Последнее слово

Найт Дэймон

Последнее слово

Дэймон Найт

Последнее слово

перевод Леонид Бурчакова

Думаю, первым словом было: "Ай!". Какой-то пещерный человек, пытаясь придать более хорошую форму одному камню другим, ударил себя по большому пальцу - и вот, пожалуйста. Язык.

Мне становиться плохо от всех этих бесполезных фактов. Ну вот, например, первый пес. Думаю, он был необычайно смышленым, но трусоватым волком, который заставил людей бросить ему объедки. Ранний человек, к слову, сам не отличался огромной смелостью. Затем, человек и волк обнаружили, что могут охотиться вместе, в своей трусоватой манере, и вот: Домашние животные.

Надо отметить, что тогда я был слабым, в те первые пары сотни лет. Когда я понял, что Человеку нужен более сильный надзор, множество важных событий произошло. В то время я был молодым, ну, скажем так: начинающим падшим ангелом. Будь я старше и опытней, история пошла бы по совсем другому пути.

Я появился сидящим на камне на берегу Нила, рядом с молодым египтянином и его женой. Они выглядели мрачно; уровень воды повышался. Неподалеку был голодный шакал, и тут я подумал, что если отвлеку их, то он станет для них не очень приятным сюрпризом.

Достаточно высоко для вас? -- спросил я, указывая на воду.

Они строго посмотрели на меня. Я стал похожим на человека настолько, насколько это было возможно; но иллюзия не была бы полной без большого покрывала, которое не соответствовало времени года.

Мужчина сказал:

-- Было бы лучше, если бы она вообще не поднималась.

-- Мне странно слышать это, -- ответил я. -- Если бы она не поднималась, то ваши поля не были бы такими плодородными, не так ли?

-- Так, -- сказал мужчина. -- Но еще, если бы она не поднималась, мои поля были бы моими полями, -- он показал на то место, где вода смывала изгородь. -- Каждый год мы с моим соседом спорим о границах, а в этом году с ним живет его двоюродный брат. А он -- большой и мускулистый человек, -продолжил мужчина, начав рисовать линии в грязи.

Эти линии меня очень насторожили. Сумериане, там, на севере, недавно открыли искусство письма и я до сих пор испытываю шок.

-- Жизнь -- это борьба, -- сказал я мужчине. -- Ешь или будь съеденным. Пусть выиграет сильный, а слабый падет.

Похоже, человек не слушал.

-- Если бы был способ, -- говорил он, смотря на рисунки, -- чтобы можно было восстановить ограду в том же месте где она была...

-- Глупости, -- сказал я. -- Ты плохой мальчик, не следует такое говорить. Подумай, что бы сказал твой старый отец? Чт было хорошо для него...

Все это время женщина молчала. Она взяла палку из рук мужчины и теперь с интересом ее разглядывает.

-- Но почему нет? -- сказала она, показывая на линии в грязи. Мужчина грубо нарисовал очертания своего поля, а камень обозначал угол.

И тут шакал напал. Он был тощим и выглядел отчаянно, а его пасть была полна острых желтых зубов.

Палкой, которую она держала, женщина ударила шакала по морде, после чего тот убежал, жалобно воя.

-- Черт, -- произнес я, захваченный врасплох. -- Жизнь -- это борьба...

Женщина сказала грубое слово, а мужчина двинулся ко мне со странным блеском в глазах, поэтому я ушел. И что вы думаете? Когда я вернулся во время следующего наводнения, они уже измеряли поля веревками и шестами.

Опять трусость -- мужчина не хотел спорить о границах полей с кузеном своего соседа. Еще одна случайность и на тебе. Геометрия.

Если бы я только отправил медведя туда, где человек впервые проявил любопытство... ладно, поздно мечтать. Время вспять не повернешь.

Но я многому научился, пока время шло. Вместо того чтобы подавлять их изобретательность, я старался направить историю в нужное мне русло. Например, я научил китайцев делать порох (75 частей селитры, 13 серы, 12 древесного угля, если вам интересно. Но процесс смешивания ужасно сложный, они бы никогда не додумались.) Когда они начали использовать его только для фейерверков, я не сдался; я представил его опять, но уже в Европе. Терпение -- мой козырный туз. У меня не было ошибок.

