Глоток темноты

Роберт Янг

Глоток темноты

Ты катишься вниз, по Улице Дураков, - так обычно говорила Лаура, когда он напивался, и всегда оказывалась права. И хотя он знал, что она права, знание это не имело никакого значения; он только посмеивался над ее страхами и продолжал катиться вниз, пока, наконец, не споткнулся и не упал. Затем, очень долгое время, держался от всего этого в стороне, и если бы продержался так достаточно долго, то с ним было бы все в порядке; но однажды ночью он снова начал катиться вниз... и встретил девушку. Это было неизбежно, потому что на Улице Дураков женщины должны встречаться так же часто, как и вино.

С тех пор он скатывался много раз в самых разных городах, и теперь вот тоже брел по ней, как и прежде, но совсем в другом городе. Улица Дураков никогда не менялась, вне зависимости от того, куда вас забрасывало, и эта ничем не отличалась от других. Все те же логотипы, во всю ширину ничем более не украшенных окон рекламировавшие марки пива; и такая же реклама вина на прозрачных дверях заведений; та же самая полицейская камера для пьяниц, дожидающаяся вас, когда, наконец, заплетающиеся шаги окончательно перестанут держать вас. И если небо было темнее, чем обычно, то это только лишь из-за дождя, начавшегося сегодня рано утром и не перестававшего до сих пор.

Крис зашел в очередной бар, выложил последнюю четверть доллара и заказал вина. В первый момент он не заметил мужчину, вошедшего на минуту позже и ставшего за ним. Крис чувствовал в себе какую-то яростную саднящую боль, даже ему самому не известную ранее, и вино, которое он выпил перед этим, только усилило ее. Почти со страстью он осушил стакан, который бармен наполнил и поставил перед ним, и повернулся, с явной неохотой, чтобы уйти. И тут увидел этого человека.

Человек был огромен, так огромен, что казался выше, чем был на самом деле. Его лицо, с тонкими чертами, было бледным, а темные глаза, казалось, были наполнены невообразимой болью. Волосы его были бурого цвета и явно нуждались в стрижке. В нем было странное сходство с изваянием, непонятное ощущение неподвижности. Капли дождя переливались радугой, словно мелкие бриллианты, на его сером военного покроя пальто, время от времени падали с его черной шляпы.

- Добрый вечер, - сказал он. - Могу ли я угостить вас?

Какой-то мучительный миг Крис смотрел на себя чужими глазами, увидел свое худое впечатлительное лицо с замысловатой сетью порванных капилляров; седые слипшиеся от дождя волосы; рваное вымоченное дождем пальто; потрескавшиеся промокшие ботинки... и эта картина оказалась столь живой и яркой, что ввергла его в шок, приведший к потере дара речи. Но лишь на короткий миг; затем саднящая боль вновь вступила в свои права.

- Действительно, я бы выпил еще, - сказал он и слегка стукнул стаканом о стойку бара.

- Но не здесь, - сказал гигант. - Идем со мной.

И Крис последовал за ним под дождь, саднящая боль в нем теперь свирепствовала вовсю, будто с него живого сдирали кожу. Он шел покачиваясь, и гигант взял его за руку. - Здесь совсем недалеко, - сказал он. - Вот в этот переулок... а теперь вниз вот по этой лестнице.

Это была длинная мрачная комната, сырая и тускло освещенная. Бармен, с мрачным невыразительным лицом, словно статуя стоял за стойкой пустого бара. Когда они вошли, он поставил на стойку два стакана и наполнил их из покрытой пылью бутылки.

- Сколько? - спросил гигант.

- Тридцать, - ответил ему бармен.

Высокий отсчитал деньги.

- Я мог бы и не спрашивать, - заметил он. - Это всегда было тридцать, куда бы я ни заходил. Тридцать того, или тридцать этого; тридцать дней или тридцать месяцев, или тридцать тысяч лет. - Он поднял свой стакан и поднес к губам

Крис последовал его примеру, а резкая боль внутри него уже перешла в истошный крик. Стакан был таким холодным, что у него немели кончики пальцев, а его содержимое имело странный темный, непроглядный как ночь, оттенок. Но он так ничего и не понял, пока не наклонил стакан и не проглотил сгустившуюся в нем темноту; а затем из какого-то забытого уголка его памяти выплыло четверостишие, которое многие годы хранилось там, и он неожиданно понял, кто был этот огромный человек.

