Тень призрака (антология)

Тень призрака

(антология)

Энтони Армстронг

Эликсир жизни

Серьезный молодой человек в больших роговых очках, с дорожным мешком за плечами, свернул с шоссе и пошел проселком по направлению к деревне. Это был студент, предпринявший небольшую прогулку по лесу, чтобы спокойно, в уединении подзаняться перед экзаменом. В летние месяцы асимейские леса кишат такими серьезными юношами, решившими поработать в одиночестве. Правда, не все занимаются этим в лесах: некоторые предпочитают берег моря, другие — прилавок бара.

Юлиус питал отвращение к кабакам и потому избрал лес. В настоящее время его мучила жажда, и он оглядывался по сторонам в поисках котэджа, где мог бы получить стакан молока и съесть сандвич из своего запаса.

Наконец, он заметил открытую калитку. Дорожка вела через заросший сад к покосившемуся каменному зданию. Студент решил, что именно здесь дадут ему стакан молока. Поэтому он подошел к двери домика и постучал.

Никто ему не ответил. Только сонный белый кот вышел из-за угла и меланхолично посмотрел на него. Он постучал еще дважды, и еще две худых кошки вылезли откуда-то и уселись у его ног. Наконец, дверь открыл дряхлый старец с длинной седой бородой. Он, так же, как и посетитель, носил большие роговые очки, и оба уставились друг на друга, как два столкнувшихся автомобиля. На старике была длинная красная одежда, затканнная странными черными треугольниками. В общем, вид его был довольно неожиданный для обитателя английской деревушки.

— Могу я… э… получить, у вас молока? — сказал Юлиус, не вполне уверенный в нормальности старика.

— Молока? — повторил тот, точно стараясь вспомнить, когда и где слышал он это слово. — Молока? Молока, вы говорите? Ах, да, да, молока, — сказал он, наконец, поймав какую-то мысль. — Войдите, молодой человек, войдите!

Студент нерешительно вошел. В комнате было темно, а обстановка ее была чрезвычайно странной, под стать хозяину. Там теснились пробирки, колбы, большие стеклянные реторты, змеевики, изогнутые трубки, а за дверью на гвоздике висел скелет, как пальто, вышедшее из употребления. Множество чахлых кошек спало на полу, в креслах и на спине чучела крокодила. А на камине, вместо часов, стоял череп. Юлиус до того был поражен оригинальностью меблировки, что едва проглотил молоко, поданное ему рассеянным старцем сперва на блюдечке, как кошке, а потом — в треснувшей колбе.

— Вы… это… интересуетесь химией? — спросил Юлиус с превосходством молодого человека, для которого такие вещи, как ди-метил-мета-бензойная кислота — сущий пустяк, не то, что для прочих невежд.

— Нет, — забормотал старик. — Нет! Не химия! — Он помолчал. — Алхимия, — шепнул он на ухо посетителю. — А я — последний из древних алхимиков.

— О!., э… гм… в самом деле?.. — поперхнулся молоком Юлиус, поняв, что действительно имеет дело с сумасшедшим. Он сделал движение к двери, но тот схватил его за руку.

— Я открыл эликсир жизни, — таинственно прокаркал алхимик. — Собственного изобретения… Вы видите всех этих кошек? Ну, так я добываю из них свой эликсир. У всех этих зверей теперь осталось только по одной жизни…

Он поклонился студенту и откуда-то из необъятных складок широкой одежды извлек маленький пузырек с розовой жидкостью.

— Каждая кошка, — шептал он, — живет девять раз, но я отнял у каждой из них по восьми существований… И все эти жизни здесь, в этом эликсире. Концентрированная эссенция жизни! Ага! Разве это не замечательно? — торжественно закончил он.

— Я… э… мне пора итти, — прохрипел Юлиус, пятясь к двери. — Сколько я вам должен за молоко?

— Может быть, вы купите пузырек с эликсиром, — соблазнял алхимик, не отставая от него.

Юлиус решил купить флакон розовой дряни, расквитавшись этим за молоко и обеспечив себе свободное отступление.

— А сколько?

— Полкроны, [1] — твердо сказал алхимик, — за настоящий эликсир жизни. Разве это дорого?..