Временные препятствия меня не волновали; после каждой моей войны люди только сближались. Маленькие группы воевали друг против друга до тех пор пока не формировались в бльшие группы; потом бльшие группы начали сражаться пока не осталась одна.

Я играл эту игру снова и снова с египтянами, персами, греками, и, в конце концов, уничтожил их всех. Но я знал, в чем опасность. Когда последние две группы разделят между собой мир, последняя война может закончиться глобальным миром, ведь больше никого не останется.

Моя последняя война должна вестись оружием настолько опустошающим, чтобы Человек уже никогда не пришел в себя.

Так и произошло.

В пятый день я смотрел вниз на планету без ее лесов, полей: на ней не осталось ничего кроме голых камней и кратеров, точь в точь как на Луне. Небо излучало болезнено-фиолетовый свет. Что ж, я заплатил большую цену, но Человека больше нет.

Ну, не совсем. Два осталось -- мужчина и женщина. Я нашел их живыми и невредимыми, на скале, вокруг которой был радиоактивный океан. Они были внутри прозрачного купола, или силового поля, который не пропускал зараженный воздух.

Видите, как близко я подошел к победе? Если бы они распространили свою машину до того, как началась война... Но вот они сейчас внутри нее, как две белые мыши в клетке.

Они сразу узнали меня. Женщина была молодой и спокойной.

-- Это с уверенностью можно назвать гениальным устройством, -- сказал я вежливо.

Вообще-то оно было достаточно уродливой вещью, все провода которой были убраны глубоко под землю, с большим, в виде полукруга, пультом с множеством мигающих лампочек.

-- Жаль, что я не узнал о нем раньше; его можно было бы использовать для дела.

-- Только не его, -- сказал мужчина, ухмыляясь. -- Эта машина для мира. Просто случайно она создает поле, которое защищает от атомного взрыва.

-- Почему ты говоришь "просто случайно"? -- спросил я его.

-- Просто он так говорит, -- ответила женщина. -- Если бы ты подождал еще месяцев шесть, то мы бы победили тебя. Но, наверно, теперь ты думаешь, что победил.

-- О, и вправду, -- сказал я. -- Но пока мы можем устроиться поудобнее.

Когда они стояли перед управлением, они выглядели очень напряженными, и никак не отреагировали на мое предложение.

-- Почему ты говоришь, что я "думаю" что выиграл? -- спросил я.

-- Просто я так говорю. По крайней мере, победа тебе далась не так просто.

Мужчина вставил:

-- И, похоже, теперь ты достаточно смел, чтобы появиться, -- его челюсть выглядела свирепо. Таких как он, сидящих в штурмовиках в первый день войны, было уже очень и очень много.

-- О, -- сказал я, -- я был здесь всегда.

-- С самого начала? -- спросила женщина.

Я поклонился ей.

-- Почти, -- ответил я, чтобы быть совершенно честным.

После этого наступило короткое молчание, одно из тех, которое прерывает лучшие из разговоров. Через мгновение пол затрясся.

Мужчина и женщина озабоченно посмотрели на пульт управления. Цветные лампочки мигали.

-- Это аккумуляторы? -- Было слышно, что женщина говорит медленно, растягивая слова.

-- Нет, -- ответил мужчина. -- Они все еще заряжаются. Дай им еще пару минут.

Женщина повернулась ко мне. Я был рад этому, потому что их разговор меня насторожил. Она сказала:

-- Почему ты не оставил нас в покое? На небесах знают, что мы не были идеальными, но не настолько же плохими! Не обязательно было заставлять нас делать это друг другу.

Мужчина произнес:

Покой отравил бы его. Он бы высох, как гнилое яблоко.

Это было правдой, ну, или почти правдой, поэтому я не стал оспаривать этого. Пол еще раз содрогнулся.

-- Ты ждешь, когда мы начнем страдать, -- сказала женщина, -- не так ли?