Вторая ночь лета

Джеймс Шмиц

Вторая ночь лета

Об авторе

Покойный Джеймс Шмиц, хотя ему и не хватало параноидальной напряженности Ван Вогта или Византийской изощренности сюжета, значительно лучше описывал людей, создавая даже отрицательных персонажей сложными и нестандартными личностями, полными сюрпризов и ведущими себя неожиданно для книги в жанре космической оперы. А его вселенные, даже со своим набором чудовищ и зловещих опасностей, выглядят более привлекательно, чем большинство вселенных космической оперы; это места, где можно вести обычную добропорядочную жизнь, пока сюжет не призовет вас на смертельную битву с Ужасным Безжалостным Чудовищем. Шмиц симпатизирует чудовищам, которые в конце произведения часто оказываются вовсе не чудовищами, а скорее существами со своими предпочтениями, точками зрения, и с этих точек зрения их поступки вполне оправданны и иногда достойны восхищения — терпимое отношение, почти не встречающееся среди современных произведений в жанре космической оперы, большинство из которых проникнуты махровой ксенофобией.

Точно так же Шмиц на десятилетия обогнал всех в своих женских образах — за годы до того, как феминистское движение семидесятых решило поднять (или попытаться поднять) сознательность среди писателей НФ. Шмиц не только делал женщин героинями головокружительных историй о межпланетных приключениях (само по себе почти неслыханно в то время), но и ставил их полностью наравне с героями-мужчинами, выводя их такими же храбрыми и сообразительными (и безжалостными, если необходимо), не обременяя их «женскими слабостями» — стремлением упасть в обморок в условиях сильного стресса или поискать защиты за мускулистым торсом Крутого Мужчины, что сильно портило женские образы у многих авторов в последующие годы. (Женщина Шмица, к примеру, так же сильна и умна, как женщина Хайнлайна — которая, если быть честным, тоже не торопится падать в обморок в критических обстоятельствах, — но не имеет ее раздражающей тенденции думать, что во всей вселенной нет ничего важнее, чем выйти замуж за Своего Мужчину и нарожать столько детишек, сколько получится.) Например, в ярком и захватывающем рассказе, который следует дальше, главная героиня не просто женщина, но старая женщина — выбор, который мало кто из авторов мог бы сделать даже сейчас, в 1998 году, не то что в пятидесятом — а именно тогда это сделал Шмиц!

Роман «Ведьмы Карреса» обычно считается лучшей работой Шмица, но лично мне больше нравятся рассказы из серии «Вега» («Вторая ночь лета» — один из них}, напечатанные в книге «Агент Веги», которая, увы, давно не переиздавалась, но которая — если вы сумеете ее найти — гарантирует вам такой чистый глоток Чуда Широкоэкранной Космической Оперы, какой вы не найдете больше нигде. Также нетипично для писателя в жанре космической оперы то, что лучшие работы Шмица — это короткие рассказы, такие. Как «Дедушка», «Сбалансированная экология», «Проигравший лев…», «Зеленое лицо», «Искатель», «Ветры времени», «Хранитель», и десятки других, плюс большое количество рассказов о приключениях парапсихологически одаренного подростка по имени Тэлзи Амбердон. Рассказы Шмица были собраны в книгах «Прекрасный день для того, чтобы покричать», «Отборные чудовища» и в последней — посмертном сборнике под названием «Избранное Джеймса Шмица»; рассказы о Тэлзи Амбердон были собраны во «Вселенной против нее» и в «Игрушке Тэлзи». Среди других книг Шмица стоит упомянуть «Демоническое поколение», «История о двух часах» и «Вечные границы».

Большинство книг Шмица Давно не переиздаются, хотя экземпляры «Ведьм Карреса» все еще время от времени встречаются в книжных магазинах. Если вы хотите познакомиться с его творчеством, лучшим выбором будет, вероятно, самая последняя его книга, «Избранное Джеймса Шмица», в которой собрано несколько лучших рассказов.

