Северная баллада

Шейкин Аскольд

Северная баллада

Шейкин Аскольд Львович

СЕВЕРНАЯ БАЛЛАДА

Фантастическая повесть

Я стою на седловине горной гряды. У ног моих жесткая редкая трава, лишайники, мох. Сквозь них угловато выпирают камни. Сентябрь! Вершины слева и справа от меня белы от снега, равнинный простор далеко внизу залит золотом пожелтевшей лиственничной тайги. Там, где равнина примыкает к горам, синеет озеро. Вокруг него россыпь многоэтажных домов - мой родной город.

Старожилы нашего края говорят: "На Север трудно решиться приехать. Еще труднее потом с ним расстаться. Всей душой прикипаешь к скалам, прозрачному небу, студеному воздуху". Но я-то здесь и родился.

За седловиной ущелье. Оно такое глубокое, что оттуда, где я стою, нельзя разглядеть ни проложенных по его дну железнодорожных рельсов, ни портала тоннеля, в который они уходят. Видны только серые языки каменистых осыпей, устилающих верхнюю часть противоположного склона.

Это как чудо. В сотнях метров подо мною, в сердцевине хребта, пробиты штольни. Там грохочут взрывы, машины стальными челюстями захватывают руду, а здесь вековечная тишина, беловато-зеленые нежные, как пена, ягельники, глинистые овалы пятнистой тундры.

Один из этих овалов - он шагах в трех от меня - пересекает звериная тропа. Следы на ней очень четкие. Лисьи, заячьи. Отпечаток оленьего копыта. По нему'прочерчены борозды: большой, тяжелый зверь волочил когтистую лапу. Это прошел бурый медведь, я знаю.

Куда большее чудо, чем штольни и рельсовый путь по ущелью, - то, что от самой окраины города начинается территория заповедника и все здесь поэтому должно оставаться нетронутым - растения, камни, норы, гнездовья птиц.

"Но все же почему? Почему?" - в десятый раз спрашиваю я сегодня себя.

Полгода назад я стал чемпионом зимних Олимпийских игр по биатлону. Проходили они в одном из альпийских городов. С утра до ночи не утихала там нарядная, радостная толпа. Церемонии, шествия, маскарады безостановочно сменяли друг друга. Я ничего этого не заметил. Все мои дни строились одинаково: с утра - тренировочные упражнения, потом беседы с тренерами, психологом команды; опять упражнения. С половины десятого вечера - сон. Изредка, как яркая вспышка, - часы соревнований.

То, что мне удалось быстрее всех пробежать 20 километров, самого меня нисколько не удивило: я жил в таком городе, куда съезжались соревноваться в скоростном беге чемпионы страны. Было с кого брать пример. Но биатлон - особый вид спорта. Надо быстро пройти по трассе. Будут спуски, подъемы, подбрасывающие в воздух бугры. Скорее, скорее! Бесценна каждая доля секунды.

Но за спиной биатлониста винтовка. Пройдена первая четверть пути - и ты оказываешься на огневом рубеже. Надо повалиться в снег, одну за другой поразить мишени. К тому времени, которое будет тобою затрачено на весь путь и стрельбу, каждый промах прибавит по 2 минуты. Всего несколько пуль, отправленных "в молоко", - и, даже если ты лучший в мире лыжник-бегун, уже незачем продолжать борьбу. Развеются надежды тренеров, собственные мечты. Однако ты еще член сборной команды страны. На твоей куртке Государственный герб, и провожали тебя, как героя.

Эти два вида спорта, стрельба и лыжная гонка, не просто различны. Они взаимно исключают друг друга. Противоречат. Требуют от спортсмена, от его сердца, нервов, ума совершенно противоположного: то беззаветно выкладываться в ритмичной работе всех мускулов, то сосредоточенно затихать, сжимая в руках винтовку.

Второй этап гонки. Из-под палок, из-под лыж брызгами вылетает снег. Бешено колотится сердце. Рот раскрыт, зубы хватают воздух. Все тот же приказ себе: "Скорее! Скорее!" Но снова огневой рубеж. А как трудно остановиться! Ведь только-только ты мчался во всю свою силу. Пульс - двести ударов в минуту.

