Знак на скале

Росоховатский Игорь

Знак на скале

Игорь Росоховатский

Знак на скале

Короткий щелчок, блеск лезвия. И опять Семену Карпову повезло - камень в этом месте был не закреплен, а просто положен на углубление в скале и присыпан песком. Осторожно орудуя ножом, молодой археолог расчистил песок, а затем сдвинул камень. В открывшемся тайнике, заросшем по краям серо-зеленым мхом, лежала тонкая полированная плитка из гранита, а на ней высечен лабиринт переплетенных линий. Семен провел по ней пальцами, и линии, казалось, ожили, как натянутые струны. Одна линия была залита синей краской. Там, где она кончалась, виднелся значок - прямоугольник и в нем стрелка.

На плитке был высечен план. С его помощью можно было добраться до чего-то... Спрятанного сокровища? Или до свитков пергамента?

Значок показался знакомым Семену.

Такие значки встречались в математических расчетах атанов - древнего народа, обладавшего высокой культурой и исчезнувшего несколько тысячелетий тому назад. Может быть, знак на скале над тайником тоже высекли они? Многие ученые пробовали прочесть их уравнения, но могли разгадать только отдельные элементы. Так начинающие изучать иностранный язык радостно улавливают отдельные слова, по которым, однако, нельзя судить о содержании всей фразы. На чем основывалась математика атанов, если в одном случае 2+2 равнялось четырем, в другом - семи, в третьем - одному? Какую-то роль здесь играли значки - прямоугольники со стрелками, их количество и направление стрелок. Если стрелка указывала не вверх, а в угол или на основание, то же сочетание цифр приводило к иному результату. Это была очень путаная математика, и все же она, по-видимому, давала возможность атанам вычислять отрезки пути, высоты гор, мощность подъемных механизмов, надежность зданий великолепных судов, о которых знали по легендам.

О чем же теперь говорит значок на плане - о каком сокровище, надежно укрытом в лабиринте?

Семен осмотрелся... Побережье в этом месте напоминало город после землетрясения. Нагромождения скал сливались в причудливые геометрические фигуры. Изорванные облака быстро и бесцельно проносились над ними. Есть ли смысл в том, что он собирается делать?

Семен всегда долго раздумывал прежде, чем решался на что-то, но, решившись, уверенно шел до конца, не жалуясь на трудности и не прося помощи у других. "Если хочешь делать что-то, - думал он, - полагайся на свои силы и не рассчитывай на других, как будто они тебе обязаны. Это твой путь, и все камни, которые попадаются на нем, тоже твои. Вот и теперь хорошо, что я отправился путешествовать по этому побережью один, без спутников, иначе бы обязательно зазвучал скептический, тягучий голос Степана".

Он словно увидел своего всегдашнего спутника Степана Кийчика - великана с жалобным выражением лица и татуировкой на широкой руке. А Мария Александровна? Как тонкая сверлящая струйка холодной воды, ударил бы в уши ее голосок: "Вы увлекающаяся натура, Семен Семенович". И это определение звучало бы осуждающе. А глаза Нины, в которых так часто стынут грусть и обида?

Сейчас ему просто выпал счастливый случай. Разве десятки людей не побывали здесь до него? Они не заметили наскального изображения или не придали ему значения. Вот разве что те четверо геологов, которых он видел вчера километрах в десяти отсюда. Они молоды и любопытны, как лисята. Если они заметят изображение... Впрочем, у них не будет плана - плитку он возьмет с собой.

Мысли будто в продолжение давнего спора мелькали и гасли в голове Семена, а его глаза всматривались в плитку, в паутину линий. План был начертан очень тщательно - никаких претензий к давним предкам нельзя было предъявить.

Семен присел на корточки и перерисовал план на лист блокнота. Так им было удобнее пользоваться. Плитку положил в сумку и начал спускаться со скалы. Ноги погружались в серую пыль и дрожали от напряжения.

У подножия скалы он еще раз осмотрелся, повернул к жестким, чуть кудрявящимся зарослям кустарника. По плану там должен был находиться вход.

