Неистощимость (ЛП)

Аластер РЕЙНОЛЬДС

Неистощимость

Всю дорогу вверх по холму Мойра Кербишли тащилась за желтым сигнальным огнем грузовика с песком, и дворники ее «вольво» с трудом расчищали снег. За нею вверх ехала другая машина, также светившая теперь фарами. Она не видела водителя, но очертания темного приземистого корпуса наводили на мысль о чем-нибудь более модном: «БМВ», «мерседесе», возможно, «ауди». В такой час ночи движение по дороге в обе стороны довольно вялое, но как только Мойра подумывала пойти на обгон, даже просто вильнуть в сторону, чтобы обозреть весь борт грузовика с песком, как другая пара фар выскакивала подобно чертику из табакерки. Мойра поспешно пристраивалась обратно за грузовиком, а водитель сзади выражал свое мнение о ее маневре очередной серией вспышек передних фар.

— Мудак, — комментировала Мойра.

Она с облегчением выбралась на гребень холма и свернула с главной дороги, хотя и держала теперь путь по ухабистому, замысловато петляющему проселку без посыпки. По крайней мере, этот участок дороги она преодолевала в одиночестве и могла ехать в приемлемом для себя темпе. Она держалась второй передачи, аккуратно въезжая в слепые повороты — не вынырнут ли навстречу машины или тракторы? — но сомневалась, что по проселку еще хоть кто-то рулит.

Вскоре проявился приметный, знакомый ей горбатый мостик. Она медленно преодолела его, выхватывая фарами из мрака высокие ветви деревьев на противоположном берегу ручья. Среди прочего фары высветили пару нахохлившихся сов, заставив тех застыть в неподвижности. Совы напоминали каменные декоративные статуэтки из лавок прикладного искусства. Дальше, на некотором расстоянии по дороге, горели огни коттеджа Йена.

Он вызвал ее сюда часом ранее, и голос у него был скверный. Не сказать чтобы в точности депрессивный, суицидальный — он говорил как раз о том, что не намеревается убивать себя, — но перевозбужденный, маниакальный, а такое состояние ума Мойра считала немногим менее опасным. Зная Йена, она была уверена, что дела в любой момент могут пойти совсем худо. Она пожалела, впрочем, что не заговорила ему зубы по телефону, а решилась приехать. Надо было сначала погоду глянуть, да и время суток не помешало бы проверить. Но стоило Мойре отложить телефон, как она поняла, что нарушить обещание не сумеет.

— Чертов Йен, — проговорила она.

Они повстречались лет пятнадцать назад, на последнем университетском курсе. Оба увлекались парашютным спортом, Йен — серьезно, Мойра — потому, что ей нравился один парень из кружка парашютистов. С ним в итоге ничего не срослось, но у Мойры понемногу развился искренний интерес, который она несла по жизни еще несколько лет после выпуска. И там встретила Йена: не сказать чтоб ее тип, но достаточно интересный собеседник, чтобы и после клуба с ним пересекаться. Мойре в нем нравился неизменный кипучий энтузиазм по самым сумасбродным делам. На последнем курсе она потеряла счет восхитительным планам обогащения, которые Йен намеревался реализовать, как только диплом получит. Надо признать, Йен угадал за мобильными телефонами великое будущее задолго до того, как их стали рассматривать в роли, отличной от демонстрационной поделки. Но, что для Йена также вполне типично, ничем он эту свою уверенность не подкрепил. Некоторое время, когда про веб еще никто был особо не в курсе, Йен возился с компами — конструировал графические интерфейсы пользователя, упрощая навигацию по Интернету и передачу файлов. Среди продемонстрированных Мойре идей проскакивали истинные жемчужины: она до сих пор была уверена, что, если бы он сохранил интерес к ним, мир ныне двигался бы по другому пути, тому, где Йена Кэлдикота именовали бы отцом Всемирной паутины. Но нет: его снова что-то отвлекло, и компьютеры пылились по кладовкам, пока Йен забавлялся с радиоуправляемыми моделями птеродактилей из бальзы, стравливая их друг с другом. Мойра не вполне понимала, откуда у него на все это деньги, но Йен на себя ни пенни не тратил. Коттедж потихоньку разваливался, а гардероб Йена составляла в основном та же одежда, какую он в университетские годы носил.

