Ксанта, Бука, Фома и я

Шалимов Александр

Ксанта, Бука, Фома и я

Александр Шалимов

Ксанта, Бука, Фома и я

Я еще не очень стар, хотя, конечно, по иным временам, мне, пожалуй, пора бы и успокоиться... Я был мальчишкой, когда тут - в долине - бурились первые скважины. Готовые скважины запирали тяжелыми вентилями, а рядом вколачивали кол из неотесанной лиственницы и писали суриком на листе фанеры: "Осторожно, кипяток!"

Эти надписи я видел на выцветших фотографиях в альбоме отца: пустынная долина с редколесной тайгой, коричневато-пепельные склоны Камбального, буровые вышки, трубы, втиснутые руками геологов в камчатскую землю. Когда вентили чуть приоткрывали, трубы фонтанировали кипятком. Горячие ручьи стекали по затоптанному мху в сизоватую пенистую Паужетку...

Отец в молодости разведывал Паужетское месторождение природного пара, а потом строил первую на этой земле геотермальную электростанцию. Сначала она была совсем маленькой: давала ток нескольким консервным заводам. А потом разрослась. Помню, ее называли гигантом дальневосточной энергетики. Как давно это было? Давно и недавно. Всего - век человеческий...

А впрочем, что такое человеческий век? В дни моей юности - на круг семьдесят лет. А теперь... Когда мне исполнилось сто двадцать, врачи не позволили ехать в Гренландию. Но я всю жизнь отдал Крайнему Северу и Югу. И, черт меня побери, я не хотел сдаваться. Я не мог вообразить себя без работы. Она была необходима мне как воздух, - настоящая работа, рука об руку с крепкими людьми; суровые ветры, льды и долгие ночи с радугами полярных сияний. Выйдешь из теплого домика в ночь и слушаешь тишину льдов. А она особенная, эта тишина. Звенит в ней что-то далекое, томительное, волнующее, как ожидание вечной новизны. И пьешь морозный воздух, чистый, как прозрачный родник, обжигающе холодный, живительный. С каждым глотком сил прибывает. Разве можно человеку без этого?

Ну, а потом предложили ехать сюда... Управляющий Паужетским геотермическим заповедником и природным музеем на юге Камчатки!.. Это я-то - строитель Великой плотины на Лене и Берингова моста. Штат управления заповедника: один управляющий плюс восемнадцать киберов, преимущественно старой конструкции, некоторые требуют капитального ремонта. Вот так... Впрочем, Камчатский заповедник - это еще лучшее из того, что предлагали неугомонным ветеранам моего покроя. Конечно, я погорячился, покричал там, в бюро кадров, даже кулаком по какому-то электронному лбу постучал, а потом поехал... Так, посмотреть поехал... Как и что... Ведь я не был на Камчатке сорок лет. Интересно все-таки: был "гигант дальневосточной энергетики", а теперь - заповедник...

Прилетел сюда, в эту долину, которую помнил по старым фотографиям отца. Полдня бродил среди молчаливых домиков опустевшего поселка, по притихшим корпусам бывшей геотермальной электроцентрали. Почти век она освещала и обогревала добрую половину Камчатки.

День выдался сумрачный, и сумрачно было на душе.

"Нет, мы оба стали ненужными, - думал я. - Эта гигантская электростанция - детище моего отца. И я сам... Какой тут заповедник. Это кладбище. Пустырь "истории... И никому до него нет дела. Жизнь ушла отсюда навсегда. Конечно, теперь вулканическое тепло уже не используют, как в двадцатом веке. Чем тогда служил вулкан? Печкой, в лучшем случае паровым котлом. Теперь люди придумали штуки похитрее. Да и требования другие, сейчас сразу нужны миллиарды киловатт. Разве из одного вулкана вытянешь столько? Вот и пришлось идти глубже - в подкоровую зону. Бурят скважины глубиной в тридцать-сорок километров. Опускают в эти скважины термоэлементы и получают энергию. Такие скважины можно бурить где угодно...

На севере Гренландии, куда меня не пустили "по состоянию здоровья", сейчас бурятся четыре такие скважины. Вот это работка! Там строится энергоцентраль мощностью в сто миллиардов киловатт. Вторая на Земле, после Антарктической. И тоже - для уничтожения льдов. А тут...

Я с отвращением посмотрел вокруг. Мачта высоковольтной передачи возле центральных трансформаторов покосилась. Наверху у изоляторов свили гнезда какие-то шальные птицы. Стекла над дверью, ведущей в круглое здание диспетчерской, выбиты ветром... "Их придется вставить в первую очередь, мелькнуло в голове. - А то зимой нанесет снегу в диспетчерскую. Там электронный мозг, точные приборы..."

