Исцеление

Алкин Юрий Львович

Исцеление

-- И как давно, вы говорите, это началось?

-- Давно уже. В прошлом в сентябре.

-- Ааа.. понятно. Одиннадцатое?

-- Да. Сразу после этого.

-- Ну что ж, поверьте мне, ваш муж - далеко не единственный.

-- Слышишь, Дейв? Я же тебе говорила.

-- Слышу, слышу... Да у меня ничего и нет.

-- Не слушайте его, он сам не свой. То есть, слушайте, конечно, но не обращайте на это внимание. Он нервничает. Ну вы понимаете, что я имею в виду.

-- Конечно, я понимаю. Мистер Бейли, расскажите мне, пожалуйста, в чем именно выражается ваше беспокойство.

-- Да вы поймите, у меня все в порядке. Это она настояла, чтобы мы к вам пришли. Но у меня нет никаких проблем. Сплю иногда не очень хорошо. Так ведь с кем не бывает? А так все отлично.

-- Ну зачем, зачем ты обманываешь? Доктор Макферсон, прошу вас, не слушайте его. Да он раз в неделю ночью с криком вскакивает. У телевизора сидит каждый вечер и только новости смотрит, только новости. Уговоры не слушает, отмалчивается. Или еще хуже - кричит, что я ничего не понимаю! Нет, Дейв, не мешай. Ты не говоришь, так я скажу. Уходит от телевизора, берет газеты. И снова - ничего кроме новостей. Раньше про кино читал, про живопись, театром интересовался. А теперь - только новости. Выходные все у компьютера просиживает. CNN, ABC, Fox, NBC - ничего другого не читает. И если бы он их нормально читал! Нет, Дейв, я скажу! Он их сначала читает, а потом сидит с каменным лицом и в стенку смотрит. А иногда наоборот - ни газет, ни телевизора, и если я включаю, кричит, чтобы я немедленно убрала эту мерзость. И чем дальше - тем хуже. Недавно страховку увеличил в пять раз. Мне ничего не сказал, я сама счет нашла. Спрашиваю: зачем? А он отвечает: я уже недолго протяну, но, может, детям повезет. Если, говорит, сама страховка не обанкротится. Я совсем перепугалась: почему не протянешь? Что же ты такое говоришь? А он: ты, Синди, почаще газеты читай, не будешь такие вопросы задавать. Теперь платим за эту страховку почти как за дом. Ну что, Дейв, что? Ты хочешь еще раз сказать, что у тебя все отлично? Да? Да? Извините, доктор...

-- Ничего страшного, не волнуйтесь. Вот салфетки.

-- Вы простите меня... Не могу я так больше. Это уже так долго тянется... И дети...

-- Пожалуйста, успокойтесь. Вот так... Вот так... Это далеко не самый тяжелый случай. Жаль, что вы ко мне не пришли полгода назад, но и сейчас не поздно.

-- Доктор, извините нас. Такая сцена...

-- Ну что вы, мистер Бейли. Это моя работа. Здесь и не такие сцены бывали. Так давайте все-таки поговорим о том, что вас беспокоит. Спокойно, не торопясь. Хорошо?

-- Видишь? А ты не хотел идти. Я же говорила - это можно лечить. Теперь и диагноз есть и таблетки.

-- Да. И обеспеченный заработок у этого Макферсона. 'Нам обязательно надо продолжать эти сессии...' Хорошо, прости, прости. Я знаю, ты права, он прав.. Только не плачь. Не плачь.

-- Обещай мне... обещай, что будешь принимать лекарство! И к нему будешь со мной ходить. Или сам, но только ходи.

-- Хорошо, Синди, буду. Ты только успокойся. Вместе к нему пойдем.

-- И три дня без газет и телевизора, как он сказал. Ну пожалуйста, я прошу тебя, попробуй.

-- Ладно. Договорились. Три дня.

-- Начиная с завтра.

-- Хорошо, завтра.

-- Или знаешь что? Давай на эти три дня уедем? Поедем в Хаянис, возьмем мальчиков. А?

-- Синди, у них школа.

-- Тогда поедем вдвоем. И я попрошу Сюзан переночевать у нас эти пару ночей.

-- Я не могу уйти с работы без предупреждения. А у Сюзан хватает своих хлопот.

-- Ты можешь уйти. Ты сам сто раз говорил как у вас с этим хорошо. Возьмешь больничный. Ты же действительно болен!

-- Только потому этот эскулап прописал мне какие-то таблетки? И вообще как ты сама не выйдешь на работу?

-- Не беспокойся, с этим проблем не будет. Я обо всем договорюсь.

