Кольцо удачи

Спартак Ахметов

Кольцо удачи

1

Получилось так, что в момент взрыва Камилл Усманов смотрел на холодильник. Страшный грохот оглушил его, белая дверца пропала, обнажив жерло вулкана. Грозное голубое пламя встало стеной через всю комнату и отрезало людей от выходной двери. Когда-то у Камилла взрывался водород, поэтому он знал, что надо делать. Схватил стул за спинку, с силой метнул в окно (звон пропал в реве огня). Сдернул на пол желтую скатерть с посудой, рывком поставил па стол маленькую Инну Ивановну.

— В окно! — рявкнул он. — Держись за фрамугу!

Повернулся к Ларисе. Та окаменела, в огромных глазах отражалось синее пламя. Короткие волосы стояли торчком.

— Ну!

Женщина бросилась к нему на грудь. С Ларисой на руках Усманов вскочил на стул, затем на стол, за которым они только что пили чай. Ударил ногой по окну — внизу торчали обломки стекла. Спину опалял жар, но он старался держать плечи шире.

— Устоишь?

Лариса судорожно кивнула. Вылезла наружу, вцепилась в ручку фрамуги и присела на корточки. Рядом скорчилась Инна Ивановна. Камилл оглянулся, ища Таню. Ему показалось, что он сходит с ума: Таня из ведра поливала зеленый баллон, который стоял за вытяжным шкафом. Одним прыжком Усманов оказался рядом:

— Что!

— Водород!

Бешено дернул за головку — скобы, удерживающие баллон, отскочили. Обхватил, не чувствуя тяжести, поволок к ближнему окну. Таня помогала. Взгромоздили баллон на подоконник, сильно толкнули. Посыпались стекла, массивный цилиндр перевалил через фрамугу и пропал.

— Лезь за ним! — крикнул Камилл, но Тани рядом не было. Решив, что она пошла к Инне Ивановне и Ларисе, вылез в окно сам. Сразу глянул вниз: три этажа, бетонная полоса у стены, поперек клумбы лежит проклятый баллон. Эх, веревки нет!.. Посмотрел налево. Женщины сидят на корточках, держась за фрамугу. Из соседних окон торчат испуганные лица сотрудников.

— Где Таня?!

— Больше не могу! — взвизгнула Лариса. — Прыгаю!

— Не смей! Разобьешься! — Камилл сообразил, что ее опаляет жар из разбитого окна. — Сдвинься к стене!

Но Лариса уже повисла на руках, оттолкнулась коленками и ухнула вниз. Она все сделала правильно и, может быть, благополучно приземлилась бы, но в полете на секунду потеряла от страха сознание. Земля ударила по ногам, по спине, левую руку пронзила боль. И она снова потеряла сознание.

— А, черт! — Камилл и сам повис на фрамуге. На мгновение перед ним мелькнула пылающая комната. Огненная стена уже не казалась сплошной, в ней зияли, быстро меняя очертания, зыбкие провалы. В одну брешь вдруг нырнула нелепая фигура, замотанная во что-то желтое. «Таня?» — успел подумать Усманов, но тут же забыл о ней. Мягко оттолкнулся ногами и, немного наклонившись, полетел вниз. Баллон должен был остаться в стороне. Ноги воткнулись в рыхлую клумбу, самортизировали, на плечи легла тяжесть, пригнетая к земле, руки вывернула боль. Оглушенный, он секунду лежал ничком. Рот забило грязью.

Лариса была в двух метрах. Камилл на четвереньках подобрался к ней и приподнял голову. Обрамленное черными локонами, лицо казалось неестественно белым. Резко выделялись полоски бровей и ресниц.

— Лара, Лара!

Женщина слабо застонала.

— Живая…

К ним уже бежали люди. Камилл крякнул:

— Машину!

Словно в сказке, подкатила красная «Нива». Задняя дверца распахнулась. Камилл подбежал к ней с Ларисой на руках. Втиснул в узкий проем, упал рядом. За рулем сидел, слава богу, Стас. Бывший десантник щерил зубы, словно улыбался.

— Давай!

Положив голову Ларисы на колени, Камилл перевел дыхание. Он не чувствовал ни рук, ни ног, во рту навязла какая-то дрянь. Ему казалось, что оттопыренные уши обуглились и дымятся.

