Властитель Вселенной

Омилов отхлебнул маленький глоток настоящего кофе, не забывая внимательно слушать. Монтроз в первый раз поделился с ним хоть чем-то из своей жизни. Монтроз ухаживал за ним безупречно, но при всем этом Омилов замечал некоторые странности: Осри ни разу не оставляли с ним с глазу на глаз, никто не называл при нем ни того, чем занимается судно, ни того, куда оно направляется. Если не считать Осри, чье поведение постоянно выдавало плохо скрываемую ярость, единственным человеком, с которым Омилов разговаривал на борту этого корабля со времени короткого разговора с Брендоном, был Монтроз. Брендон — теперь уже Эренарх Брендон — не заходил к нему больше, хотя и Монтроз, и Осри на вопрос, как он, отвечали, что в порядке.

— Обучение в голголианской академии, должно быть, сложнее медицинского образования? — поинтересовался Омилов.

— Нет, это оказалось легко, — с улыбкой ответил Монтроз. — Главное при готовке — это точность, как и при хирургической операции, и при занятиях искусством.

Соединение этих занятий слегка покоробило Омилова. Подняв взгляд, он увидел, что это было сделано умышленно. Самые злостные правонарушители выходят из изгнанников.

Он отставил чашку, стараясь не выдать себя выражением лица.

— Насколько я понимаю, мы невольно стали гостами Рифтерского Братства?

Глаза Монтроза довольно засияли.

— Разумеется, — произнес он и тут же посерьезнел. — Но должен заметить особо, наш капитан не состоит в союзе с Эсабианом Должарским.

— Но и с Панархом, подозреваю, тоже, — пробормотал Омилов, стараясь унять сердцебиение. Монтроз нахмурился.

— Вам здесь ничего не грозит. Кстати, капитан хочет поговорить с вами. Осилите беседу?

— Осилю или нет, но с капитаном мне очень хотелось бы поговорить.

Монтроз кивнул, забрал поднос и вышел.

Люк с шипением отворился, и в палату вошла высокая молодая женщина в простом черном комбинезоне. Она смерила Омилова пронзительным взглядом необычно темных глаз; гладкое смуглое лицо при этом оставалось бесстрастным, как у статуи.

— Меня зовут Вийя, — представилась она. — Я командую «Телварной».

Она уселась в ближнее к койке Омилова кресло с непринужденностью, выдающей уже укоренившуюся привычку властвовать.

Он решил воздержаться пока от оценок, хотя что-то настораживало его в ее произношении.

— Меня зовут Себастьян Омилов, — почтительно начал он. — Я профессор урианской истории Шарваннского Университета. Первым делом мне хотелось бы поблагодарить вас за мое спасение.

Она небрежно отмахнулась.

— Своим спасением вы обязаны не мне, но эйя, — спокойно возразила она. — Без них мы не узнали бы о том, что вы там. Взяла же я вас с собой в первую очередь потому, что мною двигало стремление досадить Властелину Должара.

Она сопроводила эти слова легкой, но достаточно неприятной улыбкой; то, как она произнесла слово «Должар», потрясло его как вспышка молнии.

«Твоя культура утверждает, что нет страха больше, чем страх перед смертью; мы на Должаре знаем, что это не так».

На мгновение перед взглядом его возникли из памяти надменные черты Эводха, личного палача Эсабиана. Безымянный палец левой руки словно онемел, щека непроизвольно дернулась. Женщина на мгновение зажмурилась; ему показалось, что на лице ее промелькнуло... смятение? Боль?

Должарианка. Многолетний опыт удержал его от проявления эмоций, но мысли в голове лихорадочно заметались.

— Осри говорил мне про эйя, но я с трудом поверил ему, — пробормотал он, пытаясь сосредоточиться. — Как оказались они среди людей?

— Они избраны своим... своим мыслемиром для наблюдений за людьми. Я встретилась с ними в космопорту под названием «Два Куска» на Авгии IV.

— Я слыхал о таком месте, — он улыбнулся, сохраняя голос бесстрастным. — Но как они оказались там и как вы встретили их?

