эмблему шлепаются тяжелые дождевые капли.

Гроза прошла. Снова сияет солнце, над мокрой поляной стелется пар. Галка, Володя и Гай прощаются с гостями.

Качается, сверкает сережка в ухе Иды. Качается, сверкает такая же сережка в ухе Володи.

Ида и Раджаб легко вскакивают на коней.

— До свидания! — кричит Ида. — До свидания, Володя! Гулливеровцы машут им. Они скачут через поляну. На опушке Ида осаживает коня, оборачивается.

— Я все поняла, Володя! — весело кричит она. — Ты мне тоже! Встретимся через два года!

И она вслед за Раджабом скрывается в лесу. Галка шлепает Володю по шее.

— Не смей заигрывать с девушками при своем координаторе! — строго говорит она.

Володя задумчиво улыбается, трогает сережку.

Поздний вечер. Гулливеровцы сидят у костра. Володя, полузакрыв глаза, наигрывает на «концертоне» пронзительно-печальную и очень простую мелодию, сережка покачивается и вспыхивает чистым светом над его плечом. Галка сидит, обняв руками колени, и смотрит в огонь блестящими глазами. Справа от нее лежит и словно бы дремлет Жак. Слева сидит Гай и то и дело поглядывает на нее.

— Галка… — произносит он вдруг вполголоса, но так, чтобы слышали остальные.

— Да? — рассеянно отзывается она.

— А Володька-то… в эту… в Иду то есть… втюрился, как ты считаешь?

Галка медленно обращает к нему лицо. Открывает глаза Жак. Смотрит с интересом на Гая Володя, не переставая играть.

— Пожалуй… — медленно произносит Галка. — Странно только, что ты не втюрился…

Гай хихикает. Гулливеровцы украдкой переглядываются.

— Галка… — снова окликает громким шепотом Гай.

— Что, солдат? — ласково отзывается она.

— А у тебя есть сережка?

Галка достает из нагрудного кармана прекрасную перламутровую каплю,

— Подари… — произносит Гай и прямо-таки давится от смеха. — На память…

Рука Галки с сережкой на ладони замирает. Володя перестает играть. И вдруг Жак с размаху хлопает себя по лбу и вскакивает.

— Ребята! — кричит он. — Эх, вы, а еще Прогрессоры… Ты со своей женской интуицией. Ты со своей телепатией… Да неужели вы не видите?

Все, в том числе и Гай, непонимающе глядят на него, а он раздельно, вытаращив глаза, произносит:

— Гай шутит! Понимаете? Гай дразнится! Не брюзжит, не оскорбляется, не ужасается! Дразнится! В первый раз! Ура Гаю!

И он прыгает на Гая и принимается его тискать. Они катаются по траве, визжа и хохоча, как щенята. Володя и Галка тоже хохочут.

— Брэк, — говорит наконец Володя. — В костер попадете. Жак оставляет Гая. Они сидят рядом, обнявшись. Гай отдувается, вытирает на глазах слезы. Жак бьет его по плечу.

— Да, — прочувствованно говорит он. — Бытие определят сознание. Знаете, что сказал сегодня Оборотень? По его словам, Гай назвал себя бывшим Бойцовым Котом!

Гай сникает. Он стряхивает с плеча руку Жака и встает.

— Не знаю я вашего Оборотня, — хрипло говорит он. — И знать не хочу. И ничего такого я ему не говорил… И ты сам знаешь это! Думаешь, я не догадался, что ты умеешь мысли читать? — кричит он Володе, поворачивается и уходит от костра.

Володя смотрит на Жака и выразительно стучит себя пальцем по лбу. Жак смущенно разводит руками.

Ночь. Гай и Володя лежат в палатке. Володя как будто спит — лежит на боку, подтянув одну ногу коленом до груди, дышит ровно и глубоко, как великолепно отлаженная, могучая машина. Гай не спит — в полутьме блестят его глаза, губы шевелятся. Тишина. В траве на поляне сонно стрекочут ночные цикады.