2

Камилл и Лариса познакомились семь лет назад и, как говорится, полюбили друг друга с первого взгляда. Лариса была на год старше. Она училась в Свердловском политехническом институте, проходила дипломную практику на алмазном участке. После защиты диплома ей предложили работать в институте.

Всю зиму Камилл посылал ей лирические стихи, из которых можно было бы скомпоновать небольшую поэму. Лариса в ответ выстреливала деловые отчеты с неизменным «люблю и целую» в конце. Правда, она ничего не писала о продолжающихся встречах с предыдущим возлюбленным, который тоже надеялся на скорую свадьбу. Объяснение и разрыв произошли перед самым распределением. В начале июля Лариса уже работала в одном отделе с Камиллом. Вместе считали шихту для «Тора», вместе ездили помогать подшефному совхозу.

Ларису Устинович трудно было назвать красавицей. Формы ее казались несколько уплощенными, ноги кривоватыми. Лучшее, что у нее было, — большие антрацитово-черные глаза. Камиллу они казались «черными дырами», то есть звездами в состоянии коллапса. Избавиться от их притяжения оказалось невозможно. Чаще всего глаза были спокойными, как вода в омуте. Но временами в них проскакивала хищная искра, и тогда они косили.

Черные глаза, бледное лицо, обрамленное черными локонами, носик с горбинкой и оспинка на правой щеке — было от чего сойти с ума…

Лариса понимала, что она не так хороша собой, как хотелось бы. Отсутствие красоты пыталась компенсировать острым язычком, участием в студенческой самодеятельности, смелостью в любовных вопросах. Но ее угнетала одна мысль: то, чего она добивалась трудом, красавицы получали сразу.

Усмановский институт поразил Ларису блеском алмазов. Она поняла, чего ей не хватает. «Заполучить бы бриллиантовое ожерелье! — думала Лариса. Огненная игра камней сконцентрирует на себе все взоры, никто по обратит внимание на фигуру. Остальное — дело техники. Но алмазы дороги…»

Камилл до четырнадцати лет был нормальным мальчишкой: купался в речке, бегал на лыжах, однажды сломал руку. Учился хорошо, читал фантастику. Одно время увлекался астрономией и даже построил несколько телескопов. Легко ориентировался в созвездиях, отрастил патлы, пытался бренчать на гитаре. В седьмом классе неожиданно стал отличником и даже занял первое место на областной математической олимпиаде. Дальше покатилось, как снежный ком: первое место на Всесоюзной олимпиаде, школа-интернат при МГУ, физический факультет за четыре года, дипломный проект на тему «Поведение водорода при сверхвысоких давлениях», который дотянул на кандидатскую диссертацию. Поговаривали, что без родителей здесь не обошлось. Но это была, конечно, неправда. Марат Магжанович и Ирина Петровна все эти годы занимались разработкой, налаживанием и внедрением «Тора». Камилла они почти не видели.

Когда он возник с дипломом кандидата наук, его не сразу восприняли всерьез. По расчетам родителей, сын должен был всего лишь перейти на пятый курс.

— Ну, и чем ты собираешься заниматься? — спросил отец.

Он уже пришел в себя и горделиво поглядывал на Камилла. Одно слово Усманов!

— Хочу работать у тебя.

— Почему?

— Лучшая в Союзе аппаратура высокого давления.

— Правильно. — Сын все больше нравился Марату Магжановичу. — Только у меня нет вакансии сэнээса.

— Согласен быть мичманом, — гордо сказал Камилл.

— Слушай, а где твои локоны? У тебя же были прелестные мушкетерские космы.

— Они оказались не рациональными, — объяснил сын. — Требовали лишнего ухода. В горах это мешает.

— Ты что — альпинист?

— Естественно.

— Мать, слышишь?.. — несколько растерянно спросил Марат Магжанович. Ну что ж, прекрасно. Осталось научиться щелкать языком, и ты станешь настоящим Усмановым.

В ответ Камилл издал такой хлесткий звук, что у отца зазвенело в ушах.

Именно в это лето в институте появилась Лариса Устинович.

Молодые прожили безоблачно два года, детей не завели. Лариса объясняла так: «Хочу любить только тебя». Камилл не возражал, поскольку в житейских вопросах был безграмотен. Мать и жена — вот все женщины, которых он узнал за двадцать пять лет жизни. Мама звала к себе, обещала две комнаты. Но Лариса ценила самостоятельность, и они остались в общежитии.