Наркоманы

Уильям Моррисон. Наркоманы

Galaxy Science Fiction, January 1952

"Миры Уильяма Моррисона. Том 3" М., М.И.Ф., (Зарубежная фантастика), с. 249-261.

Нужно знать, что Палмер любил свою жену, как и прежде, иначе вы не поймете, в чем тут дело. «Все это для ее пользы», — дюжину раз повторил он себе на протяжении предыдущего дня. Этим он успокаивал свою разбушевавшуюся совесть. Он не думал, что становится кем-то вроде убийцы.

Она сидела возле искусственного камина, милого пережитка старины, читая какую-то книгу, точно так же, словно была дома на Марсе, а не на этом безжизненном камне. Она быстро приспособилась к одиночеству и странностям этой жизни — к отсутствию друзей, к необходимости экономить воздух, к странному ощущению искусственной силы тяжести, которая временами чуть колебалась, если в топливе станционного генератора попадались примеси. Она привыкла, практически, ко всему, кроме мужа.

Казалось, она почувствовала его взгляд, потому что обернулась и улыбнулась.

— У тебя все нормально, дорогой? — спросила она.

— Естественно. А у тебя?

— Так же, как можно было ожидать.

— Значит, не очень хорошо...

Она не ответила. «Она не хочет этого, но действительно завидует мне, — подумал он. — Ну, тогда мне нужно сделать так, чтобы ей нечему было завидовать». Он посмотрел через толстое окно из прозрачного металлопластика на великолепие звезд, ярко горящих и незамутненных взвесью или атмосферой.

Истории о несчастных смотрителях маяков, живущих на астероидах, были не применимы к этой особой космической скале. Здесь была замечательная, невероятно милая жизнь. По крайней мере, для него это был выход. И одновременно, это был выход для его жены.

Он стал бы горячо отрицать, если бы его обвинили в том, что он считает жену противной. Но все люди после определенной рюмки меняются, а Палмер бы гораздо хуже, чем пьяницей. Он был наркоманом марак, а пристрастившиеся к мараку люди считают всех вокруг замечательным, кроме тех, кто не разделяет их пристрастие к этому препарату. Таких они считают жалкими, развращенными существами, попросту лишенными разума.

Конечно, жизнь на астероиде не являлась выходом для большинства наркоманов, но только не для Палмера. «Я считаю свою жену, — подумал он в который уж раз, — жалкой личностью, которую я безумно люблю, так что мой долг сделать ее счастливой. И нужно поторопиться с этим. Она наверняка умрет в ближайшее время, так почему бы ей не прожить последние дни в мире и счастье, которые может принести только марак?»

У самой Луизы имелся бы ответ, если бы он задал ей такой вопрос. Но он был слишком осторожен и не спрашивал ее об этом.

Она отложила книгу в сторону и снова повернулась к нему.

— Джим, дорогой, — спросила она, — как ты думаешь, мы не могли бы приобрести телевизор?

— Он не станет работать без мезотронного детектора.

— Даже радио принесло бы какое-то разнообразие.

— От него тут не будет пользы. В это время года слишком много статичных помех от Марса и Земли.

«В этом и прелесть марака, — подумал он. — Марак меняет настроение и дает человеку спокойствие, при этом увеличивает его способности и помогает решить абсолютно все проблемы. Разумеется, мне не нужны ни радио, ни телевизор, я даже не начал читать ни одной книги в библиотеке. Они мне просто не нужны...

За толстым окном мелькнула тень, заслонив на мгновение огни звезд. «Это тень смерти, — подумал Палмер, но даже ей он сумел улыбнуться. — Даже смерть замечательна». Когда она придет, то обнаружит его счастливым. Он не станет дрожать, как вздрогнула при виде этой тени Луиза.

Он улыбнулся жене, вспоминая те шесть лет, что они прожили вместе. Это была короткая совместная жизнь, но она была такая... замечательная. Они только раз серьезно поссорились на втором году брака, после чего помирились и опять стали жить дружно. А затем, два года назад, он стал принимать марак, и после уже не был способен ссориться с кем бы то ни было. Марак был образцовым наркотиком, и Палмер не мог понять, почему кто-то должен бороться с ним.

Луиза попыталась с ним спорить после того, как узнала об этом, но Палмер превращал каждый спор в мирную беседу, которая переполняла его чистейшим благодушием. Он оставался таким, когда жена попыталась подсунуть ему в еду лекарство против марака. Именно это частенько сбивало ее с толку и злило, но глядя на нее, он лишь улыбался. Представьте себе жену, приходящую в ярость только из-за того, что ее муж слишком благодушен.

«Но больше она никогда не станет сердиться, — подумал Палмер. — Только не после того, что случится сегодня вечером, потому что в ее жизни произойдут большие перемены».

Она взяла другую книгу, и Палмер тут же пожалел ее. Он знал, что ее не интересуют никакие книги. Она просто встревожена и ищет что-нибудь, что может отвлечь ее, пока тени снаружи не убьют ее раз и навсегда. Она не понимала, как Палмер может быть таким спокойным и довольным, и даже не пытается вообще ничего сделать.

Она отбросила и эту книгу и начала брюзжать... да, брюзжать — самое подходящее слово.

— Ты просто дурак, Джим! Сидишь себе здесь, такой весь довольный и самоуверенный, без единой мысли в башке, и ждешь, когда они придут, чтобы убить и тебя, и меня. И выглядишь счастливым, даже когда я говорю об этом.

— Я счастлив от всего, дорогая.

— И даже от мыслей о смерти?

— Жизнь, смерть — какое это имеет значение? Что бы ни случилось, я просто неспособен быть недовольным.

— Если бы не этот проклятый препарат, мы остались бы живы. Ты бы придумал способ убить их прежде, чем они доберутся до нас.

— Нет такого способа.

— Должен быть. Ты просто не можешь думать об этом, находясь под воздействием препарата.

— Вот ты не принимаешь препарат, — сказал Палмер не без доли сарказма. — Почему бы тебе не придумать такой способ?

— Потому что я не такая образованная, как ты. Потому что у меня нет твоих научных знаний, и вся эта аппаратура, стоящая здесь повсюду, бесполезна для меня.

— Но ничего и не надо делать, — продолжил Палмер.

Она стиснула кулаки.

— Если бы не этот чертов препарат...

— Но ты же знаешь, что он не мешает мыслить. Испытания показали это.

— Испытания, проведенные самими наркоманами!

— То, что они могут проводить испытания, уже доказывает, что с их мозгами все в порядке.

— Но это не так! — закричала она. — Я же вижу это по тебе. Да, я знаю, что ты можешь складывать и вычитать, можешь подчеркнуть два слова, означающие одно и то же, но это еще не мышление. Настоящее мышление — это способность решать насущные трудные проблемы, которые не ликвидировать только карандашом и бумагой. При настоящем мышлении всегда возникает стимул, понуждающий использовать мозги на полную катушку. И именно его разрушил проклятый препарат. Он уничтожил твои стимулы.

— Но я по-прежнему исполняю свои обязанности.

— Только потому, что они стали для тебя привычкой, — выкрикнула она. — Ты и со мной разговариваешь, потому что я для тебя — привычка. Если бы ты позволил дать тебе лекарство...

Он засмеялся от нелепости ее предложения. Излеченный наркоман уже никогда не сможет стать снова зависимым. Лекарство вырабатывало постоянный иммунитет против марака. Именно это заставляло наркоманов так упорно бороться против всяких попыток излечения. А она думает, что сумеет убедить его словами?

— И это ты говоришь о неспособности мыслить! — возразил ей Палмер.