Гадкие цыплята

Уолдроп Ховард

Гадкие цыплята

Ховард Уолдроп

Гадкие цыплята

Машина, как назло, сломалась, а в одиннадцать я должен был читать лекцию. Потому пришлось ехать рейсовым автобусом.

Все прошлое лето я провел в лесах; ползал с кинокамерой и магнитофоном по зарослям, снимал и записывал на пленку последнюю оставшуюся на Земле пару белоклювых дятлов. Этот фильм вы можете увидеть теперь в любом местном отделении Одюбоновского общества.

В этом году я планировал что-нибудь столь же запоминающееся для науки, но менее утомительное лично для меня. Может быть, изучение популяции бермудских тайфунников или новозеландской птицы, которая называется пастушок такахе. Месяц (с небольшим) пребывания под теплым (но не горячим) солнцем мне бы совсем не повредил. Опять же и для науки польза...

В дороге я перелистывал книгу Гринвэя "Вымершие и исчезающие птицы планеты". Автобус петлял по фешенебельному району Остина, то и дело останавливаясь, чтобы выпустить мексиканок, негритянок или вьетнамок, работающих на кухнях или в садах владельцев богатых домов.

- Давненько я не видела этих гадких цыплят. - Через проход для пассажиров в мою сторону наклонилась седовласая женщина. Я посмотрел сначала на нес, потом огляделся. Может быть, эта женщина отправлялась за покупками и просто произнесла вслух то, о чем в тот момент думала... Но, вновь взглянув на нее, понял, что слова были адресованы именно мне.

- Когда я была совсем девочкой, по соседству с нами жили люди, которые держали таких вот птиц, - пояснила она и показала пальцем.

Я перевел взгляд на раскрытую книгу. Конечно, мне следовало сказать: "Это невозможно, мадам. Здесь изображена вымершая птица с острова Маврикий. Это, вероятно, самая знаменитая исчезнувшая птица в мире. Может быть, вы спутали ее с какой-нибудь другой редкой птицей, вроде азиатской индейки, павлина или фазана. Извините, мадам, но вы наверняка ошибаетесь".

Мне следовало так сказать...

- О, моя остановка! - спохватилась вдруг женщина и заторопилась к выходу.

Меня зовут Пол Линдберл. Мне двадцать шесть лет. Аспирант Техасского университета, младший преподаватель. Занимаюсь орнитологией. И в этой области мое имя уже достаточно известно. У меня есть, конечно, и свои причуды, и свои недостатки, но я не считаю, что глупость относится к их числу.

Конечно, было глупо с моей стороны догонять эту женщину, когда она поспешила к выходу... Но я все же пошел за ней.

Я влетел в кабинет, подняв со столов вихрь бумаг, и закричал:

- Марта! Марта!

Она выглянула из комнатушки, где хранились учебные пособия.

- Боже, Пол! Что случилось?

- Где Кортни?

- На конференции в Хьюстоне. Ты же знаешь. И ты опоздал на лекцию... Что случилось?

- Выпиши мне скорее денег из факультетского фонда!

- Ты же получил деньги только неделю назад. Если же можешь...

- Это для дела! - В нетерпении я забегал по комнате. - Пойми, Марта! Это и слава, и приключение, и единственный шанс в жизни! Это долгое морское путешествие, которое... Кстати, билет - на самолет! Или до Джексона, штат Миссисипи, или до Мемфиса. Нет, лучше до Джексона. Корешки билетов я привезу! Я буду знаменит! Кортни будет знаменит! Даже ты будешь знаменита! И этот университет получит гору денег! Дай мне лист бумаги. Мне надо написать Кортни записку. Когда улетает ближайший самолет, не знаешь? Ты сможешь договориться с Мэри и Чаком, чтобы они заменили меня на лекциях во вторник и в среду? Бели не случится ничего неожиданного, я постараюсь вернуться к четвергу. Кортни возвращается завтра, да? Я позвоню ему из... ну, в общем, откуда-нибудь позвоню. Кофе у тебя есть?..

Марта смотрела на меня как на сумасшедшего, но быстро заполнила бланк денежной заявки.

- Что я скажу Кемеджиану, когда буду у него это подписывать?

- Марта, крошка, лапушка. Скажи ему, что я помещу его фото в "Сайентифик Америкэн".

- Он его не читает.

- Тогда в "Нейчур".

- Ладно, попробую.

