Две жизни пилота Климова(СИ)

В конце своего короткого сообщения она честно призналась, что даже не знает о чём говорить. Ощущаю себя настоящей сволочью, поэтому, отправив носитель в мусорную корзину, записываю ответ и высылаю. Рассказываю о делах своих вполне обыденных, о которых и рассказать-то нечего, потом спрашиваю о жизни и прощаюсь. На какое-то время могу быть свободен от этих мёртвых личных отношений.

На самом деле, в моём положении самые сложные отношения это отношения с временем. Иногда мне кажется, будто оно остановилось и не движется, но если вспомнить, сколько мы уже находимся в этой системе, то получится приличный срок. Хочется надеяться, что кому-то скоро нужно будет отдохнуть, и нас переместят поближе к действующей армии.

Стоило мне только поразмышлять об этом, как Ориум выдвинулся вперёд. Сердце билось чаще от ощущения того, что мы скоро вступим в бой, но это было зря. Однако некоторая доля интересного разнообразия в моей жизни всё же появилась - мы патрулировали пространство около Иргинона, планеты, до недавнего момента принадлежавшей левикам, но теперь правомерно захваченной нами.

Новый виток старой войны, в ходе которого мы, разом навалившись, быстро подавили большую часть флота левиков, расквартированного здесь, а дальше планетарные формирования начали захват объектов, в ходе которого мы ничем не могли им помочь.

В один из вечеров мы отмечали день рождения Лёшки. Мы полдня были в патруле, так что вечер в приятной компании в офицерском клубе пришёлся как нельзя кстати. Именинник угощал всех присутствующих вином, которое отличалось от того, что можно было приобрести в автомате. Размышляю над тем, где этот хитрец сумел его раздобыть.

- Ну что можно сказать, - заключает Алексей, - левиков мы, можно сказать, победили, так что вновь передаём эстафету исследователям космоса, чтобы они нашли нам кого-то другого, кого нужно победить.

Лёша действительно прав. Последние новости с фронтов говорят, что левики теряют один мир за другим, и вскоре у них под контролем не останется пространства. Единственное, в чём Алексей не прав, это в том, что, говоря об успехах в этой войне, он употребляет местоимение "мы". Нет, мой друг по звену, мы-то как раз ничего и не сделали. Мы сидим на этой станции, работаем тактику, а остальные полдня разве что не думаем, чем бы заняться. Мы отдыхаем, хоть и не устали. Это армия и первая волна флота уничтожает левиков и забирает их миры, но не мы. К сожалению, не мы.

- Вы о чём-то задумались, Александр? - спрашивает меня Ульяна.

Ловлю себя на том, что молча сижу, гляжу перед собой и глажу кончиком указательного пальца по кромке бокала.

- Нет. Вернее, ничего существенного.

- Александр огорчён скорым окончанием войны. Наверное, ему бы больше понравилась теория о том, что левики не самостоятельный вид, и что вскоре мы столкнёмся с их хозяевами, - замечает Лёшка, уже немного повеселевший от вина.

- Может быть, тогда бы мы уже начали сражаться. Хоть раз не на учениях и не на симуляторе, - не видя смысла юлить, говорю я.

- Вечный воитель, у тебя ещё будет своя война, - говорит он.

Я просто киваю с улыбкой. Конечно, если ждать и писать рапорты, наверное, рано или поздно ты получишь то, что желаешь, но мы ведь уже здесь и сейчас, зачем же ждать?

- Вы выглядите усталым, - уже в самом конце вечера, когда все разошлись, сказала Ульяна. Мы сидим рядом с ней в самом дальнем углу. Она красиво улыбается.

- Из-за патрулей я немного меньше сплю, а когда ложусь, не могу сразу уснуть. Но сегодня высплюсь. Глаза уже сами смыкаются. Главное, выждать ещё немного, чтобы не проснуться среди ночи.

- Как ваши личные отношения? - интересуется она с осторожностью.

- У меня нет личных отношений. Так, непонятная дружба, которую у меня нет желания поддерживать, - стараясь быть миролюбивым, говорю я.

- Может быть, в них причина вашего желания войны?

