Темные целые

Грег Иган

Темные целые

Доброе утро, Бруно. Как там погода в Скудоземье? Экранная аватара моего собеседника выглядела как тор с тремя отверстиями, чередующимися с треугольниками и бесконечно выворачивающийся наизнанку. По безупречным интонациям синтезированного мужского голоса невозможно было угадать, откуда родом мой визави, однако было понятно, что его родной язык не английский. Я выглянул в окно своего домашнего офиса, на кусочек голубого неба и зеленеющие сады тенистого тупичка Вест‑Райд. Сэм всегда говорил «доброе утро», независимо от времени суток, но сейчас действительно было только начало одиннадцатого утра, и тихий пригород Сиднея купался в солнечном сиянии и пении птиц.

— Отличная, — ответил я. — Жаль только, что я прикован к столу. С той стороны последовала длительная пауза, и я стал гадать, уж не исказил ли переводчик идиому, создав впечатление, что я закован в наручники безжалостным врагом, который все же оставил мне возможность пользоваться программой для общения. [1] Потом Сэм сказал:

— Я рад, что ты сегодня не отправился на пробежку. Я уже пытался связаться с Элисон и Юэнем, но они оказались недоступны. Если бы я тебя не застал, могли бы возникнуть проблемы с некоторыми из моих коллег — их трудно сдерживать.

На меня накатила волна тревоги вперемешку с возмущением. Я отказался носить iWatch, чтобы меня не могли достать все 24 часа в сутки. Я математик, а не акушерка. Возможно, еще и дипломат‑любитель, но пусть даже мы с Элисон и Юэнем не перекрываем полностью временные зоны, Сэму, чтобы связаться с любым из нас, достаточно подождать лишь несколько часов.

— Я и не предполагал, что тебя окружают горячие головы, — ответил я. — Что за срочность?

Надеюсь, что переводчик сможет передать резкие интонации моего голоса. Именно коллеги Сэма обладали боевой мощью и всеми ресурсами, и уж им‑то не следовало шарахаться от любой тени. Действительно, мы однажды попытались их уничтожить, но это была совершенно невинная забава, к тому же более десяти лет назад.

— Похоже, кто‑то с твоей стороны перепрыгнул границу, — сообщил Сэм.

— Перепрыгнул?

— Насколько мы можем судить, никакая траншея границу не пересекала. Но несколько часов назад кластер теорем на нашей стороне начал подчиняться вашим аксиомам.

Я был ошеломлен:

— Изолированный кластер? Без каких‑либо ответвлений, ведущих к нам?

— Если они и есть, мы не смогли их обнаружить.

Я задумался.

— Возможно, это было естественное событие? Короткая волна фонового шума через границу, которая оставила в память о себе что‑то вроде лужи после отлива.

— Кластер для этого слишком велик, — возразил Сэм. — Вероятность такого события исчезающе мала.

Числа проникли через информационный канал, тут он был прав.

Я потер веки кончиками пальцев. И внезапно почувствовал себя очень уставшим. Я полагал, что наша старая немезида — «Индустриальная алгебра» — уже давно отказалась от преследования. Они больше не предлагали взятки и не посылали наемников, пытавшихся меня запугать, и я предположил, что они наконец‑то списали дефект как мистификацию или мираж и вернулись к своему основному бизнесу — помогать военным всего мира убивать и калечить людей все более изощренными способами.

Может, это и не ИА. Мы с Элисон впервые обнаружили дефект — набор противоречивых арифметических результатов, которые обозначали границу между нашей математикой и версией, лежащей в основе мира Сэма — с помощью большого объема вычислений, который мы провели через Интернет с привлечением тысяч добровольцев, отдававших нам машинное время, когда их домашние компьютеры не были загружены. [2] Когда мы закрыли этот проект, сохранив наше открытие в секрете, чтобы ИА не нашла способ превратить его в оружие, несколько участников обиделись и предлагали продолжить исследования. Они довольно легко могли бы написать собственный софт, адаптируя те же базовые программы с открытым кодом, которыми воспользовались я и Элисон, но трудно представить, как они сумели собрать достаточно сторонников, не начав кампанию общественной поддержки.