— Чертов Йен, — снова произнесла Мойра.

Она сбавила скорость, узнав ворота фермы. В десятке метров дальше поворот на дорожку, ведущую к самому Йену. Снег продолжался. Она вписалась в поворот, колеса прокрутились, но снова поймали сцепление с заснеженным гравием. Затормозила она уже перед коттеджем. «Остин-метро» Йена бело-голубым клином маячил у заброшенного гаража. Мойре подумалось, что под снегом все машины кажутся изящными, восхитительными, словно концепты, только вырулившие из аэродинамической трубы.

Она выключила фары и заглушила двигатель, потом посидела пару минут, глядя на коттедж. Ну что, приехали. Ее разом обступили незримые вероятности. Она снова вернулась мыслями к телефонной беседе: Йен настойчиво уверял, что не собирается кончать жизнь самоубийством. Если он так и не решился на самоубийство, значит, в какой-то момент взвешивал в голове альтернативу. Мойре было известно, что Йен и на несколько минут не способен задержаться на определенном решении, и она поневоле тревожилась, как бы он опять не передумал.

А что он делал, пока она была в пути? Что, если в доме никого живого нет? Вид у коттеджа теплый и уютный, окно нижнего этажа отбрасывает на снежный ковер продолговатый желтый отсвет. Что, если придется дожидаться здесь прибытия скорой помощи и полицейских?

Мойра вылезла из «вольво», заперла дверцу и направилась ко входу. Где-то вдали заухала сова. Наверно, из попавшейся ей на дороге пары.

Она стукнула в дверь дома. Йен открыл. Он был в красных растянутых спортивных штанах и грязновато-желтой футболке с эмблемой группы «Levellers». Босой.

— Прости меня, — сказал он.

— Значит, ты именно такой мудак, каким я тебя считала, — с неописуемым облегчением откликнулась Мойра.

— Я не понимал, что уже так поздно. И что снег идет.

— В этом твоя основная проблема, Йен. Ты не останавливаешься, чтобы подумать.

Он хитро улыбнулся.

— Ну почему. Я как раз о многом размышлял. Потому и позвонил.

— Я очень рада это слышать. Йен, я устала за тебя переживать, черт побери.

— Лучше входи.

— Да уж, лучше бы мне войти, ты не находишь?

Йен провел ее в дом. Она постучала ногами по полу, отряхивая снег с ботинок. Коттедж снаружи выглядел теплым и уютным, словно с рождественской открытки в диккенсовском духе. Внутри, если Мойру спросите, было холодновато. Она сняла пальто и повесила его на перила у подножия лестницы, обрадовавшись, что натянула еще и плотный неудобный свитер.

— Будешь чашечку чего-нибудь? — поинтересовался Йен.

Она решила, что разберется, как тут у Йена дела, и сразу поедет обратно.

— Кофе, — ответила она. — Черный, без сахара.

Мойра прошла за ним на кухню. Ну, не так плохо, учитывая все обстоятельства. Единственным источником света служила тусклая электролампочка без абажура, свисавшая с потолка, и полумрак маскировал большую часть мусора и хлама. У стен в два-три яруса навалены картонные коробки с изображениями мониторов и принтеров. Призрачно отсвечивали из сумрака куски белого пенопласта. Птеродактиль из бальсового дерева с отломанным крылом косил на Мойру черным глазом из инопланетно искривленного черепа. Горный велосипед оттенка оранжевый металлик подпирал обшарпанную дверь; колес у него не было. В конце кухни виднелись пара ящиков из-под упаковок мюсли и растворимого кофе, полупинтовая бутылка молока и пустая коробка из-под пакетов супа с лапшой быстрого приготовления. На полках никакой еды или питья. Вместо кулинарных справочников — книжки по программированию на C, Perl или Java, дзен-буддизму (с обтрепанными краями страниц), квантовой механике и дикорастущим грибам, а также пара незнакомых Мойре романов Бена Элтона.

Он вложил ей в ладони чашку кофе. Усевшись на раздолбанный деревянный стул с края стола, она наблюдала, как Йен устраивается на стуле напротив. Через окно без штор Мойре было видно, что снег продолжает идти.