Через минуту Юлиус стремительно несся по заросшему саду, боязливо оглядываясь по временам. Он крепко притворил за собой калитку и в это время заметил на ней кусок картона, — не-то вывеску, не-то визитную карточку. На картоне было написано углем:

Юлиус ускорил шаги. Отойдя по дороге километра два, студент замедлил шаг. Он был чрезвычайно недоволен собой. Получить полколбы молока и пузырек с розовой водицей за полкроны — плохая финансовая комбинация. Он почувствовал, что это унизительно для человека, так интимно знакомого с ди-метил-мета-бензойной кислотой.

Отойдя под тень старого каменного забора, он сел позавтракать и побеседовать по душам с карманным Дарвином. Но, запустив руку в карман, нащупал бутылочку с «эликсиром» и подверг ее тщательному осмотру. На вид и на запах — простая подкрашенная вода. Он недовольно опустил бутылочку на траву, съел сандвичи и стал с увлечением читать о теории Ламарка и вероятном происхождении рода человеческого от больших человекообразных обезьян. Это была чертовски трудная теория, утомлявшая молодые мозги, и Юлиус был даже рад оторваться от книги, услышав шаги по дороге.

Он был очень удивлен при виде усталого обезьяноподобного итальянца-шарманщика, который плелся в пыли с мартышкой на плече. Сама судьба посылала студенту живую иллюстрацию к теории Дарвина. Юлиус с любопытством взглянул на обезьянку в синей курточку и красной шляпке на резинке. Обезьянка смотрела на него с неменьшим любопытством.

— Доброе утречко, — заговорил деловитый итальянец, заметив, что его обезьяна произвела впечатление. — Ваш любиль музика?

— Нет, — ответил Юлиус.

— Вы даваль мой обисьяна на одна пенни и мой играйт вам много-много музика…

— Нет.

— Нет? Карош. Тогда вы даваль мой обисьянка тва пенни и мой не играль музика, а? — предложил итальянец, нащупавший правильную почву для коммерческих операций. Обезьяна же, мало интересовавшаяся финансовыми вопросами, спрыгнула в траву, приблизилась к Юлиусу и, усевшись на томик Дарвина, вежливо приподняла красную шапочку.

— Вы дава-аль, а я не игра-аль, — тянул итальянец, совершенно убежденный в правильности занятой позиции.

Юлиус полез в карман, достал шестипенсовую монету и протянул ее обезьяне, которая предпочла пару сдобных пышек, оставшихся у Юлиуса; ее хозяин, при виде такой непрактичности, разразился целым потоком итальянских проклятий.

В эту минуту взгляд Юлиуса упал на пузырек с эликсиром, и сумасбродная мысль пришла ему в голову. Быстро вынув пробку, он полил розовой жидкостью одну пышку и вместе с шестипенсовиком вручил, ее обезьянке.

В следующий момент мартышка уже сидела на плече хозяина, монета покоилась в кармане итальянца, а пышка — в желудке обезьяны. Юлиус же, почувствовав некоторое раскаяние в дурацком поступке, пытался усвоить новые откровения теории эволюции под рулады итальянских благодарностей. А обезьяна ковыряла в зубах, чувствуя себя совсем не плохо после пышки с эликсиром.

Итальянец стал удаляться, призывая благословения на голову Юлиуса, но, пройдя несколько шагов, заговорил с обезьяной в столь повышенном тоне, что Юлиус опять оторвался от книги.

Потом он широко раскрыл глаза и уставился на мартышку. Ему показалось, что у итальянца теперь совсем другая обезьяна. Откуда? Вздор! Значит, это та же мартышка. Но она… выросла! Повидимому, это заметил и шарманщик, который спустил обезьяну на землю и за что-то неуверенно выговаривал ей…

Юлиус с открытым ртом сидел и наблюдал. Потом он протер глаза, не поверив им. Да, сомнений не было: обезьяна выросла. Теперь она доходила до пояса итальянца, спина ее выпрямилась, кривые ножки стали стройными, сильными. С каждой секундой она все меньше и меньше походила на обезьяну, ее дурацкая одежда лопнула, и лишь глупая шапочка на резинке чудом держалась на голове…