Девушка с сомнительным прошлым. И Джордж

Уильям Тенн

Девушка с сомнительным прошлым. И Джордж

Ну, вы же знаете Джорджа.

Только что в комнате не было ничего, утверждает он, кроме него самого, его ТВ, его видеомагнитофона и венецианского окна, из которого видно полгорода, а уже через мгновенье появилась красивая рыжеволосая девушка в чем-то вроде блестящего красного комбинезона. Она парила в воздухе у него над головой. Не на самом деле парила, не плавала, а типа лежала, раскинув ноги, и глядела на него вниз. Ну, вы же знаете Джорджа.

Она издавала мелодичные звуки, говорит Джордж, или, может, что-то еще издавало эти звуки, словно маленький синтезатор, которого одолела икота. А потом девушка исчезла.

Джордж говорит, около трех секунд все было спокойно — только он сам, его ТВ, его видеомагнитофон, — потом снова икота, икота, и вот уже она сидит на кушетке рядом с ним, в красном переливчатом комбинезоне и с умопомрачительно длинными ногами.

Думаете, он растерялся? Считаете поди, что, если девушка таким вот образом возникнет в вашей комнате, у вас язык должен присохнуть к гортани?

Но вы же знаете Джорджа.

— Может, немного джина и самую малость вермута?

Девушка удивленно вытаращила на него глаза, открыла рот и кивнула.

— Оливок у меня нет, — продолжал Джордж, вставая. — Зато есть такой классный зеленый лук... Тебе понравится.

Девушка снова кивнула и потерла что-то у себя на груди. Между прочим, очень симпатичной груди, говорит Джордж.

— Ты очень добр, — сказала она. — По правде говоря, я этого не ожидала. Ты очень, очень добр.

— Почему бы и нет? — сказал Джордж.

Смешивая у бара выпивку, он внимательно разглядел гостью. Она все еще таращилась на него — большие карие глаза и очень симпатичная грудь. Красный комбинезон на самом деле вовсе не был комбинезоном, заметил он. Да и цвета он был не красного, говорит Джордж, а что-то наподобие красного, если вы понимаете, что он имел в виду. Я — нет. Джордж говорит, все это напоминало розоватый туман, который подрагивал над выступающими частями ее соблазнительного тела. И в этом тумане через каждую пару дюймов неожиданно то возникали, то исчезали крошечные розовые шишечки. Никаких застежек он не заметил.

— Джордж Райс? — спросила девушка неуверенно. Голос у нее тоже приятный, глубокий, с придыханием — тот, что называют грудным. — Ты Джордж Райс?

— Точно. Ты нажала на правильную кнопку, — ответил Джордж. — Тебе нужен Джордж Райс, малышка, и вот он перед тобой, Джордж Райс, собственной персоной.

Он поставил поднос со стаканами на свой навороченный столик, или как там у него эта штука называется, рядом с кушеткой. Видеомагнитофон все это время прокручивал через ТВ «Касабланку», ну, он его выключил.

Девушка взяла свой стакан, сделала глоток, скорчила гримасу и кивнула. Хлебнула еще раз и снова кивнула.

— Я — Антуанетта Доннелли. Это... какой год? Тысяча девятьсот девяносто четвертый? Тысяча девятьсот девяносто пятый?

— Пока еще девяносто четвертый, — ответил Джордж. Теперь он разглядел ее как следует; бесспорно, девушка была хороша чертовски. — Ты путешествуешь во времени, я правильно понимаю?

— Первый раз. Самый первый.

— Ты, что ли, изобретатель путешествий во времени?

— Одна из них, — ответила девушка.

Она опустила стакан и некоторое время пристально разглядывала стекло, поворачивая то так, то эдак. Потом слегка вздрогнула, сделала долгий выдох и повернулась к Джорджу. Она сидела, твердо упираясь ногами в пол, не так, как обычная девушка сидела бы на кушетке, вся изогнувшись, ну, вы понимаете, о чем я.

— Нас пятеро, — объяснила она. — Я — самая молодая, самая здоровая, самая уравновешенная. И у меня есть очень веская причина, чтобы отправиться в первую логически обоснованную область, которую мы себе наметили, — в это время и это место.

