Пустое...

ПУСТОЕ…

― Тебе удобно? ― Да. ― Не холодно? ― Нисколько. ― Ну, и слава богу. Отдыхай. Теперь самое время. Дайка я подоткну тебе одеяло. Вот так… И старайся ни о чем плохом не думать. ― Если б все так было просто!.. ― Но врачи ведь обещали! Зачем им обманывать? Они сделают… Я сам сегодня слышал: по всем данным, кризис миновал… ― И ты веришь? Вот наивное создание!.. Да это же одни слова, пустые отговорки! Будто я не знаю… Сколько уж старались!.. Ничего не помогло. Сначала паралич, а после ― эта слепота… И голова болит. И каждый день ― одно и то же… Я устала… ― Прекрати! Опять ты за свое!.. Нельзя так расслабляться! Вот увидишь… ― Что? Что еще может измениться? Мне теперь остается одно… Да помолчи, пожалуйста, я все прекрасно знаю! И хотела бы ― но… я уже не верю… Ни во что. Пойми! Только ты еще бодришься… ― Тебе это, наверное, до жути недоело… ― Почему ты так решил? ― Мне кажется… ― А вот и нет! Чудак! Совсем наоборот. Как раз, когда ты здесь, мне почему то легче. Словно я и в самом деле начинаю поправляться… Честно-честно, и не удивляйся! Я вдруг чувствую себя совсем девчонкой, которой можно и похныкать, ― все равно ее погладят по головке… И, знаешь, иногда и вправду хочется забыть все, стать ребенком и… начать все с самого начала. Чтоб пропала эта боль, и темнота, и неподвижность… Хочу бегать по летней лужайке, рвать цветы, слушать дождь и видеть небо… ― Хм… Действительно, чудесно… Ты все это помнишь? Помнишь детство? ― Разумеется! До самых крошечных деталей ― все все все! Ведь если б я не помнила, мне было бы совсем невыносимо. Ну, а так… Представь: я словно бы владею целым миром, удивительным, далеким… Будто вновь и вновь переживаю все, что много лет назад со мной происходило. Вновь и вновь… Это приятно и… даже иногда по-настоящему волнует. Мне кажется, я помню каждый день, свой каждый шаг… Я помню солнце, море и траву, и дождь, и горы, и леса, и небо, и луну, и звезды… Я могу увидеть их в любой момент, как только захочу, а иной раз прогоняю, ненавижу… Хочешь, я расскажу тебе всю свою жизнь, день за днем, все то, о чем думала тогда и думаю теперь? Ты хочешь? ― Нет, милая, уж ты не обижайся, но, пожалуй, на сегодня хватит. Уже поздно. Ты, наверное, устала. Постарайся ка уснуть. Спокойной ночи.

Перед глазами ― пустота. Нет-нет, на самом деле кругом множество предметов, назначение которых, впрочем, не понять, и белые стены, и в комнате, быть может, горит свет… Но ничего этого не видно. Она ― слепа. Слепа и неподвижна, как доисторическая мумия. Конечно, сердце еще бьется, кровь бежит по телу, она по-прежнему жива ― пока, но…

До чего нелепо и мучительно лежать вот так ― оцепенев, сосредоточившись лишь на себе, непроизвольно отмечая всякий раз: «День ― вечер ― ночь… вот, кажется, и сутки миновали», и с нечеловеческим, недопустимым равнодушием подсчитывать затем: «А до конца осталось… мало, ну, еще чуть-чуть, еще немного, а потом-то ― все…»

Ей было доступно то, от чего другие бы с испугом отвернулись. Она могла шутить, смеяться и говорить о том, что для живущих обозначено понятием «Ничто», как люди говорят обычно о своих мелких бытовых невзгодах. Ее чувства, иссушенные первоначальным страхом умереть, в конце концов как будто бы отъединились от нее, давно уже существовали сами по себе.

Она сообщала: «Я и сегодня все еще живу», но слова эти звучали так, точно она невольно сожалела: «Что-то я не выспалась сегодня…» Ее единственной отрадой сделались воспоминания. Она отдавалась им ― с отчаянной, эгоистичной страстью, с пылом стареющей любовницы, целиком отключаясь от нынешнего существования. Какой-то постоянный полусон, где не осталось места для реальности… Верней сказать, эта реальность и была тем самым зыбким полусном…

А потом появился Лот… Так назвался ее собеседник, который, в сущности, стал новой нянькой: день-деньской ухаживал за ней, и развлекал, и утешал…

Она поначалу почти не обращала на него внимания ― ну, и что с того, что он все время рядом, суетится, пробует помочь?! ― ведь он никак, никоим образом не связан был с ее воспоминаниями!