Женщину, за которой я вышел из автобуса, звали Джолин Джимсон, и то, что она мне рассказала, оказалось настолько невероятным, что просто не могло быть выдумкой. Она посвятила меня в такие подробности, которые мог знать только специалист или кто-то, кто сам видел этих птиц. Я узнал от нее имена и еще много всяких мелочей.

Плюс год - 1927.

И место. Север штата Миссисипи.

Я подарил ей свой экземпляр книги Гринвэя, сказав, что позвоню, как только вернусь. Затем я убежал, оставив ее возле дома той дамы, где она дважды в неделю делала уборку. Джолин Джимсон перевалило уже за шестьдесят.

"Чтобы получить представление о том, как выглядит дронт, вообразите себе гренландского тюленя в перьях. Я знаю, это далеко не точное сравнение, но для экономии времени подойдет и оно.

В 1507 году на пути в Индию португальцы открыли в Индийском океане (тогда еще безымянные) Маскаренские острова. Три острова, расположенные на расстоянии в несколько сот миль друг от друга к востоку от Мадагаскара.

Но только в 1598 году, когда старый морской волк, голландский капитан Корнелиус ван Нек вновь наткнулся на них, острова получили названия. Названия эти менялись на протяжении веков несколько раз, когда голландцы, французы и англичане переименовывали острова почти после каждой войны. Теперь они называются Родригес, Реюньон и Маврикий.

Острова эти прославились благодаря большой нелетающей, глупой, уродливой и дурной на вкус птице. Ван Нек и его люди называли их dod-aarsen, dodars ("глупыми птицами") или пустынниками.

Всего их было три вида: дронты острова Маврикий - серо-коричневые неуклюжие создания с загнутым клювом, которые весили больше двадцати килограммов; другие немного меньше их - белые дронты острова Реюньон; и пустынники, обитавшие на островах Родригес и Реюньон и походившие на очень толстых и очень глупых гусей со светлыми перьями.

У всех дронтов были толстые ноги, приземистые тела раза в два крупнее, чем у индюков, лысые головы и большие, загнутые крючком клювы, напоминающие нож с ложбинкой для резки линолеума. Способность летать они потеряли очень давно, и крылья их превратились просто в лоскутки кожи размером с человеческую ладонь, из которых торчало по три-четыре пера. Довершают описание пушистые хвосты, словно воткнутые в гузку птице по воле ребенка, решившего напоследок немного ее украсить. Естественных врагов у дронтов не было никаких, яйца они высиживали прямо на открытой местности, а неслись где им вздумается.

Врагов у дронтов действительно не было, пока не появились ван Нек и ему подобные. Голландские, французские и португальские моряки, которые останавливались на Маскаренских островах, чтобы запастись свежими продуктами, быстро выяснили, что дронты не только выглядят глупо. Человек мог подойти вплотную к сидящей птице и ударить ее палкой по голове. Или что еще удобнее - их можно было сгонять в какое-нибудь одно место, словно стадо овец. В судовых журналах тех лет немало записей вроде этой: "Десять человек высадились на берег. Согнали в лодку около полусотни больших, похожих на индюков птиц. Перевезли на корабль, где выпустили их на палубу. Трех птиц достаточно, чтобы накормить команду в 150 человек".

Правда, мясо дронтов почти целиком, кроме грудины, не отличалось кулинарными достоинствами. И потому, вероятно, голландцы называли их valghvogel, что означает "противная птица". Но на корабле, который уже три месяца находится в пути из Гоа в Лиссабон, выбирать особенно не приходилось. Сообщалось, однако, что даже продолжительная варка этого мяса нисколько не улучшала его вкуса.

Несмотря на все это, дронты выжили бы, если бы Маскаренские острова не превратились в место, куда стекались люди, спасающиеся от религиозных преследований. На плантациях они там выращивали сахарный тростник и другие экзотические культуры.

С колонистами прибыли на острова кошки, собаки, свиньи, коварные Rattus norvegicus [серая (рыжая, амбарная) крыса, пасюк] и цейлонские макаки-резусы. Тех дронтов, что еще остались после голландских моряков, травили на открытой местности собаки (дронты - птицы глупые, но, если надо, бегать они могли довольно быстро). А когда они высиживали яйца, их убивали даже кошки. Сами яйца воровали и пожирали обезьяны, крысы и свиньи. Кроме того, дронтам приходилось соперничать со свиньями из-за кормов - всего того, что росло низко или ползало по земле.