— Веская причина? — Джордж поболтал в стакане его содержимое, ну, вы знаете, как он это делает — с задумчивым, даже немного сердитым видом. Но, как бы он при этом ни выглядел, ощущение было такое, говорит он, словно в груди у него дыра и он дышит через нее. — Я, что ли?

Девушка подошла к венецианскому окну и поглядела вниз с высоты что-то около двадцати этажей. Похлопала по стеклу и даже царапнула его ногтем.

— Стекло?

— Оно самое, — ответил Джордж. — Стекло. — Он хотел отпить немного джина, но почувствовал, что не может глотать. — Эта причина — я? В смысле, я — эта причина?

Она вернулась к кушетке и уселась на нее. Обхватила руками колени, подтянула их к животу и принялась покачиваться туда и обратно — как самая обыкновенная девушка.

— Да, меня всегда разбирало любопытство — каким ты был в молодости? Что ты сейчас смотрел по телевизору? Выпуск новостей? Разве цветной телевизор еще не изобрели?

— Конечно, изобрели. Он и есть цветной. Никаких выпусков по ТВ я не смотрю. Это было кино... «Касабланка». Оно черно-белое, фильм тридцатых-сороковых годов. Мне не нравится новый, цветной вариант... Но почему я? Что я такого сделал... в смысле, сделаю в... ох, черт, как сказать-то — где там это твое время? Что такого особенного обо мне известно? Почему я? Да! Почему я?

Она укоризненно покачала головой.

— Не надо столько вопросов. Пожалуйста, будь хорошим. У меня мало времени до того, как спирилликс упадет. И кожедром пока еще очень слабый. Мне нужно многое увидеть и о многом расспросить, и я должна все время измерять хронаты в этой комнате. Так что будь хорошим. Пожалуйста, постарайся не быть эгоистом, сдержи свое любопытство.

Джордж поглядел на Антуанетту — на эту Антуанетту Доннелли. Что, черт возьми, она о себе воображает?

Однако, подумал он, однако... У нее такое восхитительное тело. И, по всей видимости, она располагает интересной информацией о нем. Лучше быть послушным. Потом, может быть...

— Постараюсь, — сказал Джордж, раскидывая руки в широком жесте, как бы подчеркивающем его искренность, — не быть эгоистом и сдерживать свое любопытство. Это будет трудно, но я постараюсь. А вообще-то вопросы мне позволено задавать? Типа — откуда ты? Из далекого будущего?

Она кивнула.

— Столетие. Почти. Нам казалось, столетия достаточно, чтобы избежать всяких сложностей... ну, ты понимаешь... и в то же время это выглядит как самое настоящее путешествие в прошлое.

— Выглядит в глазах кого?

— Ох, института, ясное дело. И других людей в этом роде. Но конечно, еще одной причиной был ты. Для меня, по крайней мере.

— Конечно.

Итак, они снова вернулись к Джорджу. Но разве он не обещал сдерживать свое любопытство? Вот дерьмо! Он с трудом сдержал желание послать ее куда подальше... измерять свои хронаты хотя бы.

И потом его словно ударило. Дерьмовое дерьмо! Она разыскивала именно его, никого другого. С ее точки зрения, в Джордже было что-то очень, очень особенное.

Быть таким знаменитым и не знать, по какой причине! Быть настолько знаменитым, что первая же путешественница во времени отправилась прямиком к нему, как только у нее возникла такая возможность! Значит, это что-то из ряда вон — уровня Моисея, Шекспира, Эйнштейна. А может, и еще более выдающееся.

Его автограф — что может быть ценнее? Открытка, которую он только что накорябал Лонни Сантанджело, отдыхающему в Швеции, — на каком-нибудь будущем Сотби за нее могли дать бешеные деньги. А сведения о том, где он собирался этим вечером пообедать, могли стать информацией, за которую через столетие его биограф снимет с себя последние штаны.

Если уж на то пошло, он и сам отдал бы последние штаны, чтобы понять. Оказывается, он способен сделать что-то такое, что и спустя столетие, уже после его смерти, будет вызывать интерес всего мира. Что это? Что?!! Он должен выяснить!

И Антуанетта Доннелли — ключ к этой загадке. Ему чертовски повезло.

Она, в конце концов, всего-навсего девушка, говорит Джордж. Ну, вы понимаете — заведи разговор о том, о другом, и, когда коснешься правильной темы, она не сможет не среагировать.