Вторая ночь лета

В ночь, следующую за тем днем, когда на земле Венд, на планете Нурхат, официально наступило лето, в большой низине к востоку от фермы отца Гримпа снова видели сияющие огни.

Гримп из своей комнаты наверху следил за ними больше часа. Дом был погружен в темноту, но из окна на первом этаже доносились случайные обрывки голосов. Все обитатели фермы смотрели на огни.

На соседних фермах и в поселке, занимающем весь холм и две мили долины, все, кто только мог добраться до окна, выходящего на долину, тоже, наверное, на них смотрели. Некоторое время с холма отчетливо доносился возбужденный вой большого пса Стража Поселка, но внезапно пес умолк — или скорее всего его заставили умолкнуть, как предположил Гримп. Страж был решительно настроен против каждого поднимающего шум насчет огней — это относилось и к псу.

Однако возбуждение пса было вполне оправданно. Из своего окна Гримп видел, что огней было гораздо больше, чем в предыдущие годы — большие, ярко-синие пузыри, медленно и беззвучно плывущие, опускающиеся и поднимающиеся по всей низине. Иногда один из них поднимался вверх на несколько сотен футов или двигался от края низины на такое же расстояние й неподвижно висел несколько минут, а затем плыл к остальным. На большее расстояние они от низины не удалялись.

На самом деле шаровым детекторам халпа не было нужды уходить дальше, чтобы собрать необходимую информацию для тех, кто их послал, кто сейчас слушал равномерный поток кратких сообщений на некоем халповсхом эквиваленте человеческого мыслеязыка:

«Признаков враждебных действий поблизости от точки прорыва не наблюдается. Оружие и силовые установки в сфере доступа отсутствуют. Существенных изменений с момента последнего обследования не наблюдается. В сознании наблюдающих за нами наличествует острое любопытство, следы тревоги и подозрительности. Но откровенной враждебности нет».

Сообщения шли без перерывов, в них автоматически повторялись одни и те же биты информации, пока шары беззвучно плыли по низине.

Гримп смотрел на них, то и дело сонно моргая, пока растущее сияние над краем низины не возвестило о том, что Большая Луна Нурхата медленно поднимается, чтобы, подобно Стражу Планеты, произвести свой собственный осмотр огней. Шары начали тускнеть, как и во все предыдущие годы на восходе луны, и раньше чем верхний край желтого диска Большой Луны показался над холмами, низина погрузилась во тьму.

Гримп услышал, что по лестнице поднимается мать, и быстро забрался в постель. Ночное представление закончилось, а еще нужно было успеть подумать о множестве приятных вещей перед тем, как заснуть.

Теперь, когда показались огни, скоро появится и его хорошая подруга Бабушка Эриза Ваннаттел со своим грузом патентованных лекарств. Где-нибудь в конце завтрашнего дня на дороге, ведущей из города, покажется большой фургон. Потому что именно после огней приезжала Бабушка Ваннаттел последние четыре года — с тех пор как огни впервые стали появляться над низиной на несколько ночей каждый год. А поскольку четыре года составляли ровно половину всей жизни Гримпа, появление Бабушки стало для него математической достоверностью.

Конечно, другие люди, такие, как Страж Поселка, могли недолюбливать Бабушку, но вертеться вокруг нее, ее фургона и гигантского пони-носорога экзотического внешнего вида, который тянул фургон, было, по мнению Гримпа, даже гораздо лучше цирка.

А еще послезавтра каникулы! Будущее представлялось вереницей приятных вещей, открывающихся в перспективе летней бесконечности.

Гримп заснул счастливым.

Примерно в то же время, хотя и на расстоянии большем, чем Гримп мог себе вообразить, восемь больших кораблей один за другим вышли из тьмы между звездами, бывшей их морем, и легли на тщательно рассчитанные орбиты. Они оставались настолько далеко, что никакие приборы дальнего обнаружения не могли бы заподозрить, будто Нурхат может быть центром их интересов.