Искатель. 1979. Выпуск №4

подумал и добавил: — Но вряд ли... зато вы к этому моменту

успеете вывалить шлюпки и спасти хотябы часть команды.

Затем снова застучал мелок. Лектор стал описывать случай, при котором пароход, выполняя зигзаг, невольно попадал, как он выразился, в резонанс с действиями врага. Тогда... Пунктиры следов второй и третьей торпед сталкивались с судном. Одна попадала в корму, другая — в борт.

— Впрочем, третья торпеда может и не понадобиться.

...Это был тот самый случай! Корма «Ванцетти» на какое-то

время становилась для лодки как бы неподвижной мишенью. Вот сейчас выхлоп, и вдребезги разлетится корма, расшвыряет всех, кто на юте. Вода хлынет сквозь тоннель главного вала, сметая все, ломая, топя машинистов, кочегаров. Взрыв котлов... Как только была замечена первая торпеда, капитан послал потерявшего голос боцмана в радиорубку. Тот ворвался, ошалелый, просипел:

— Гони «SOS»! Торпеда!

26

Рудин не поверил. Переспросил рубку через переговорную трубу. Отозвался не капитан, старпом, и всего лишь одним словом:

— Да!

- Он передал радиограмму сперва на английском языке, потом продублировал на русском. Англичане приняли сигнал сразу. Наши радиостанции ответа пока не дали. Далеко.

Рудин снял руку с ключа. Теперь отполированная ладонью машинка больше не нужна. Теперь лишь бы услышать отзыв родной земли, подтверждение того, что и там знают о судьбе «Ванцетти».

Он даже не шевельнулся, когда мимо рубки по цепочке пронесся возглас:

— Торпеда в корму.

Почувствовал, как судно снова рванулось. влево, но с места не двинулся, лишь напрягся, уперся руками и ногами в стены, аппаратуру, чтобы страшной силы удар не вышвырнул наружу, не перекинул через леера в свинцовые волны.

След второй торпеды Веронд увидел, лишь перегнувшись через поручни крыла мостика. Один шанс из ста — попробовать отклонить ее курс кильватерной струей. Он приказал совсем немного отвернуть руль вправо, чтобы замедлить поворот судна. И теперь, рискуя свалиться за борт, смотрел, смотрел па полукруг кильватерной струи и прямой след торпеды. Вот белая стрела коснулась кильватерной струи и, не выдержав соревнования с шхревыми потоками, отклонилась в сторону. Этого оказалось достаточно, и торпеда прошмыгнула мимо также близко, как и первая.

Конец дуэли. 15 часов53 минуты

По береговому расписанию матрос Машин исполнял рйль подносчика снарядов. Он подбежал к орудию, когда боевой расчет снимал с трехдюймовки чехол, занял место в голове цепочки, хвост которой прятался в надстройке. Приготовился принять снаряд, однако его никто не передавал.

А там, за стеной надстройки, случилась неожиданная заминка. Цепочка заканчивалась у подвала с боеприпасами — черной дыры, куда вели скобы крутого трапа. Судовой плотник, которому положено было нырнуть в подвал и оттуда подавать снаряды, — он так ловко проделывал эту операцию во время учебных тревог, — вдруг уперся ладонями в стену над люком, замычал:

— Н-не полезу. Н-не могу!

Тогда Сергей Зимин юркнул под его руками, исчез в темном лазе и заорал оттуда во всю силу легких:

— Держи, а то уроню!

Крик привел плотника в сознание. Он подхватил лоснящийся латунный цилиндр, передал кому-то. Наконец ушли первые пять снарядов. Теперь плотник резиновым рукавом вытирал со лба обильный пот, а из люка гудел голос Сергея:

— Мне тут даже лучше. Те-е-пло. Что там слышно, почему

не стреляют?

— Должно быть, учебная тревога. — выдавил с надеждой плотник, забыв, что на последнем собрании экипажа капитан сказал-, что учебных тревог не будет.

27

Веронд приподнял бинокль и увидел так близко, что казалось, можно было тронуть рукой, вздымавшийся из волн корпус лодки, каскады воды, стекавшие с ее палубы.