Он говорил, увещевал, о чем-то спрашивал ― она молчала или отвечала изредка и невпопад. Однако время шло, и мало-помалу стена упрямого равнодушия дала трещину, и не в одной привычке было дело: что-то в собеседнике внезапно привлекло ее ― послужило ли тому причиной невзначай оброненной слово или просто ласковая интонация, она не знала. Да и не появлялось надобности выяснять!

Теперь, когда Лот почему-либо отсутствовал, задерживался где-то, она принималась волноваться и скучать, ощущала себя брошенной, не нужной никому и одинокой ― да-да, ей с каждым днем все больше не хватало Лота; незаметно для нее самой он, подобно новому персонажу из воспоминаний, прочно вошел в ее однообразную тусклую жизнь.

Она даже придумала ему подходящую внешность, подобрав из своей памяти наиболее запомнившееся и понравившееся ей лицо. Кем был его истинный обладатель, она не могла с точностью сказать. Но почему-то простодушно верила, что Лот обязан быть именно таким ― или хотя бы почти таким же… Видимо, она нуждалась в этой вере.

― Тебе со мной не скучно? ― Что ты! Как только в голову пришло!.. Мне тебя частенько не хватает. Честно-честно! Я уже привыкла… Угадай, о чем я сейчас думаю? ― Да уж, наверное, о солнечной лужайке или о грибном дожде?! ― А вот и нет! О звездах! ― Ну? С чего бы вдруг? ― Не знаю… У меня всегда… темно… Ночь… И звезды возникают сами… Они такие забавные ― суетятся, мигают… Тебе, поди, и слушать-то меня смешно? ― Нет-нет, продолжай! Это все мой дурацкий вопрос… Извини. ― …А вокруг звезд ― планеты, и на них люди. ― Люди? ― Да. А что тут непонятного? ― Но как ты себе их представляешь? ― Очень просто. Они ― всякие. И такие, как мы, и совсем не похожие… Я не могу так сразу объяснить тебе, какие именно они, мне не хватает нужных слов, да их, пожалуй, и нельзя обрисовать словами, не получится ― их надо видеть. Как тебя, например… ― Меня? Гм… ― Ты удивлен? Я чувствую… Но я и вправду вижу! Нет, не глазами, тут ― другое… Ты… ну… словно существуешь где-то там, во мне… ― Какой же я, по-твоему? ― Да как тебе сказать… Не так-то это просто… ― Все равно ― попробуй! ― Ладно. Тогда слушай… Ты ― высокий, сильный, у тебя, должно быть, светлые густые волосы, лицо доброе и ласковое, и глаза ужасно добрые, но только отчего-то грустные… Как у больного ребенка… Ты очень умный и все-все на свете знаешь. Когда я сплю, я часто вижу тебя и завожу с тобой разговор, точно наяву. Ну, скажи, ведь ты такой, я угадала? Впрочем, нет, молчи. Я ничего по-настоящему не знаю ― только все придумываю, выбираю… Ты, пожалуйста, не смейся. Но я все равно хочу, чтоб ты остался для меня таким же, каким кажешься всегда. Так будет лучше… Правда?

…земля внезапно провалилась из-под ног тягучая тоскливая мелодия точнее даже не мелодия а бесконечно нарастающий аккорд где ясно слышен перебор всех мыслимых обертонов вдруг оглушил и закрутил и поволок неведомо куда и вспыхнул свет и на мгновение он стал неистовым и нестерпимым а потом исчез разверзлась пустота и звезды там и сям бегут летят и возле каждой как игрушечные кружатся планеты прыгают мелькают вот одна вот пять вот десять двадцать миллион и люди всюду люди почему-то одинаковые на кого они похожи ах ну да ведь это Лот ведь это он смеется он и отовсюду его крик несется заставляя трепетать планеты вдруг исчезли только море волны точно небоскребы на колесах очень страшно спрятаться куда бежать а это что смотрите ребятишки на голых попках мчатся с горок быстро вниз и прямо в воду брызги смех

― А-а-а помогите

женщина на мокром берегу рыдает и заламывает руки тянет к морю и отчаянно кричит нечеловеческий тоскливый вопль и чайки подхватывают и несут его над пенными волнами в даль в никуда

― Сын там он тонет помогите

почему никто не шелохнется люди неподвижны все застыли господи ну что же вы да оторвитесь сдвиньтесь ведь беда же погибает человек живой