Но к тому моменту холодная волна пронеслась через него, и темнота стала полной.

Умер! Слово напоминало резкое и отвратительное эхо, несшееся словно пушечное ядро по кривому коридору его сознания. Он вновь и вновь слышал его... умер... умер... умер... пока наконец не понял, что источником его был он сам, и что глаза его крепко закрыты. Открыв их, он увидел широкую освещенную звездами равнину и поблескивающую вдалеке гору. Он снова закрыл их, еще сильнее, чем прежде.

- Открой же глаза, - сказал гигант. - Нам предстоит дальний путь.

И Крис с неохотой подчинился. Огромный человек стоял в нескольких футах от него, с жадностью взирая на сверкающую вершину.

- Где мы? - спросил Крис. - Ради Бога, где мы!

Но гигант будто не слышал вопрос.

- Следуй за мной, - сказал он и направился к вершине.

В оцепененьи, Крис последовал за ним. Он осознавал окружавший его холод, но не мог ни чувствовать его, ни даже видеть своего дыхания. Дрожь мучила его. Разумеется, он не мог видеть своего дыханья - у него просто не было дыханья, чтобы видеть его. Как и у шагавшего впереди гиганта.

Равнина расплывалась и прояснялась, становясь то игровой площадкой, то озером, то окопом, то, наконец, летней улицей. С удивлением, он узнавал каждое место. Игровая площадка была той самой, где он играл еще ребенком. Озеро напоминало то, где он рыбачил, когда повзрослел. Окоп - тот самый, где он истекал кровью и едва не погиб. А летняя улица напомнила ту, по которой он ехал на свою первую после войны работу. Он возвращался в каждое место: играл, рыбачил, плавал, умирал, ехал. И каждый раз это было так, будто он вновь переживал каждый из этих моментов.

Неужели такое возможно - умерев, управлять временем и оживить прошлое?

Он должен попытаться. Прошлое было гораздо лучше настоящего. Но в какой все-таки момент ему хотелось бы вернуть? Ну, разумеется, в самый дорогой ему из всех... в тот момент, когда он встретил Лауру.

Лаура, подумал он, с трудом возвращаясь назад сквозь часы, месяцы и годы.

- Лаура! - выкрикнул он в холодные освещенные лишь звездами просторы ночи.

И равнина стала улицей, залитой солнечным светом.

Он и Минелли в этот полдень наконец-таки освободились от дежурства и отправились к водопаду в двенадцатичасовое увольнение. Стоял золотистый октябрь в самом начале войны, и они только что закончили начальную подготовку. Совсем недавно каждый из них стал капралом, и у них перед глазами все еще стояли их нашивки, которые они носили на рукавах.

В переполненном баре в одной из кабин сидели две девушки, потягивая имбирное пиво. Минелли ринулся в наступление, не сводя глаз с высокой брюнетки. Крис держался в арьергарде. Ему понравилась темноволосая девушка, но вот круглолицая блондинка, что вместе с ней, была просто не в его вкусе, и он надеялся, что Минелли либо уступит ему, либо вернется к бару и закончит свое пиво, после чего они смогут уйти.

Но Минелли не сделал ничего подобного. Он разговорился с высокой девушкой, и уже вскоре сумел втиснуть свою коренастую фигуру на скамейку рядом с ней. Делать было нечего, и когда Минелли поманил его, Крис присоединился к ним. Круглолицую девушку звали Патриция, а высокую Лаура.

Они отправились на прогулку, все вчетвером. Некоторое время они провели, наблюдая водопад, а затем посетили Остров Козерога. Лаура была на несколько дюймов выше, чем Минелли, а худоба, казалось, делала ее еще более высокой. Они составляли весьма несообразную пару. Похоже, Минелли не обращал на это никакого внимания, зато Лаура, похоже, была смущена этим и время от времени поглядывала через плечо на Криса.