Прокол

13

Я чуть не вывалился из воздуховода на бетонный пол. Минута ожидания, этот "отсчёт до десяти", которые я, зная свою порывистость, всегда заставлял себя производить в подобных ситуациях, возможно, и спасли мне жизнь. Индюк, худоватый, бодренький и шустрый, со сладеньким выражением на бородавчатом лице, был не в скафандре и не в комбинезоне, а в дешёвеньком, припудренном перхотью тёмно-синем костюмчике и лёгких, в дырочках, плохо начищенных коричневых полуботинках. Попыхивая вонючей сигареткой, он с полминуты постоял, потом взглянул на часы и в нетерпении снова направился к двери, но тут она распахнулась, и двое дёртиков ввели связанного по рукам и ногам... Чмыря! Я ничего не понимал. Час от часу не легче. Чмырь неловко, короткими, из-за мешавших ему вязок, шажками подошёл, подталкиваемый молодцами, к одной из тележек и встал неподвижно. Его, наверное, сильно и долго били недавно. Лицо Чмыря, с заплывшим правым глазом и окровавленными, распухшими губами, лишилось уверенности, надменности и спеси, которые оно излучало на плацу тренировочного городка в день моего "убийства". В бункер вошли ещё двое дёртиков и встали, не проходя вглубь, недалеко от двери, дымя сигаретами. - Ну, мистер Чмырь, - обращаясь к нему, издевательски произнёс Индюк, - не хотите ли прокатиться с горки на санках? Все негромко рассмеялись, но бедный Чмырь молчал. Я подумал про себя "бедный", ничуть не лицемеря. Я не испытывал к нему ненависти, хотя должен был испытывать, да ещё какую, и не только из-за того, что он сделал, собирался сделать тогда на плацу. - Ну что же, господа? Начнём, пожалуй, - Индюк бросил окурок на пол. Дёртики вчетвером начали укладывать Чмыря на тележку. Индюк несколько секунд наблюдал за ними, потом сначала наклонился и затем присел перед тележкой, что-то соображая, и засмеялся: - Ребята, вы смотрите, как расположен храповик. Нам ведь нужно прокатить Чмыря ногами вперёд, не так ли? Дёртики заржали. - Верно, Такикок, - сказал один из них, рыжий и курчавый, с бабьим вывертом ног в коленках, дёртик. - Давай, переворачивай, - буркнул другой, небольшого роста, коротконогий малый с гладкими смоляными волосами и изрытым, пористым лицом. Вся группа вновь начала суетиться над не издавшим ни звука Чмырём. Они перевернули его на сто восемьдесят градусов, снова уложили на это страшное ложе и намертво приторочили проволокой к раме тележки, так что он не мог шевельнуться, составив с тележкой как бы единое целое. Затем они развернули тележку на полу так, чтобы несчастный мог видеть печь. - На улице сыро и влажно, сыплет дождь, - заговорил Индюк, отходя к стене и обращаясь к своим головорезам, словно предлагая им затравку для разговора. Рыжий тут же отозвался в тон Индюку: - Да-а, в такую погодку хорошо протянуть ноги к камину. - А ещё лучше въехать прямо в камин и уж затем протянуть ноги, - добавил один из вошедших последними парней, выпуская сигаретный дым через ноздри и сплёвывая прямо на лежавшего Чмыря. - Сейчас мы предоставим мистеру Чмырю такую возможность, - ехидно сказал Индюк. - Поднимайте, парни!