-- Может, все-таки подождем до выходных?

-- Нет, ну пожалуйста, давай не будем ждать. Если ты так не хочешь ехать на три дня, давай поедем на два.

-- И в пятницу будем работать?

-- Да. Поработаем один день, а потом будем отдыхать целые выходные.

-- Но это же просто глупо. Лучше уехать на день позже и отдыхать четыре дня подряд.

-- Я понимаю. Но я тебя очень, очень прошу. Для меня. Давай поедем, а?

-- Ну что мне с тобой делать...

Дэвид проснулся с неясным и непривычным чувством легкости. Часы показывали половину седьмого. Синтия еще спала. Ничего себе, отоспался в Хаянисе, с веселым удивлением подумал он. Чтобы сам, без будильника, да еще в таком настроении... Давно уже такого не случалось. Очень давно.

В Хаянисе, кстати, было на удивление хорошо. Старый дом, в который они приезжали еще до свадьбы, пустые, но очень опрятные улицы, усыпанные золотистыми листьями. Дом удалось снять мгновенно - кто еще поедет на побережье в середине недели, да еще и осенью. Хозяйка даже не пыталась скрыть приятное изумление и рассыпалась по телефону в любезностях, которые были очень похожи на искрение. Погода стояла превосходная - с кристально чистым, свежим, прохладным воздухом и почти без ветра. О купании в это время, конечно, не было и речи: мыс Код, все-таки, а не Майами. Но зато были неспешные прогулки по берегу, щекочущий запах барбекю на веранде и неожиданно приятный фильм в стареньком полупустом кинотеатре.

И воспоминания, воспоминания, воспоминания... Впрочем, чего уж там, одними воспоминаниями дело не ограничилось. И ночь была почти, если не сказать совсем, как в те времена, когда они еще студентами приезжали в этот городок. И не было мертвенных столбцов газет и холодного экрана, с которого одно за другим лились равнодушные сообщения о погибших, угрозах, болезнях и снова о погибших.

Память незаметно двинулась назад. А ведь так было не всегда. Сначала как лавина упал тот день. Упал - и в клочья разнес уютное, с детства привычное чувство безопасности. Белая неестественно пустая страница новостного сайта. Вместо широких улыбок актеров и статей о биржевых колебаниях - неуклюжие короткие строчки, говорящие о невозможном. О том, что могло случиться лишь в кино. И ничего больше - ни фотографий, ни солидных, успокаивающих комментариев специалистов. Только сухие и страшные слова. Первая мысль: это шутка! Уродливая, нелепая шутка потерявших совесть хакеров. И потом: надо включить телевизор. Щелчок. И медленно появляющаяся картина на экране. Нет... это правда. Горящие, окутанные угольно-черными тучами клубящегося дыма башни-близнецы. Растерянный голос диктора. Людские лица, на которых смешались все оттенки потрясения. Сообщения, регулярно прибывающие с неотвратимостью гигантского маятника. 'Горит Пентагон... идет эвакуация... обрушилась южная башня...' Страх, переплетающийся со злостью...

Когда осел пепел, когда немного развеялся накрывший и пропитавший весь огромный город дым, когда в прессе замелькали статьи о масштабах и сроках ответного удара, оказалось, что это только начало. Выяснилось, что даже живя в Бостоне и не зная лично никого из тех, чье имя значилось в многостраничных списках погибших, можно быть отравленным гарью того дня. Эти столь созвучные с тревожным номером полиции и скорой помощи цифры 9/11 были везде. Они пламенели на обложках журналов, мерцали с экрана телевизора, смотрели с плакатов. Они впечатались, въелись намертво в слабо сопротивлявшуюся память и теперь отпечатывали свой след на каждой мысли, каждом деле. Это был даже не страх, а тоскливое щемящее беспокойство, которое неспешно день за днем отравляло жизнь.

Но тогда его еще не тянуло читать все новости. Глотать их с запойным увлечением наркомана он стал в октябре, когда роковые цифры немного отступили в газетных заголовках на задний план, и на свободу выбралось и немедленно вошло в обиход скользкое холодное слово - антракс. Вот тогда он и начал следить за каждым сообщением, гадая вместе со всей страной, где же и как проявится следующая порция язвы из далекой Сибири. Посланные невидимой рукой ничем не примечательные конверты несли в себе смертельную болезнь тем, кто их раскрывал, и страх тем, кто читал об этом на следующий день. И даже когда язвенная лихорадка сошла на нет, и стало ясно, что кто стоял за "смертью по почте" надолго останется неразгаданной тайной, привычка читать новости осталась.