- Нет. Причины моего желания войны в том, что я вырос на маленькой пыльной планетке, где даже атмосферы не было. Там были только горы, и больше ничего. Совершенно ничего не происходило. Утром вагончики везли рабочих в шахты, а вечером домой. Кому-то по душе такая жизнь, но не мне. Я хочу быть освоителем космоса не на словах, а на деле. Война - самая важная часть этого освоения, потому что учёные, не подкреплённые армией, долго не живут.

- Что же, я бы много могла сказать вам, но уже пообещала быть не профессионалом, а другом.

- Я жалею, что я не профессионал в нужной области, а как другу, вы не расскажете мне о том, что творится у вас внутри.

- Неужели, это вам интересно? - она грустно улыбается.

- Почему нет? Я просто очень ненавязчивый человек, а вы всеми силами стараетесь это скрыть. Так зачем мне напирать?

- Интересно, как вы пришли к таким выводам?

Сколько не обсуждай разную ерунду, по-настоящему интересным разговор становится только если перейти на личные темы.

- Ну, вы чертовски привлекательны, умны, плюс, по долгу службы постоянно работаете с мужчинами. Я не верю, что ни один из них не проявил к вам интерес. Скорее, я сказал бы, что ни один из них, кто был свободен, не пропустил вас. Но вас это не радует, а скорее утомляет.

- Допустим. А дальше?

- Не уверен, что стоит об этом говорить.

- Ну же. Я вас об этом прошу, а если женщина просит офицера...

- Он погиб, да? - прямо говорю я, раз уж дама просит.

Она грустно улыбается, опускает голову. Пожалуй, не всегда нужно потакать слабому полу в его желаниях. Не всегда нужно делать то, о чём они просят. Наверное, вкупе с её пожеланием я и сам хотел сделать это, хоть и не любитель копаться в душах.

- Война? - спрашиваю я, хоть и знаю, что это не так. Война только началась, а рана у неё явно старая.

- Несчастный случай. Он был строителем. Мы можем вылечить любого, кто не погиб, а с ним всё случилось слишком быстро.

- Мои соболезнования, - говорю я, хоть и понимаю, что звучит это пошловато.

- Нет, простите, вы тут совсем не при чём. Нужно жить дальше, что я и стараюсь делать.

- Это, пожалуй, самое верное решение.

- Не стоило вообще разводить разговор, - говорит она, поднимая на меня глаза, в уголках которых я вижу слёзы.

- Простите меня. Я ведь начал, и я же занялся эскалацией.

- Вы не хотите прогуляться?

- Куда?

- Куда-нибудь. Устала сидеть здесь.

- Конечно.

Мы выходим, и я направляюсь на смотровую. В конечном счёте, идти у нас по большей части некуда.

- Вы не возражаете, мне нужно на пять минут зайти к себе в блок?

- Конечно. Мне проводить вас или мы встретимся позже?

- Если вам не трудно, то я бы попросила вас составить мне компанию.

- Конечно.

У неё в блоке очень уютно. Всё чисто и убрано. Сразу видно, что здесь трудится ответственный женский коллектив, но сразу после того, как закрывается дверь, это уже не имеет никакого значения, потому что мы сливаемся в поцелуе. Я бы сказал, что это начала она, но боюсь, что это будет лукавством с моей стороны. Пожалуй, её порыв был мне нужен лишь для того, чтобы убедиться, что она не против. Может быть, меня огорчили бы её мотивы, почему она хочет это сделать, но сейчас это неважно. Мы обрушились друг на друга, как будто бы мы давно вместе, но долгое время не могли этого сделать.

Медицинская кушетка, конечно, не самое удачное любовное ложе, но для подобных мыслей нет времени. Я хочу её так, как будто бы всегда хотел, будто бы она была для меня самой желанной очень долгое время. Хочется верить, что она испытывает что-то подобное.

- Наверное, я опять сделала то, чего не стоило делать, - тихо сказала она, смотря мне в глаза, когда мы лежали на кушетке, прижавшись друг к другу.

- Пожалуй.

- Александр, вы... Я уже говорила вам, что на войне важно, чтобы всегда было куда с неё вернуться. И, если вы хотите, возвращайтесь ко мне.

Мне становится не по себе, потому что мне кажется, что она, глядя в мои глаза, видит то, что у меня в душе. Как будто знает, что она и вправду может стать для меня спасением, хотя я всеми силами и буду этому сопротивляться.