Затаив дыхание, наблюдал я из-за крышки люка за зловещими приготовлениями, всё ещё надеясь в душе на то, что вот сейчас Индюк или кто-то из его помощников достанет пистолет и пристрелит Чмыря, прежде чем спустить его с горки. И вновь обманывал себя. Не выпуская изо рта сигарет, сдавленными голосами приговаривая "ножками вперёд, ножками вперёд", дёртики вчетвером взгромоздили тележку на рельсы страшной горки, поставив ее передними колёсами позади упора, рычаг которого болтался вдоль вертикальной стенки эстакады. - Ребята, вы можете пока идти пить пиво, - отпустил Индюк тех двоих, пришедших позже, пришедших, наверное, только для того, чтобы помочь взвалить тяжёлую тележку с плотным и мускулистым Чмырём на горку. - Вы это заслужили, и теперь можете спокойно выпить за здоровье мистера Чмыря, напутствовал он их под общий смех. Двое громил, погасив о Чмыря сигареты, вышли вон, остались рыжий, который назвал Индюка Такикоком, и черноволосый. - Мастэд, - повелительно сказал Индюк, - покажи мистеру Чмырю, как мы поможем ему просушить ноги. Мастэд хмыкнул, подошёл к шкафу на стене и встал к ней полубоком, поглядывая на остальных дёртиков и на не проронившего по-прежнему ни слова приговорённого. Чмырь молчал, но был - это я видел отчётливо - весь мокрый, как мышь. Рыжий Мастэд передвинул рычаг с шарообразной рукояткой, торчавший из панели шкафа, и печная заслонка поднялась вверх. Яркое пламя гудело в печи; жар, втягиваемый вентиляторами, сразу достиг меня, хотя печь имела и свой собственный мощный отсос. Но и без того я, как и Чмырь, давно уже взмок липким потом и чувствовал противную тошноту. - Вот видишь, - обращаясь к смертнику, продолжал разглагольствовать Индюк, - как устроена жизнь. Трои ноги всегда опережали твою дурную голову, и сейчас они тоже пойдут впереди её. А у неё будет некоторое время, чтобы кое-что вспомнить, подумать кое о чём, например, о смысле жизни. Ножки твои хорошенько прогреются; высохнут, наконец-то, твои вонючие носки, а головка всё это увидит и глубоко прочувствует. - Ну что же ты, Мастэд, покажи! - резко бросил он рыжему. Рыжий Мастэд поиграл рычагом на пульте, и заслонка, повинуясь его движениям, опустилась до половины, потом снова поднялась и снова опустилась, оставив лишь неширокую щель между своим нижним краем и головками рельс. - Смотрите, мистер Чмырь, как ловко Мастэд управляется с заслонкой! Когда ваши вонючие ноги въедут по щиколотку в печку, он прижмёт вам голени заслонкой, потом вы заедете туда по колено, и так далее. Я не верил своим ушам. Я не понимал, как Чмырь, которого мне сейчас было нестерпимо жалко, выносил всё это. Я бы не смог. Но что мог сделать Чмырь, и что бы смог сделать я на его месте? Этот человек, который хотел убить меня и полагал, что сделал это, - там, на плацу тренировочного городка, теперь вызывал во мне безмерное сострадание и жалость. Но что-то удерживало меня от каких-либо действий, я колебался. Между тем Индюк продолжал издеваться над обречённым. - Сейчас, мистер Чмырь, вы познаете ощущения, которые испытывает человек, когда ему некуда больше идти. Вспомните, как вы убивали кукол. Вы ведь замочили их сотни полторы, я думаю, не меньше. - Он уложил сто шестьдесят две куклы, Такикок, - подал голос черноволосый, всё это время топтавшийся у рычага упора-фиксатора. - Да, это, безусловно, выдающееся достижение, - глубокомысленно пожевал губами Индюк. - Но как хорошо быть смертным, ребята. И как приятно, наверное, умереть мистеру Чмырю в такой тёплой компании, в такой, можно сказать, согревающей душу обстановке. - И никто не скажет о мистере Чмыре, что он умер в одиночестве, поддакнул рыжий Мастэд, и все трое засмеялись. И тут Чмырь не выдержал. - Что же ты, подонок, не привёл сюда свою шлюху? Сбегай за ней, ты, вшивый индюк, и заставь её раздеться догола - здесь же тепло. - Он говорил, как человек, которому уже нечего