Анечка

Евгений Николаевич Гаркушев

Анечка

– Пи. Пи. Дзынь. Бум.

Сканер, считывающий информацию с ценников, пищал уныло, занудно. Кассовый аппарат дребезжал. Аня устала и хотела домой. Смена длилась уже десять часов. Отдых – только в небольшие перерывы, когда работу брали на себя другие кассы.

Достать из корзинки продукты. Каждый товар обработать сканером, выбить чек, отложить пустую корзинку в сторону…

– Вы мне двадцать копеек недодали, девушка!

– Извините. Пожалуйста.

– Пи. Пи. Пи. Пи. Дзынь-дзынь. Бум.

– Девяносто шесть рублей семьдесят копеек.

– Вот.

– Сдача, пожалуйста.

– А тридцать копеек?

– Извините. У меня нет. Подождите, пожалуйста.

Старухи вредные. И пятак требуют, из горла рвут. А, может, и не вредные. Пенсия у них маленькая, приходится экономить…

– Я, как попрошайка, возле тебя стоять должна? За тридцать копеек? Ах ты, нахалка молодая! Да подавись ты ими!

Девушка опешила от волны ненависти.

– Зачем вы так? У меня правда нет.

– У, проклятая! Глаза нарисовала, губки подкрасила, коленки напоказ выставила! Чтоб тебе пусто было!

Ане стало обидно до слез. Но он ничего не сказала. Только подумала про себя: "Чтоб тебе самой пусто было".

Старуха вдруг охнула, схватилась за сердце и начала оседать на пол.

Очередь загудела.

– Довели пожилую женщину!

– Эта змея сама на девчонку бросалась!

– Нельзя так о старом человеке, хоть она и неправа была.

– Доктора, доктора скорее!

– Аптечка у вас есть?

– Нитроглицерин ей под язык!

Аня сидела, не шевелясь.

– Что смотришь? – крикнул Ане менеджер Кирилл, подбегая к лежащей на полу старухе. – Закрывай кассу, звони в "скорую".

Медики приехали, когда уже было поздно. Почти час мертвая старуха лежала у кассы, что служило магазину не слишком хорошей рекламой. Потом приехала спецмашина и забрала тело в морг.

– Пять процентов выручки недобрали, – скрипел зубами Кирилл. – Ты что, рубль не могла ей дать?

– Откуда же я знала? – оправдывалась девушка.

Другие кассирши поддерживали ее. Каждому рублей не напасешься.

– Надо было знать, – бушевал Кирилл.

"И все равно вышло не так уж плохо", – отстраненно думала Аня. – "Покупателей меньше. Глаза не так болят".

– Премии лишу, – грозил Кирилл. – Всех нас премии из-за тебя лишат.

– Я здесь при чем?

– Одеваться скромнее надо. Старую ведьму твоя мини-юбка смутила.

"Юбка моя ему не нравится. Чтоб тебя самого из менеджеров выгнали", – отстраненно подумала девушка. – "То меня зажать пытался в темном коридоре, и под эту самую юбку лез, а теперь орет. Известно, как в менеджеры пробился. Глазки хозяйке строил. И, может, не только глазки. Вот бы обломался ты, когда вечером очередной раз к ней пошел… Или муж вас застукал".

На следующее утро магазин облетела новость: Кирилла уволили. На его место назначили Люду Панарину, которая прежде тоже работала кассиром. Дольше всех. Кирилл, по слухам, лежал в больнице с переломом челюсти.

Люда бегала по магазину счастливая. Сверкали гладкие коленки в лайкровых колготках без единой затяжки. Касса Люды пустовала, поэтому оставшимся трем девушкам приходилось работать практически без перерыва.

"Хоть бы ты колготки порвала, что ли", – подумала Аня. – "Начальница".

Не прошло и минуты, как Люда зацепилась за полку, на которой стояли бутылки с вином, разорвала на колене колготки, поранила ногу, да еще и скинула на пол бутылку "Мартини" стоимостью триста двадцать рублей. Бутылка разбилась вдребезги.

Аня испугалась. Даже со стороны видно было, что на ней лица нет.

– Да что ты, дурочка? – испуганно улыбнулась Люда, заметив остекленевший взгляд Ани. – Подумаешь, колготки… И нога заживет. А "Мартини" – на счастье. Ну, отдам зарплату за сегодняшний день. По закупочной цене вермут этот не так много стоит.