— Я не способен дать этому немедленное объяснение, — сказал я. — Могу лишь обещать, что проведу расследование.

— Понимаю, — ответил Сэм.

— У вас нет собственных предположений?

Когда мы с Элисон десять лет назад использовали в Шанхае суперкомпьютер «Сияющий», чтобы предпринять длительную атаку на дефект, математики «той стороны» ухватили детали нашего невольного нападения достаточно ясно, чтобы послать струю альтернативной математики обратно через границу с ювелирной точностью, ударив только по нам троим.

— Если бы кластер оказался с чем‑то соединен, мы смогли бы пройти по этому следу, — сказал Сэм. — Но изолированный кластер не ведет никуда. Вот почему мои коллеги так озабочены.

— Да.

Я все еще надеялся, что случившееся обернется недоразумением — математическим эквивалентом стаи птиц, чье радарное эхо случайно оказалось похоже на что‑то более зловещее, — но до меня наконец‑то стала доходить вся серьезность ситуации.

Обитатели «той стороны» были миролюбивы настолько, насколько дружелюбны добрые соседи, но если их математическая инфраструктура подвергалась угрозе, они оказывались перед реальной перспективой уничтожения. Однажды они защитили себя, но проявили большую сдержанность только потому, что смогли проследить источник угрозы и понять ее природу. Они не уничтожили напавших — то есть нас, — не погубили Шанхай, не выбили основание из‑под нашей Вселенной.

Новая же атака не была непрерывной, однако никто не знал ее источник, не ведал, что она могла предвещать. Я полагал, что наши соседи сделают не больше необходимого, чтобы гарантировать свое выживание, но если их вынудят нанести ответный удар вслепую, то у них может не оказаться иного способа, кроме как превратить наш мир в пыль.

Шанхайское время только на два часа отставало от Сиднея, но Юэнь все еще не вышел на связь. Я послал ему мейл — и копию для Элисон, хотя в Цюрихе середина ночи, и она наверняка будет спать еще часа четыре или пять. Все мы имели программы, обеспечивающие связь с Сэмом, мы контролировали и модифицировали небольшие участки дефекта, изменяя горстку зыбко уравновешенных арифметических истин и перемещая границу между двумя системами назад и вперед, чтобы закодировать каждый переданный бит. Наша троица тоже могла бы общаться друг с другом таким же образом, но, подумав, мы решили, что обычная криптография — более надежный способ скрыть нашу тайну. Простого факта, что данные во время сеанса связи поступают словно ниоткуда, вполне хватило бы, чтобы вызвать подозрение. Поэтому мы зашли настолько далеко, что даже написали программу, которая посылала в Сеть пакеты фальшивых данных, маскируя наши беседы с Сэмом. Теперь любой, кроме самых упорных и технически продвинутых соглядатаев, пришел бы к выводу, что Сэм обращается к нам из Интернет‑кафе в Литве.

Ожидая, пока отзовется Юэнь, я тщательно просматривал файлы, в которых моя поисковая программа‑агент сохраняла результаты с граничной релевантностью, и задавался вопросом, не мог ли какой‑либо просчет в заданных агенту критериях поиска оставить меня в «мертвой информационной зоне». Если бы кто угодно и где угодно объявил о намерении выполнить некие вычисления, которые могут вывести их на дефект, то известие об этом уже через несколько секунд было бы выведено у меня мигающими красными буквами во весь экран. Допустим, большинство организаций с необходимыми вычислительными ресурсами секретны по своей природе, но у них вряд ли есть мотивы развлекаться таким безумным трюкачеством. «Сияющий» был списан в утиль еще в 2012 году. В принципе, различные агентства национальной безопасности и даже несколько ориентированных на информационные технологии фирм ныне имеют достаточно кремниевых мозгов, чтобы отыскать дефект, если бы у них действительно появилось такое желание. Но, насколько мне было известно, Юэнь, Элисон и я оставались единственными людьми в мире, которые были уверены в его существовании. «Черных бюджетов» даже наиболее расточительных правительств и глубоких карманов даже самых богатых магнатов все же недостаточно, чтобы швырять деньги на поиски дефекта ради любопытства или по прихоти.