терять. Индюк движением руки дал знак рыжему поднять заслонку, что тот незамедлительно и исполнил. Лицо Индюка посуровело. Яркое пламя из печи, упав на него, заострило крючковатый, вислый нос, резко обозначило носогубные складки и бородавки на шее и на щеках. Несмотря на то, что мистер Такикок оставался хозяином положения, выглядел он довольно жалко, особенно из-за неровно подстриженных, сальных волос и обильной перхоти на них. Но спокойствие его было сродни спокойствию и методичности настоящего садиста, да он и являлся им. - Я знал, что ты не выдержишь, - криво ухмыляясь, сказал он, глядя на Чмыря. - Это тебе не в куклы играть, скотина. Ты слишком зарвался, заехал колесом на обочину. А я не люблю, когда мне перебегают дорогу. Я ничего никому не прощаю, запомни. Хотя тебе теперь запоминать ни к чему... Задумал занять моё место, - сообщил он, притворно апеллируя к скалившим зубы головорезам. - Ловкий малый, очень ловкий. Но теперь он отпрыгался, как думаешь, Блэкбёрд, как думаешь, Мастэд? - Мы ему подрумяним пятки, - сказал черный Блэкбёрд, оглаживая ладонью рукоятку фиксатора. - Пусть попробует отрабатывать свой коронный "сандерклэп" на печной заслонке, - весело откликнулся Мастэд. - Правильно, ребята, - заключил Индюк. - "О, ленивые, жаркие, сумасшедшие дни лета!" - притворно вздохнул он. - Да не курлыкай ты, гад! - задыхаясь от бессильной ярости, вскричал Чмырь. - Ну что ж, Блэкбёрд, - как ни в чём ни бывало тусклым голосом прокурлыкал Индюк, - клиент дозрел.- Поехали! - вдруг громко и зло, с оттяжкой, воскликнул он. Черноволосый дёрнул ручку, упор-фиксатор освободил путь передним колёсам, и тележка тронулась, унося с собой в геенну огненную очередного грешника. Отчётливо застрекотал храповик. Тележка раскатывалась с горки, но Чмырь, разумеется, не хотел въезжать во врата ада. Наблюдая страшную сцену, я испытывал тяжёлый ужас - а что должен был испытывать он? Внезапно звериный рёв буквально сотряс бетонный бункер. Инстинкт самосохранения брал верх. Чмырь кричал так, что у меня закололо никогда не болевшее сердце. Он словно бы спохватился и перешёл из состояния ступора, в каком, по-видимому, пребывал, к запоздалым попыткам освободиться. Извиваясь, как червяк, дёргаясь назад, он пытался замедлить, остановить движение тележки. Но не зря Индюк упоминал о храповике. Обратной дороги не было. Западающая между зубцов храпового колеса собачка не позволяла тележке сдавать назад, в лучшем случае Чмырь мощными рывками мог некоторое время удерживать её на одном месте. Но долго это продолжаться не могло. Я даже не заметил, как в моей руке оказался излюбленный мною автоматический восемнадцатизарядный "спиттлер", который уже успел нагреться в ней. Да, я помнил трагические, полные боли, высокие строки: "Счастье - это тёплый пистолет". Неужели я готов был привести к полному финишу мучителей Чмыря - гнусных и подлых убийц гнусного и подлого убийцы кукол? Я понимал, что стал свидетелем расправы над проигравшим в борьбе за власть внутри банды дёртиков Чмырём, которого сейчас уничтожали победители... Мастэд сам, без команды, ещё раз поиграл заслонкой печи, на которую неотвратимо наезжал Чмырь. Тот завизжал, как резаный, глаза его вылезли из орбит, в диком ужасе он крошил себе зубы, предпринимая нечеловеческие, чудовищные усилия, чтобы прекратить скатывание в ад. Но путы были слишком крепки, а тележка тяжела. Однако он был здоров, этот лось, этот обречённый на мучительную пытку убийца, а смертельный ужас утроил его и без того немалые силы. Неожиданно в одной из судорожных попыток Чмырь превзошёл знаменитого барона Мюнхгаузена, который когда-то сумел вытащить самого себя вместе с лошадью из болота за собственные волосы. Ему удалось оторвать один конец тележки на несколько дюймов от направляющих, и при последующем опускании одно из колёс её заскочило ребордой за внешнюю боковину рельса. Тележку