– Конечно, – пробормотала Аня. Перевела взгляд на мужика из очереди, заглядывающего маслеными глазками в разрез ее блузки. Вспыхнула. Бросила мысленно:

– Чтоб ты жвачкой своей подавился, животное!

Через пять минут мужика увезли на скорой.

Панарина, подойдя к Ане, аккуратно спросила:

– Может, Анечка, Кирилл был прав? Тебе и правда нужно одеваться скромнее?

– Может быть, – ответила Аня.

Зла не осталось. Было страшно.

В магазине Аня старалась ни о чем ни думать. По дороге домой глядела себе под ноги, боялась поднять глаза.

Дома на полную катушку орал магнитофон. Братик развлекается. И в армию его не берут, и работать не хочет. Только и делает, что музыку слушает.

– Приглуши, – попросила Аня. – Голова болит.

– Так иди в свою комнату. У тебя комната есть, – огрызнулся Вадим.

– Мне и там слышно.

– Дверь закрой.

"Отдохнуть бы от тебя пару лет", – подумала Аня. Испугалась мысли, но ничего не произошло.

Участковый с какими-то людьми в форме и понятыми, взятыми из соседей, пришли только через час. Рылись в вещах брата, нашли пакетики с белым порошком. Брата забрали, магнитофон замолчал.

– Адвоката хорошего наймите. Может, отделается двумя годами, – тихо сказал участковый Ане. Они учились в одной школе, и он девушке симпатизировал.

– А если нет?

– Может загреметь лет на пять, – ответил милиционер.

Мать всю ночь плакала. Отец сидел до полуночи, как потерянный. Заснул под телевизором.

С утра Аня подошла к Люде, попросила:

– Отпусти после обеда. Надо уйти.

– Залетела, что ли? – спросила непосредственная Людмила. – Нужно решать проблему?

– Почти.

– Сегодня – никак. Завтра, может, придет новая девочка на кассу. Тогда отпущу. День потерпишь?

– Не потерплю.

– Все равно отпустить не могу.

"Дрянь", – подумала Аня. – "Мало тебе колготок разорванных. Окосела бы ты, что ли. Хоть ненадолго".

Через пять минут Люду укусила оса. В глаз. Глаз распух и совсем перестал видеть. С Аней случилась истерика. На все вопросы подруг она, лязгая зубами, отвечала:

– Ос очень боюсь. Смотреть на них не могу.

Люда, решив, что, во избежание эксцессов вроде истерик Аню все же лучше отпустить, дала разрешение уйти после обеда.

"Она все-таки хорошая", – подумала Аня. – "А я – сволочь. Что со мной такое творится?"

Набрав в магазине пирожных, Аня побежала к подруге – толстой Лариске, приемщице на почте. Лариска не перетруждалась, работала на полставки, и во второй половине дня всегда была дома – если не бегала по магазинам. Муж Ларисы зарабатывал неплохо, и на почту та ходила не столько из-за зарплаты, сколько похвастаться перед коллегами новыми нарядами.

Пирожные Лариска жрала жадно, словно оголодала на сытных мужниных харчах. Аня, приучавшая себя не давать воли чувствам, старалась ничего об этом не думать. Отвернувшись от подруги к телевизору, она встретилась взглядом с маленькими, заплывшими глазками депутата, директора крупного завода Рюмина. К этому Рюмину она как-то хотела устроиться на работу, секретарем, но тот не взял. Рюмин рассказывал что-то, отчаянно брызгая слюной. Жирные щеки его колыхались.

"Чтоб ты лопнул, проклятый", – подумала Аня.

Депутат продолжал разглагольствовать. Аня, собравшаяся уже выложить подруге всю историю, решила сдержаться. Тоже взяла пирожное.

– Будем мы козлов всяких смотреть, – заявила Лариса, выдергивая шнур телевизора из розетки. – Включим лучше радио, музыку послушаем.

– Как стало известно нашему корреспонденту, при посадке разбился самолет, на которым летел депутат Рюмин. Члены экипажа и все пассажиры погибли, – взволнованно вещал диктор.

– По телевизору шла запись, – едва выговорила Аня. – Он летел в самолете. Вместе с невинными людьми.

Лариска хрюкнула, отправляя в рот очередное пирожное.

– Бог шельму метит. А люди – что люди? Каждый день кто-то погибает.

– Это я виновата, – призналась подруге Аня.