На мостике появился человек. Вслед за ним выскочили еще трое, бросились к орудию.

— Жалеют торпеды. Решили расстрелять, — проговорил Ве

ронд и тут же закричал во всю силу легких в сторону кормы: —

Огонь!

Кормовое орудие молчало.

Огонь, огонь! — повторил дважды.

Куда? Не вижу! — откликнулся главстаршина.

Капитан сообразил, что с кормы лодку не видно. И в тот же момент рядом застучал пулемет. Трассирующие пули ударили в корпус лодки, высветили рубку, орудие, готовых к артиллерийской дуэли фашистских матросов.

Теперь и комендор увидел цель. Он поймал черную тень в зенитное кольцо. Первый выстрел дал недолет. Взметнулся столб воды, окатил фашистский орудийный расчет, на несколько секунд сбил артиллеристов с темпа.

Второй выстрел. Разрыв прозвучал так, словно огромным молотом грохнули по наковальне. Не столб воды — отблеск пламени высветил лодку. Третий выстрел — еще один удар молота. А потом — заминка, осечка. Подносчик патронов матрос Машин опередил заряжающего, кинулся к орудию, открыл казенник, выхватил снаряд и швырнул за борт. По инструкции положено в случае осечки переждать тридцать секунд. Заряд мог взорваться в руках.

Карл скомандовал «огонь» одновременно с яркой вспышкой на корме русского транспорта. Зенитный рнаряд русских прошил металл и взорвался в рубке. В центральный пост под огромным напором ворвался раскаленный газ, влепил в металл палубы кровавые клочья

Очищенная исповедью, душа Карла Турмана еще не успела отлететь, как снова содрогнулась лодка. Второй снаряд разорвался в центральном боевом посту, вдребезги расшиб мозг лодки и всех, кто там находился. Теперь ничто не могло остановить ее стремительного падения в глубину. Мгновенная смерть всех, кто находился в рубке и центральном посту, была «поцелуем бога» по сравнению с той, что, ломая переборки, бритвенно острыми струями воды била, душила цеплявшихся за жизнь.

Огромный пузырь, словно созревший нарыв, вспучился и лопнул на поверхности воды, по которой медленно растекалось пятно мазута.

А ожившая зенитка «Ванцетти» выпустила по этому пятну еще три снаряда. След трассирующих пуль впивался в черную воду и гас...

Лишь теперь Веронд взглянул на часы. От первой пулеметной очереди до последнего выстрела зенитки прошло всего минута и сорок секунд.

Он дал команду уходить на северо-восток, в обратную генеральному курсу сторону, чтобы потом снова начать осторожное ■движение вперед.

28

Северная Атлантика. Январь

Занесенный " список погибших, «Ванцетти» пробирался во льдах, тащился, словно истрепанная фронтовыми дорогами полуторка по карнизу горной дороги.

Только вместо отвесной скалы были здесь ледовые поля. В промоины между ними забирался пароход, пока брезжил день. Вмерзал и выкарабкивался с помощью динамита. И шел вдоль кромки льдов, которая была сейчас страшнее бездонной пропасти. Снежные заряды сменялись густым туманом, таким же непроглядным, как пурга.

Однажды пароход стал фосфоресцировать. Мачты — новогодние елки с зажженными свечами. Подобные призрачным наконечникам стрел, голубые огоньки холодными светлячками светились повсюду. Бесчисленное множество огоньков.

В призрачном освещении пароход, люди на мостике и на палубах казались пришельцами из иного мира. «Летучий голландец» с живой командой на борту...

Наплыло, заслонило все странное видение: заснеженный зимний лес, согнутые шапками белого снега лапы елей, распущенные волосы тонких ветвей на березах и далекий стук дятла. Потом лес исчез, но легкое потрескивание осталось. Треск издавали огоньки. Только теперь капитан сообразил, что это же огни святого Эльма! Они иллюминировали надстройки, мачты, словно в довоенный праздичный Первомай. Предавали пароход. Кто-то рванулся на ботдек, кого-то на полпути остановил резкий окрик старпома:

— Назад! Вахта, на место!