заклинило, она встала! Я в этот момент несколько расслабился, трое палачей тоже, как заворожённые, наблюдали за поворотом страшного сюжета. А смертник, непрерывно крича и продолжая свои усилия, забился и задёргался с удвоенной энергией, почувствовав, что он находится в своих попытках на верном пути к свободе, почувствовав сладкий запах свободы. Иллюзорный запах. В эти мгновения до меня, наконец, дошло, что Чмырь уже несколько секунд как сошёл с ума. Господь смилостивился над ним, облегчив ему переход в лучший мир. Обделавшийся, с пузырившейся на губах пеной, Чмырь закатился вдруг чудовищным, дьявольским смехом. Короткие мои волосы встали дыбом, сердце бешено колотилось, а безумный Чмырь раскачивал тележку в продольном направлении, и она громыхала и дребезжала и билась на неисповедимых путях Господних вместе с ним. И вдруг - мог ли я или его мучители предположить такое - тележка сорвалась с узкой эстакады и свалилась вниз. Я уже давно находился в рабочем ритме, но думаю, что и дёртикам, наблюдавшим вместе со мной, показалось, что Чмырь падал целую вечность. Колёса металлического катафалка медленно задирались вверх, Чмырь должен был упасть лицом вниз. У него ещё оставался шанс, но он не мог придти в момент его падения на руки и на ноги, как кошка - на четыре лапы, потому что его выпрямленные, сомкнутые ноги и лежавшие по швам руки были намертво приторочены проволокой к тележке. Мокрый, сочный хруст - словно гнилой арбуз упал на асфальт - и от чудовищного "сандерклэпа" в висок, которым Чмыръ отправлял на тот свет ни в чём не повинных кукол и который теперь нанёс ему жёсткий бетонный пол, его мозги разлетелись в стороны. Я непроизвольно крякнул в этот момент, весь поджался и закусил губы. Я так и не пустил в ход свой "спиттлер", не найдя в себе сил привести к полному финишу чёрномундирных головорезов во главе с Индюком. А Чмырь, спасшись от мучительной смерти на медленном огне, лежал на полу наконец-то свободный. Избежав одной смерти, он нашёл себе другую, более лёгкую, оставив Индюка с носом. Но я обманулся и в третий раз. Услышанные мною последующие реплики дёртиков раскрыли мне глаза на только что происшедший и казавшийся случайным эпизод. Мастэд, повернув рычаг, опустил заслонку печи и, плотоядно улыбаясь и потирая руки, радостно проговорил: - Ну, джен-тель-ме-ны, я выиграл пари. Гоните монету. Я ведь вам говорил, что он не доедет. - Ничего не поделаешь, - притворно сокрушился Индюк, - придется платить. Хотя ты спугнул его, ты слишком увлёкся, играя заслонкой, - и нарушил чистоту эксперимента. Так вот оно что! Беспредельная, иезуитская жестокость дёртиков потрясла меня. А я никак не мог понять сначала, зачем так высоко от пола находилась наклонная плоскость эстакады - ведь поднимать тележку с человеком на такую высоту очень неудобно. Безусловно, всё это было сделано специально. Мученик, прикрученный к тележке, попадал в положение "уловки двадцать два": в любом случае - сумел бы он сорвать тележку или нет - его всё равно ожидала смерть. И дёртики, зная это, цинично развлекались, заключая пари. В данном случае атлетический Чмырь в буквальном и фигуральном смысле сумел "слететь с катушек", не доехав до печки, и Мастэд, ставивший на это, выиграл. - Да, на этот раз мы с Такикоком проиграли, - покачал головой Блэкбёрд. Но у нас ещё есть шанс отыграться сегодня. Вы, надеюсь, не забыли о "кукле-убийце"? И раз ты, Мастэд, победил в первом заезде - тебе по традиции и идти за этой вонючей куклой. А мы пока выкурим по сигарете и отдохнём. - Ну конечно, сейчас схожу, - отозвался довольный Мастэд. - Но затаскивать салазки на горку придётся вам самим, если, конечно, не захотите приплатить. По традиции. - Договорились, Мастэд, - добродушно согласился Индюк. - Мы с Блэкбёрдом сделаем это, потешим тебя. Только прошу, не копайся. Мы ждём. Мастэд вышел, и они спокойно задымили