Большая операция

Джеймс Уайт

Большая операция

Глава 1

ВТОРЖЕНИЕ

Далеко-далеко, на самом краю Галактики, там, где скопления звезд редки и царит почти абсолютная тьма, в пространстве зависло колоссальное сооружение – Главный госпиталь двенадцатого сектора. На его трехстах восьмидесяти четырех уровнях были воспроизведены условия обитания для всех разумных существ, известных Галактической Федерации: начиная с живущих на холодных метановых мирах, дышащих кислородом и хлором и кончая экзотическими созданиями, которые напрямую питаются жестким излучением.

Помимо пациентов, чье число и виды постоянно менялись, здесь находился медицинский и обслуживающий персонал, состоящий из представителей шестидесяти различных рас с шестьюдесятью разными привычками и взглядами на жизнь, телосложением и запахом.

Все, кто трудился в Госпитале, были людьми исключительно способными, самоотверженными и терпимыми по отношению ко всем без исключения разумным формам жизни – в противном случае они просто не смогли бы здесь работать.

Они гордились тем, что ни один случай не был для них слишком незначительным или слишком безнадежным, а их аппаратура и профессиональное мастерство оставались непревзойденными. Было бы немыслимо, если бы кого-то из врачей могли обвинить в том, что он чуть было не убил пациента по чистой неосторожности.

– Видимо, не так уж и немыслимо, – сухо заметил О'Мара, главный психолог Госпиталя. – Мне очень бы не хотелось так думать, а вы вообще этого не допускаете. Но, что гораздо хуже, Маннон сам убежден в собственной вине. И мне ничего не остается, как…

– Нет! – перебил Конвей, сильное волнение перехлестнуло обычно уважительное отношение к начальству. – Маннон один из лучших среди старшего персонала, вы же знаете! Он не стал бы… Я имею в виду, не тот он человек, чтобы… Он…

– Ваш хороший друг, – улыбнувшись, закончил за него О'Мара и, не дождавшись ответа, продолжил: – Может быть, Маннон нравится мне и не в такой степени, как вам, но с профессиональной точки зрения я могу судить о нём гораздо более детально и гораздо объективней. Причем настолько, что еще пару дней назад я бы просто не поверил, что он способен на подобное. А теперь, черт побери, всё это очень меня беспокоит…

Конвей его понимал. Как главный психолог, О'Мара отвечал не только за душевное здоровье всего персонала, столь разнообразного по типам и видам, но и за то, чтобы между ними не возникало никаких трений.

Даже при предельной терпимости и взаимном уважении, которые проявляли в своих взаимоотношениях сотрудники, бывали случаи, когда такие трения возникали. Порой ситуации, таившие в себе подобную опасность, возникали по неопытности или по недоразумению, а иногда у кого-нибудь мог проявиться ксенофобный синдром, который нарушал работоспособность, или душевное равновесие, или и то и другое одновременно. Один из врачей-землян, например, неосознанно боявшийся пауков, не мог заставить себя проявить по отношению к паукообразному пациенту-илленсанину ту объективность, которая необходима для нормального лечения. Задача О'Мары заключалась в том, чтобы обнаруживать и вовремя устранять подобные неприятности либо – если всё другое не помогало – удалять потенциально опасного индивидуума, прежде чем трения перерастут в открытый конфликт. Борьба с нездоровым, ошибочным или нетерпимым отношением к иным существам была его обязанностью, и он исполнял её с таким рвением, что – Конвей сам слышал – его сравнивали с древним Торквемадой [1]. Теперь же было похоже, что этот образцовый психолог более чем встревожен. В психологии все происходящее имеет свои первопричины, и сейчас О'Мара, должно быть, размышлял, что упустил какой-то слабый, но важный сигнал – какое-то необычное слово, выражение, возможно, проявление настроения, которые вовремя предупредили бы его о том, что со старшим терапевтом Манноном происходит неладное.

Психолог откинулся назад и внимательно посмотрел на Конвея. Его серые глаза повидали так много, а аналитический ум был настолько острым, что, вместе взятое, это делало О'Мару почти телепатом.