Глаза ее на мгновение осветились воспоминанием, но тут же снова сделались ледяными.

— Его выбрали потому, что там самое оживленное движение в том секторе и соответственно больше всего людей. Их миссия терпела неудачу до тех пор, пока мы не прибыли туда чинить «Солнечный Цветок» — когда мы стали на стоянку, мы обнаружили весь этот сектор космопорта практически вымершим, а оставшиеся люди разбегались от эйя. Поскольку я темпат, я решилась подойти к ним — я не уловила признаков враждебности, хотя их эмоции и не во всем совпадают с человеческими, — и обнаружила, что с ними можно установить связь.

Темпат. Теперь становилось ясно, почему на лице ее обозначилась растерянность — это было отражение его собственных эмоций. Он испытал легкий приступ отвращения, понимая, откуда оно взялось: тот, кто может улавливать лежащие в глубине чувства, кто может проникать под обычно непроницаемую маску дулу, представляет собой угрозу социальному устройству, основанному на внешнем этикете.

«И потом, — подумал он, — это просто неприятно».

— Связь? — переспросил он вслух. — Конечно, я не синхронист, но мне казалось, темпатия и телепатия — не совсем одно и то же.

Она пожала плечами.

— У людей — да, наверно. Эйя совсем другие.

Она не стала объяснять, в чем.

— Значит, слухи об их способностях преувеличены?

— И нет, и да. — Она бесстрастно поглядела на него. — Насколько это вам интересно?

— Хотя я ксеноархеолог, — ответил он, — это не значит, что мои интересы ограничиваются вымершими цивилизациями.

Если она и думала, что разговор приобретает несколько странный оборот, она ничем этого не выказала.

— Ладно. Их псионическая энергия ничуть не преуменьшена, но они вовсе не те монстры, какими их рисует молва. Они живут на ледяной планете, богатые залежи ценных минералов которой ими почти не эксплуатируются.

— Это мне известно. Правда, эти же минералы можно найти и в Тысяче Солнц, на необитаемых планетах.

— Но не вплетенные в материалы, которые мы до сих пор не можем воспроизвести.

— Вплетенные?

— Они плетут все. Включая подобие брони из кристаллов, которую носят для защиты от обитающих на планете хищников. Как бы то ни было, вскоре после открытия их планеты туда устремился обычный рой охотников за наживой, чтобы нагрести все, что можно, пока Панархия не объявит обычный карантин. Перед разграблением поселений эйя они обычно испепеляли обитателей, что и вынудило последних (после неудачных попыток установить контакт) к сопротивлению — они одним ударом полностью очистили планету от захватчиков.

Следующие три или четыре корабля, вошедшие в атмосферу планеты, были встречены точно так же, и только после этого эйя сделали почти непостижимое для них открытие. Им не удалось установить контакт с мыслемиром людей просто потому, что такого не существовало, и в конце концов они были вынуждены допустить, что каждый человеческий индивидуум направляется сам по себе. Это открытие требовало серьезного изучения, без которого они не могли решить, как поступать с людьми дальше.

— Да, это действительно новость, — задумчиво признал Омилов. — Насколько я понимаю, вы намеренно не доводили эту информацию до властей?

— Я сама себе власть, — ответила она, — и им самим решать, что делать с их миром и его ресурсами.

— Значит, они набираются информации о человечестве на рифтерском корабле...

— А почему бы и нет? — ответила она не без вызова. — Это не самое плохое представление о нашем виде из тех, что они могут получить.

Омилов старался говорить спокойно:

— Я не собираюсь спорить с вами об этом; полагаю, мы оба будем по-своему правы и неправы одновременно. — Он скрестил руки на груди. — Чего мне хотелось бы знать, если это возможно, конечно, так это ваши намерения по отношению ко мне, моему сыну и Эренарху.

— А мне интересно, за что ксеноархеолог попал в умовыжималку Эсабиана? — ответила она вопросом на вопрос.

Омилов ответил не сразу. Капитан ждала, не сводя с него спокойного взгляда своих темных глаз.

— Почему бы вам не спросить об этом Эсабиана? — произнес он наконец.