сигаретами. Минут через пять-семь отворилась дверь и, втолкнув в бункер спутанную по рукам и ногам куклу, Мастэд переступил порог вслед за ней. Я вгляделся в лицо человека и узнал... Роки Рэкуна. Но я уже находился после всего увиденного тут в таком состоянии, что почти не удивился. Видимо, Роки всё-таки не выдержал и привёл кого-то из боевиков дёртиков на плацу к полному финишу, хотя всегда боялся быть обречённым на пытки, полагавшиеся за это кукле. Но он убил хотя бы одного негодяя, он сделал это, переломил себя. Видно, сердце не выдержало. Видит Бог - я, как и каждый нормальный человек, не любил убивать. Но сейчас, сжимая тёплую рифлёную рукоятку "спиттлера", твёрдо решил привести этих трёх собиравшихся мучить Роки гадов к полному финишу, чего бы мне это ни стоило. Дырки в крышке люка были достаточно велики, чтобы стрелять через них не только из "спиттлера", но и из тупорылого "пиггиса". Правда, приходилось смотреть в одно отверстие, а стрелять из другого - не слишком выгодная позиция, но выбирать не приходилось: если я стану открывать люк, то сразу подставлю себя. Ждать больше становилось невыносимо. Я не хотел и не мог позволить издеваться над Роки. "Когда я держу тебя в руках", - палец плавно нажал на спусковой крючок, и Индюк с пробитым сердцем повалился замертво, выпустив изо рта вонючую сигарету. "И ощущаю свой палец на твоём спусковом крючке", - вторая пуля настигла Блэкбёрда, который заскрёбся о вертикальную стенку эстакады, обдирая лицо о корявый бетон. Мастэд хотел прикрыть себя куклой, но сметливый и ловкий учитель физкультуры бросился на пол лицом вниз, быстро оценив ситуацию и совершив максимально возможное в своём сложном, со связанными руками и ногами, положении. Однако Мастэд мгновенно выхватил револьвер и выстрелил Роки в затылок. "Я знаю, что никто не посмеет обидеть меня", - но моя третья пуля только задела руку рыжей скотины. Он ещё успел выстрелить в сторону люка слабеющей рукой, пятясь к двери. "Потому что счастье - это тёплый пистолет", - четвёртая и последняя пуля, выплюнутая "спиттлером", обозначила на веснушчатом лбу рыжего Мастэда крупную "индийскую родинку", и пятый за последние двадцать минут труп распластался на нечистом бетонном полу бункера. Всё-таки этот рыжий гад заставил потратить на себя две пули. Если бы я стрелял из открытого люка, то никогда бы не позволил себе промахнуться. Из-за моей самоуверенности и непрофессионализма погиб Роки Рэкун. Прости меня, Роки, прости. Я переждал свою традиционную минуту, потом повернул язычки запоров, распахнул крышку люка и мягко спрыгнул на пол. Стараясь не испачкать обувь, чтобы потом не наследить, осмотрел лежавших и убедился в том, что все они пришли к полному финишу. Потом обыскал Индюка, Блэкбёрда и Мастэда, но ничего, кроме тривиальной чепухи и оружия, в их карманах не нашёл. Тележку с Чмырём переворачивать не стал: ясно, что перед казнью его содержали в заточении, и карманы его, следовательно, пусты. То же самое относилось и к Роки. Держа наготове пистолет, я подошёл к двери, прислушался и, открыв её, попал в тамбур или в "предбанник". Слева и прямо передо мной находились ещё две двери. Я метнулся к левой, тихонько приоткрыл её и увидел длинный и широкий, полутёмный коридор. Закрыв дверь и заперев её на имевшийся с внутренней стороны замок, бросился к другой. Отворив её пинком ноги, я вступил в небольшой "кабинет", в котором стояли лишь стол с телефоном, пара стульев и узкий шкаф. Сунувшись в шкаф, я обнаружил в нём болтавшийся на вешалке невзрачный плащ и лежавшую на полке мятую шляпу. А в углу увидел тёмный плоский портфельчик. Почти не надеясь на попадание, я .