Семен сразу нашел его. Подумал: "А что если те четверо случайно обнаружат вход и захотят посмотреть, куда он ведет?" Расправил за собой кусты и вступил в узкую длинную пещеру, наполненную молочно-тусклым рассеянным светом. Дальше становилось все темнее. Путь вел в другие пещеры, соединенные с первой. У Семена имелось две коробки спичек. Если пользоваться ими только в крайних случаях, должно хватить. Он скрутил из бумаги фитиль, зажег его. Мотылек пламени взвился на конце фитиля, распростер крылышки, и Семен увидел прямо перед собой заграждение из нескольких камней и наваленной земли.

Он отвязал от пояса походную кирку и несколько раз ударил ею по камню. Фитиль погас. Железо звякнуло о камень, и деревянная ручка сломалась. Тогда он, срывая ногти, в темноте начал отворачивать камни. Атаны надежно завалили вход.

"Что ж, - с затаенной радостью подумал Семен, - чем ценнее сокровище, тем надежнее его укрывают".

Это уже стало закономерностью для него, археолога. В ржавых пластах земли вместе с перегнившими или окаменевшими остатками растений и спрессованными костями хранились сокровища - зарытые, упрятанные в массивные сундуки, замаскированные в тайниках, замурованные в склепах рядом с истлевшими останками бывших владельцев. А на пути к ним надежнейшими, нетленными стражами залегли человеческие жадность и скупость. Они, как и сокровища, копились тысячелетиями.

Семен с остервенением отбросил несколько мелких камней и протиснулся в отверстие. Снова скрутил и зажег фитиль. Коридор был извилистый и длинный.

Идти становилось все труднее. Приходилось перелезать через обвалившуюся породу, протискиваться в узкие отверстия. Семен понял, что спичек ему не хватит, и начал экономить их. Временами он шел в полной тьме, выставив вперед руки, будто слепой. То вдруг чиркал спичкой, тревожно думая, что первая коробка подходит к концу.

Теперь он почувствовал жажду. Губы пересохли и потрескались. Открыл банку рыбных консервов, выпил соус, но это лишь усилило жажду. На зубах скрипел песок. Семен с отвращением глотал жирную слюну.

Он начал прокладывать дорогу через новый завал, проклиная тех, кто так тщательно завалил вход. Темнота шевелилась, звучала сыпящейся землей, и Семену казалось, что его зарывают заживо.

Вверху, как отталина в морозном окне, темнел узкий лаз. Нужно добраться до него. На мгновение Семен пожалел, что рядом нет хотя бы одного из спутников, например, Степана Кийчика. Он бы взобрался на эту преграду и протянул оттуда руку с мощной широкой кистью, на которой темнеют глупые слова "нет в жизни счастья".

Семен разозлился на себя и даже на Степана, который вечно надоедал расспросами, а теперь, когда был нужен, не оказался рядом. Пламя факела колебалось в глазах, тени то надвигались со всех сторон, то, прихрамывая, расходились.

"Отступаешь от своих принципов, старик", - презрительно сказал он себе, и, как всегда в таких случаях, это подействовало. Ему было почти все равно, что думают о нем другие, главное, что думает о себе он сам. А поблажек себе он не давал и никогда не выискивал "смягчающих вину обстоятельств".

Семен ухватился за выступ, изо всех сил подтянулся. Нога оперлась о камень, и через минуту он уже был по ту сторону лаза. Тяжело дыша, присел на землю и вытер пот с лица. Сначала он ни о чем не мог думать - просто отдыхал. Потом зажег спичку и увидел в двух шагах от себя дубинку. Рядом с ней стоял закрытый крышкой сосуд, похожий на грушу. Семен взял в руки дубинку. Впрочем, он ошибся. Это была не дубинка, а палка, обернутая на конце просмоленным войлоком. Он снял крышку с сосуда. В нос ударил острый запах нефти.

"В спешке забыли факелы, - подумал он. - Да здравствуют спешка и забывчивость древних!"

Он макнул палку в нефть, чиркнул спичкой и протянул факел вперед. В стенах коридора мерцали и переливались радужные выходы кварца. Очень хотелось пить, так хотелось, что он опять открыл рыбные консервы, хотя знал, что потом жажда только усилится.