– Несомненно, вы думаете, что я потерял хватку. Вы уверены, что проблема с Манноном в основном психологического толка, и то, что случилось, можно объяснить как-то иначе, чем халатностью. Вы можете решить, что он неутешно горюет по своей недавно умершей собаке, или придумать еще что-то не менее простое и смехотворное. Однако, по моему мнению, время, потраченное на изучение психологических аспектов, в данном случае будет потрачено впустую. Доктор Маннон был подвергнут самому тщательному обследованию. Он здоров физически и является не более сумасшедшим, чем вы или я. По крайней мере – не более, чем я…

– Спасибо, – откликнулся Конвей.

– Повторяю, доктор, – раздраженно продолжил О'Мара, – моя работа в Госпитале – вправлять мозги, а не вышибать их. Ваше назначение, если его так можно назвать, сугубо неофициальное. Поскольку физическое и психическое состояние не дают оправдание ошибке Маннона, я хочу, чтобы вы поискали другие причины – возможно, какое-то внешнее влияние, о котором он сам не подозревает. Доктор Приликла был свидетелем происшествия и, вероятно, сможет вам чем-то помочь. У вас своеобразный ум, доктор, – закончил О'Мара, поднимаясь из-за стола, – и необычный взгляд на вещи. Мы не хотим терять доктора Маннона, однако, если вам что-то удастся – вот шанс поразить меня до смерти. Говорю это, чтобы у вас имелся дополнительный стимул…

Покидая кабинет, Конвей чувствовал легкое раздражение. О'Мара вечно подтрунивал над мнимым «своеобразием» его ума. А дело заключалось лишь в том, что в те времена, когда Конвей еще только начинал свою карьеру в Госпитале, он был очень стеснительным – особенно с медсестрами с Земли. Поэтому молодой врач чувствовал себя намного удобнее в компании представителей других рас. Сегодня он уже не был стеснительным, но по-прежнему среди фантастических выходцев с Тралтана, Илленсы и других миров друзей у него было больше, чем среди землян. Конвей признавался, что, возможно, это и выглядит «своеобразно», но для врача, работающего в таком многообразном окружении, это дает явные преимущества.

Очутившись в коридоре, Конвей связался с палатой Приликлы и, обнаружив, что маленький эмпат свободен, договорился о немедленной встрече на сорок шестом уровне – там, где находилась операционная для худлариан.

Мысли Конвея были заняты Манноном, и по пути он инстинктивно уворачивался от встречных, чтобы не оказаться растоптанным насмерть.

Нашивки старшего терапевта расчищали ему путь, пока это касалось медсестер и врачей ниже его по званию. Другое дело – высокомерные и рассеянные диагносты, способные протаранить что угодно и кого угодно, или просто члены персонала особенно крупных размеров. Например, тралтане, ФГЛИ, напоминающие приземистых шестиногих слонов; келгиане – гигантские, покрытые серебристым мехом гусеницы вида ДБЛФ, которые независимо от ранга при столкновении начинали гудеть, словно сирена, или похожие на громадных крабов ЭЛНТ с планеты Мелф IV.

Несмотря на огромные физиологические различия, большинство входящих в Федерацию разумных существ дышало кислородом. Но встречались и другие виды, которые, пересекая «чужой» уровень, представляли для пешеходов еще большую опасность, будучи одеты в защитные скафандры. Так скафандр врача ТЛТУ, дышащего перегретым паром и живущего при давлении и гравитации втрое превышающих земные, представлял собой многотонный лязгающий грузовик, который любой ценой следовало обходить подальше.

Возле люка между секциями Конвей переоделся в легкий скафандр и, пройдя через люк, оказался в желтом туманном мире дышащих хлором илленсан.

Здесь коридоры были переполнены этими выходцами с планеты Илленса. Они были без защитных одежд, а вот тралтане, келгиане и гуманоиды были облачены в скафандры – одни их носили на себе, другие на них ездили.