заглянул внутрь него и удовлетворённо хмыкнул: там среди прочего хлама лежал небольшой складной зонтик. Именно с этим зонтиком и с этим портфелем, вероятно, подкараулил доктора Хаббла Индюк, когда тот переходил мост, направляясь пообедать в кафе. На всякий случай я не стал ни вынимать зонт из портфеля, ни трогать его, решив предоставить это парням из нашего Технического Отдела. Я сунул в портфель плащ со шляпой, обмотал его своей накидкой и быстренько закрепил с помощью имевшихся у меня ремней и лямок к спине наподобие ранца. Подойдя к столу, выдвинул ящик, и глаза мои встретились с глазами пожилого человека на фотографическом портрете. Огромный, почти полностью лысый череп мозгляка, неровно подстриженные усы, бородка клинышком, глубокие лучи морщин у глаз со стороны висков, мрачный, нехороший взгляд и широкий, в горошек, галстук, повязанный нелепым узлом - точно такой же портрет наблюдал я на экране спецблока своего теперь "засахарившегося" звездолёта на пути к "Платинум сити". Ну конечно же, на фотографии был запечатлен профессор Джестер Дёрти - если верить рассказу Роки, уже давно покойник. В глубине ящика лежал старомодный лэнгвидж, большой и плоский, как коробка из-под конфет. Тащить его с собой не хотелось: хватало и портфеля, но на моё счастье у него оказался унифицированный узел ввода и вывода информации. Узел вывода информации выполняется обычно в виде стерженька с коническим наконечником, напоминающего рычаг часового тахометра, а узел ввода - как его ответная часть, в виде конического отверстия. Я вытащил свой модерновый лэнгвидж, размером не более портсигара, и насадил его на стержень обнаруженного мной в столе аппарата. Плотно прижав гнездо к хвостовику, нажал на кнопку вывода и перезаписи информации на панельке старого уродца. Через несколько десятков секунд мой маленький помощник впитал в себя всю хранившуюся в старичке информацию. Пришла пора уносить ноги. Когда дёртики заглянут в бункер, поднимется большой шум, но, может статься, этого не случится в самое ближайшее время: двух помогавших им парней Индюк с приятелями отпустили, да и по местному времени уже, наверное, поздний вечер. Есть даже слабая надежда, что ничего не обнаружится до утра. Я не засветился и попытаюсь уйти назад тем же путём, через вентиляционные каналы. Выйдя в тамбур, я отпер замок на двери, ведущей в большой коридор, и вернулся в бункер. Открытый замок, возможно, собьет дёртиков с толку в предположениях о возможных путях отхода неизвестного гостя, то есть меня. Подтянувшись на руках, я забрался в воздуховод. Портфель на спине мне почти не мешал. Я перевернулся лицом к бункеру, последний раз оглядел его, бросил взгляд на печь, мысленно попрощался с Роки. Так получилось, что он проводил меня в последний путь, а я... Я не могу его похоронить, как положено. Не сумев уберечь Роки, я вынужден бросить его тело здесь, потому что будет сложно уйти отсюда, с этой жуткой базы, даже налегке. Прости, Роки, ещё раз прости. Я намеревался притянуть крышку люка, но что-то почудилось мне, задержало меня. Уже знакомая тошнотворная волна невидимо и беззвучно прокатилась по бункеру, меня опять затошнило, и взгляд мой непроизвольно упал на труп Индюка. Какая-то заноза не давала мне покоя, что-то меня беспричинно тревожило и угнетало и вызывало чувство грозящей опасности. Я помотал головой, пытаясь избавиться от противного саспенса, притянул крышку и, повернув язычок, закрыл люк изнутри. Вперёд - и выше: я стал пробираться на выход. Но то ли проклятый саспенс, то ли обилие крутых ужасов, увиденных в бункере, или моя рассеянность или задумчивость сыграли со мной злую шутку, - только я заполз не в то ответвление, по которому пришёл сюда. И в кромешной тьме, где имелось, вероятно, не более пары фотонов, не заметил вертикальной шахты и неожиданно провалился на несколько десятков футов вниз, не сумев вовремя притормозить. Гладкий ствол, круто изогнувшись, вынес меня к чуть приоткрытому люку и, не в силах остановиться, я успел лишь сгруппироваться и мгновенно выхватить "спиттлер", и в ту же секунду вылетел из воздуховода, как пробка.