А впрочем, зачем? Кому теперь нужна эта старая электронная башка и покосившаяся мачта? Ведь ток уже не потечет по проводам. Птицы могут спокойно высиживать птенцов в гнездах у самых изоляторов...

Музей! Смешная идея... Для кого? Держу пари на свою старую трубку - с тех пор как станцию закрыли и улетел последний наблюдатель, нога человеческая тут не ступала...

- Здравствуйте, - послышался тоненький голосок у меня за спиной. - А мы вас ждали...

Я поспешно оглянулся. Девочка лет десяти в голубом комбинезоне с интересом разглядывала меня. У нее было очень милое круглое личико с заметно выступающими скулами, широкий нос, чуть раскосые карие глаза. На смуглых щеках алел яркий румянец - печать солнца и камчатских ветров. Капюшон комбинезона, отороченный пушистым белым мехом, был отброшен. В рыжеватых вьющихся волосах словно запутался ветер.

- Здравствуй, - сказал я, несколько озадаченный. - Во-первых, кто ты и откуда взялась, а во-вторых, кто мог здесь ждать меня?

- Я - Ксанта из поселка Серебристый Лебедь. А ждали вас мы все...

- Вот как! Интересно... Но что ты делаешь тут одна, в тайге? И где находится этот ваш поселок Серебристый Лебедь?

- Он внизу, у моря, в семи километрах отсюда. И здесь совсем не тайга, а бывшая вулканическая электростанция - Паужетская геотермальная энергоцентраль. - Девочка хитро прищурилась и добавила: - Разве вы не слышали про нее?

- Слышал кое-что... Так, значит, ты одна пришла сюда за семь километров?

- И совсем не одна, а с Букой.

- С Букой? Не вижу... И потом, кто он, этот Бука?

- Бука - мой друг. Он - американец. Прадедушка привез его с Алеутских островов, когда я была маленькой. Тогда и Бука был совсем крошечный. Он помещался в рукавичке. А сейчас, о-о... Сейчас, если он встанет на задние лапы, он будет выше вас.

- А, вот что! Понимаю... Однако это нехорошо с его стороны, оставлять тебя одну в таком пустынном месте.

- Он совсем не виноват. Я разрешила ему проведать Фому. Я здесь сегодня дежурная.

- Дежурная? Где же ты дежуришь?

- Здесь, на электростанции. Мы всем интернатом взяли над ней шефство до вашего приезда. Надо же, чтобы кто-нибудь присматривал за киберами. Мы передадим вам все в полном порядке. А потом будем вам помогать.

- Гм... Видишь ли, Ксанта... Впрочем, мы еще потолкуем об этом, чуть позже. Ведь мне надо хорошо подумать, все взвесить...

- Вы, наверно, уже подумали, когда летели.

- Ну, это было очень быстро. Из Петропавловска сюда всего полчаса полета. Скажи мне лучше, а что этот Фома - он постоянно живет тут?

- Да, он тут за главного сторожа, чтобы не приходили волки и дикие кабаны.

- Интересно! Неужели тут еще сохранились волки?

- Конечно. Они живут вон там - за Курильским озером. Там у них свой заповедник. Но они приходили сюда, и выли, и портили цветы. Теперь Фома их не пускает.

- Гм... Слушай, Ксанта, а почему бы этого Фому не назначить тут управляющим? Вот не знал, что он постоянно живет тут!

Ксанта внимательно посмотрела на меня. В ее взгляде мелькнуло что-то похожее на сомнение, - не шучу ли? Однако она сказала очень серьезно:

- Я думаю - Фома не справится. Нет, вы больше подходите...

- Спасибо... Пойдем все-таки к Фоме, поговорим с ним.

- Пойдемте, - тоненьким голоском сказала Ксанта.

Она повела меня по узкой, посыпанной красноватым песком дорожке в глубь поселка. Вокруг рыжевато-огненным ковром горели цветы - осенние цветы Камчатки: астры, хризантемы, георгины, сальвии. Густая поросль цветов почти в рост Ксанты. Девочка уверенно вела меня сквозь этот пестрый живой лабиринт. Мы обогнули одно здание, потом другое, наискось пересекли широкую поляну - цветник. Над нами была тайга в ярком осеннем уборе бледно-зеленые, почти прозрачные лиственницы, огромные мохнатые кедры, оранжевые березы, золотистые тополя, ярко-красные осины. А вокруг - буйный ковер осенних цветов, аккуратные, посыпанные песком дорожки, разноцветные домики поселка.