Подарок

Н.Маркелова

ПОДАРОК

Этой ночи Будимир ждал всю свою долгую жизнь. По крайней мере, большую её часть.

И эта ночь пришла именно теперь, когда седина посеребрила его голову и бороду, а зоркость глаз была совсем не та, что в молодости, когда он научился видеть внутреннем взором, взором, который не обманет ни хитрость врага, ни холодность друга.

Он был стар, но ещё крепок, как древний дуб и его мастерство славилось далеко за пределами его кузни. Мечи и кольчуги, ножи и щиты со знаком ворона обрастали легендами. А кони, подкованные им, летали быстрее ветра, спасая хозяина от злой холодной Мораны, и обгоняли её охоту. Он мог бы гордится своей не в пустую прожитой жизнью, но без этой ночи он бы считал её напрасной.

Когда-то, будучи ещё совсем мальчишкой, он узнал, что значит горе, не боль, которая постепенно проходит, не обида, что похожа на порез пальца, вспыхивает резко, но так же быстро и гаснет. Нет, это была пустота, которая в мгновение ока делает из мальчика мужчину и приносит осознание неизбежного, она губит и дарует безумие. И если ты не сумел удержаться на краю, если бросил в эту бездну всё, чем жил ранее, а за этим послал и веру в добро, кинув вызов Богам, не понимая, за что они так обидели тебя, ты погиб. Это Ничто пожрёт в тебе всё и всё вокруг тебя, потому, что, сколько не корми пустоту, наполнить её не возможно, но требовать она будет много.

Он видел, как горит его дом, стены, некогда защищавшие его от холода и невзгод, были охвачены пламенем и дым седой и резко пахнущий поднимался к небесам пустым и безразличным. Он видел, как мечется в пламени домовой, горестно взвывая и не уходя из своего жилища, как падает крыша, погребая под собой это маленькое лохматое существо.

Видел меньшую сестренку, затоптанную лошадьми. Точно большая льняная кукла, в аккурат такая, каких он плёл для неё и которым она потом мастерила одёжки, она торчала из грязи и кони топтались по ней, испуганно храпя под сражающимися людьми и покрывая свои копыта красным.

Видел и мать, истыканную стрелами, выкрашенными с синий цвет, мать всегда добрую и весёлую женщину, теперь такую чужую и не настоящую, потому, что это не могло быть правдой.

Он видел, как его отец такой большой и сильный бросается на их защиту. И видел, как вороной клинок входит в его грудь, пронзая кольчугу.

Сам он спасся чудом, его укрыл какой-то старик в святилище Перуна, чуть не силком утащив за собою. И вот тогда, когда первая боль, охватившая его оцепенением, схлынула, оставляя внутри жгучую полынь, Будимир и поклялся, поклялся самому Богу Молний и Грома, что скуёт такую кольчугу, которой не страшен, будет ни меч, ни копье, ни стрела, ни топор.

И вот теперь через много лет она была сотворена...

Старец провёл мозолистой рукой по холодной поверхности, источающей силу. Вспомнил, как искал по болотам железо да не любое, а лишь то, что подсказывали болотные хозяева, нередко требовавшие за него кровавую жертву. И не мало черных кур и козликов променял он на холодный метал, но не разу не пролил кровь человеческую, с детства он понял, что не одна мечта на свете не стоит этого. Но, не смотря на все усилия железо, доставалось ему по крупинкам и лишь в грозовые дни и ночи, когда Перун давал бой злу, он ковал и клепал колечко за колечком. Медленно и верно продвигая свою работу.

Когда он впервые, много лет назад, появился в кузне, худой и голодный, Данила - старый его учитель усмехнулся: "Вот так ученик".

Но, увидев блеск, что переливался в глазах мальчишки, точно в них сиял, только что откованный, клинок, взялся обучать недокормыша, и не ошибся, вскоре Будимир обошёл своего наставника в мастерстве.

Давно не было Данилы, давно стёрлись боль, и ненависть в душе остались лиши грусть и выговоренная в святилище клятва. И уже подготовил Будимир себе замену, передав ученику все премудрости мастерства, осталось последнее.

И, наконец, пришла эта ночь. Гроза возникла как-то сразу ниоткуда. Стало трудно дышать и жара сделала кожу липкой. Природа испуганно притихла, небо, потемнело, сделавшись гуще, даже озорник ветер перестал играть листвой. А потом, точно испугавшись приближения великого, рванул с места и промчался по верхушкам медовых сосен. И вот в небе сверкнул клинок и ударил яростно о щит, громом возвестив начало битвы, и, разразилась она, упав тьмой разрываемой в клочья великой схваткой добра и зла.

Старый мастер подставил лицо струям воды и улыбнулся небесам. Затем завернул в шкуру барана кольчугу и пошёл к святилищу уверенно и скоро. Ему и не нужно было видеть дорогу, он чувствовал её ногами, ведь не раз и не два приходил он сюда, чтобы набраться сил и терпения.

Святилище находилось на холме, открытое всем ветрам и близкое небу, оно было там всегда, поговаривали, что даже ещё до постройки деревни и до того, как пришли люди, оно стояло здесь. Прежде чем подняться, по крутой тропинке к вершине холма, Будимир снял сапоги. Теперь уже не многие скидывали обувь и оставляли оружие у подножья, времена менялись, откуда-то из далека шли слухи, что вскоре старые Боги уйдут, и на смену им придёт другой сильный и справедливый Бог, но старик не хотел в это верить. Уже насквозь мокрый он поднялся к святому месту, развернул кольчугу и положил на старый пень стоящий в середине вершины когда-то бывший огромным дубом, погибшим в такую же точно ночь.

Статуя Перуна, вырезанная из камня, в свете молний, казалось, улыбается.

- Вот и сдержал я свою клятву, - произнёс старик, тяжело дыша после подъёма и опускаясь на колени.

И услышал Перун, и раскололось небо, и стрела молнии ударила в кольчугу, раскалив её до красна. А когда Будимир омываемый струями дождя подошёл ко пню, увидел он, что блестит его детище точно чёрный конь после длительной скачки.

Он поднял уже холодную кольчугу и каждое колечко, которое он знал наизусть, теперь источало могучую силу и красоту. Подержал старик так ее, а потом положил на пень и пошёл прочь, тихо говоря себе и ночи:

- Такую кольчугу носить только великому герою, а не дряхлому старцу. Отдай её Перун тому, кто достоин, пусть он придёт и возьмёт её. Ведь ни одна история не должна заканчиваться, она должна порождать следующую, я слишком стар, да и не моим рукам держать меч, эти руки привыкли делать добро, защищать, а не казнить, Карать это удел не людей, а Богов. А я сдержал свою клятву.