Однако нужно спокойно вложить в винтовку патрон, плотно, но без малейшего излишнего усилия обхватить рукой шейку приклада, сделать два-три глубоких вздоха, наконед, еще раз вздохнуть уже только наполовину, замереть и в промежутке между двумя ударами сердца, уловив тот счастливый миг, когда колебания диоптрического прицела будут самыми меньшими, нажать на спусковой крючок. Десять выстрелов, десять перезаряжений винтовки, десять мгновений полной внутренней тишины и - снова гонка!

Последний, четвертый огневой рубеж. По правилам соревнований стрелять надо стоя. Но сердце бьется неукротимо. Мышцы ног, рук, спины стянуты напряжением. Если они еще и в состоянии совершать какую-либо работу, то лишь одну: двигаться, двигаться... Нужно все же суметь приказать им расслабиться и тут же собраться, но уже так, чтобы они смогли действовать совсем по-другому: плавно, с неравными паузами, без малейших рывков, точно соразмеряя усилия.

Тогда, после этой победы, в аэропорту меня встречали не только друзья и родные. Там были самые уважаемые в нашем городе люди: директор заповедника, начальник горного комбината, председатель исполкома городского Совета, секретарь горкома...

За рубежом меня спрашивали: "Откуда у вас такой удивительный гоночный стиль? Вы и на ровных участках трассы как будто летите над поверхностью снега". Я отвечал: "В моем краю все эти три времени года: весна, лето и осень - вместе длятся всего только два с половиной месяца".

"Но откуда такая смелость? Вы счастливчик? Никогда не падали? Не знали на своем веку травм?"

"Если живешь в таком городе, где от самых домов поднимаются горы, - отвечал я, - лыжнику нельзя не быть смелым".

"Вы студент? Где-нибудь служите?"

"Заочно учусь на факультете охотоведения и работаю егерем".

"Кем-кем? Что это значит?"

"Хранитель тишины в заповеднике".

..."Но почему все же? Почему?" - снова вдруг думаю я.

Когда кончается детство? Не тогда ли, когда начинаешь полностью сам отвечать за свои поступки? Когда тебе уже некому сказать: "Больше не буду" - и все простится, исправится. И не потому ли для того, кто стал на горные лыжи, такая пора приходит удивительно рано? Еще бы! Летишь вниз, в долину. Не более спичечных коробков кажутся дома. Люди у подножия склона крошечны, как муравьи. На твоем пути скалы, обрывы; скорость - больше 100 километров в час. Как идти лыжам? Ежесекундно надо выбирать то решение, от которого впрямую зависит жизнь, и если ошибся, то уже не помогут никакие слова, не заслонят ничьи руки. Каждый спуск - школа мужания. Потом и во всех других случаях поступаешь без колебаний.

Так взрослеют не по годам, но так становятся чемпионами.

Мой егерский участок - сотни квадратных километров горной тундры. Лучше, чем я, эту местность сейчас не знает никто другой. Мне знакомы здесь каждый утес, разлом, промоина, чаша цирка, тропа, ручей, озерцо. Зимой, в пургу, кто еще быстрее отыщет заблудившегося лыжника, выведет его на подветренный склон, окажет помощь? Конечно, нужны тут и смелость, и выдержка. Биатлонистом я стал не случайно.

Но потому-то теперь во время моих выходов в горы (сегодняшний день не в счет!) всегда за моею спиной спортивная винтовка. Внезапно, порою в самой неудобнейшей позе, я срываю ее с плеча, заряжаю стреляным патроном, навожу на цель, делаю положенное количество вдохов, осторожнейше, по всем правилам меткой стрельбы нажимаю на спусковой крючок. В моем поведении нет мальчишества. Это азбука тренировки биатлониста высокого класса. Так советуют учебники, так без устали твердит мне мой тренер: "Не жалей себя. В любую погоду, после быстрого бега, резкого прыжка, долгого стояния на месте все триста шестьдесят пять дней в году делай и делай свои ежесуточные четыреста-восемьсот заряжений, прицеливаний; совершенствуй и совершенствуй это умение: вдруг прервать уже было начатое движение и, сколько бы ты ни хватал ртом воздух, как ни рвалось бы из твоей груди сердце, суметь успокоить его, вскинуть винтовку, уверенно навести на цель".

С Игр я вернулся в феврале. Безмятежными прошли март, апрель, май, июнь.