Вдруг Володя произносит свежим голосом:

— Сорок восемь! Гай вздрагивает.

— Что?

— Шестью восемь — сорок восемь, а не тридцать восемь… — Володя переворачивается на спину. — И вообще не трудись, думай, о чем тебе хочется. У нас не принято читать чужие мыс ли против желания…

— Ни о чем таком особенном я не думаю… — бормочет Гай

Лужайка в лесу. Солнечный день. Сладостной грустью льется мелодия вальса «Осенние листья».

Робот Драмба связывает Гая по рукам и ногам тонким шнуром. Гай лежит в траве.

— Готово? — спрашивает он.

— Так точно, господин капрал, — ответствует робот. Гай начинает извиваться, стараясь освободиться от пут. Высвобождает руку.

— Что же ты, дреколье стоеросовое? — рычит он. — Как связал? Разве так связывают? А ну, сделай как следует!

Драмба снова склоняется над ним, возится с узлами на шнуре

— Больно! — кричит Гай. — Скотина слепая! Осторожно!

Виноват, господин капрал… Драмба снова выпрямляется. Гай дергается в путах, затем удовлетворенно произносит:

Вот теперь хорошо. Хвалю.

— Рад служить, господин капрал! Развязывай.

Драмба освобождает Гая. Гай встает и, поглаживая натертые шнуром руки, некоторое время расхаживает по лужайке. Потом останавливается перед роботом.

— Скажи мне, рядовой Драмба, — произносит он значительным голосом, — ты чертить умеешь?

Лагерь гулливеровцев. Гай, небрежно посвистывая, подходит к мастерской, заглядывает в дверь. Володя сидит под яркой лампой перед чертежной доской и работает линейкой и рейсфедером. Рядом на крышке громадного футляра сложены стопкой готовые чертежи, лежит раскрытая готовальня.

Гай подходит, некоторое время смотрит, как Володя работает.

— Что, дружище? — произносит Володя, не оборачиваясь. — Тебе что-то потребовалось?

— Угу. Потребовалось.

— Выкладывай. Все, что в моих силах.

— Володь. Можно мне вот такую же бумагу и эти… чем чертишь?

— Конечно, можно. Хочешь научиться?

— Да нет. Я умею. Я хочу кое-что начертить, а ты мне потом сработаешь. На форматоре. А?

— С удовольствием.

Володя поднимается, идет к стеллажам и извлекает готовальню и стопу листов из гибкого прозрачного материала.

— Хватит тебе?

— Хватит… — Гай жадно хватает готовальню и стопу. — Спасибо…

Он поворачивается и быстро идет к двери.

— Постой, — говорит Володя. — Ты куда? Где ты собираешься чертить?

— Там… — неопределенно произносит Гай и кивает на раскрытую дверь.

— Там же неудобно…

— Ничего. Зато будет этот… сюрприз.

— Ага, — понимающе говорит Володя. — Это интересно. Тогда возьми хотя бы доску с собой…

Он снова идет к стеллажам и снимает с полки небольшую чертежную доску,

В этот момент с поляны доносится густой медный звон.

Володя и Гай выходят из мастерской. Вскакивает со своего места от стола-информатора Галка. Выглядывает из своей палатки Жак.

На металлическом диске посередине поляны возникают трое: знакомая нам дородная старуха в глухом платье, на этот раз белом; огромный огненно-рыжий Эрик в своих поношенных джинсах и пестрой рубашке навыпуск, но теперь правую щеку его прорезает глубокий красный шрам; и Корней в белых брюках и голубой прогрессорской куртке, только над левым нагрудным карманом не надпись, а эмблема: стилизованное изображение земного шара с синими океанами и зелеными материками в узкой радужной кайме атмосферы на фоне эллипса галактической спирали.