Доклад об эффекте Барнхауза

Воннегут Курт

Доклад об эффекте Барнхауза

Я знаю ничуть не больше остальных, где скрывается профессор Артур Барнхауз. За исключением одного короткого и загадочного письма, найденного мною в своем почтовом ящике, я не получал от профессора никаких известии с тех пор, как он исчез полтора года назад.

Я взялся написать этот доклад потому, что профессор Барнхауз был моим научным руководителем. И потому, что я первый узнал о его поразительном открытии. Но профессор так и не объяснил мне, каким образом можно высвободить психические силы и управлять ими. Этого он вообще никому не доверял.

Хотелось бы уточнить, что термин "Эффект Барнхауза" придуман прессой: сам профессор никогда его не употреблял. Этот феномен он называл «динамопсихизмом», или силой мысли.

Не думаю, что кого-нибудь среди цивилизованных людей надо убеждать в реальности силы, разрушительное действие которой было наглядно продемонстрировано почти во всех столицах мира. Я полагаю, человечество всегда подозревало о существовании этой силы. Общеизвестно, что одним людям везет больше, чем другим, когда они имеют дело с такими неодушевленными объектами, как игральные кости. Барнхауз же показал, — и в этом состояло его открытие, что подобное «везение» есть поддающаяся измерению сила. В его случае она стала чудовищной.

Ко времени своего исчезновения профессор, согласно моим расчетам, приблизительно в пятьдесят пять раз превосходил по мощности атомную бомбу, сброшенную на Нагасаки. И не было блефом, когда накануне операции "Мозговой смерч" профессор сказал генералу Гонусу Баркеру: "Сидя здесь, за обеденным столом, я запросто могу расплющить в лепешку все что угодно — от Джо Луиса до Великой китайской стены".

Появилась тенденция рассматривать профессора как некоего мессию. Первый храм Барнхауза в Лос-Анджелесе уже имеет тысячи прихожан. Однако ни во внешности профессора, ни в его интеллекте нет ничего божественного. Этот человек, который разоружил весь мир, холост, ростом ниже среднего американца, тучен. Его учебная квалификация — 143. Весьма неплохо, но отнюдь не сенсационно. Простой смертный, он скоро будет отмечать свое сорокалетие.* Если он сейчас и одинок, то вряд ли страдает из-за этого. В те времена, когда я узнал его, человек он был спокойный, застенчивый и, казалось, охотнее проводил время с книгами и музыкой, нежели со своими коллегами.

Ни сам профессор, ни его сила не имеют за собой ничего сверхъестественного. Его динамопсихическое излучение подчиняется многим известным законам из области радиофизики. Наверное, каждому приходилось слышать рычание "помех Барнхауза" по своему приемнику. На это излучение оказывают влияние солнечные пятна и изменения в ионосфере.

Однако излучение Барнхауза отличается от обычных радиоволн несколькими важными свойствами. В частности, вся его энергия может быть направлена в любую выбранную профессором точку.

Говорят, сейчас проводится отбор людей, потенциально обладающих динамопсихическими способностями профессора Барнхауза. В прошлом месяце сенатор Уоррен Фуст потребовал для этого специальных ассигнований страстно провозгласив: "Тот, кто владеет "Эффектом Барнхауза", владеет миром!". И началась еще одна дорогостоящая гонка вооружений.

В этой гонке были по меньшей мере комические аспекты. Правительства разных стран принялись ухаживать за лучшими в мире игроками в игральные кости, как в прошлом за физиками-ядерщиками. На Земле, возможно, наберется несколько сот людей, наделенных динамопсихическим талантом, и я в их числе. Но без знания профессорской техники они ничего не добьются, разве что станут тиранами игорных домов. Но даже при знании всех секретов, им понадобилось бы лет десять на то, чтобы стать действительно грозным оружием. У профессора это заняло примерно столько времени. "Эффектом Барнхауза" владеет лишь сам Барнхауз, и положение это еще какое-то время должно остаться без изменений.

Принято считать, что "век Барнхауза" начался полтора года назад, в день операции "Мозговой смерч". Именно тогда динамопсихизм получил политическое значение. На самом же деле феномен был открыт Барнхаузом в мае 1942 года, вскоре после того, как профессор отклонил офицерский чин и был зачислен рядовым в артиллерию. Динамопсихизм был открыт совершенно случайно — как рентгеновские лучи или вулканизация резины.

Приятели по бараку нет-нет да приглашали рядового Барнхауза принять участие в азартных играх. Он обычно отказывался. Но однажды вечером из светской любезности согласился побросать кости. Ужасно или удивительно, что он все-таки согласился? Это зависит от того, нравится ли вам мир, каким он теперь стал.

— Выкидываешь семерки, папаша, — сказал кто-то.

"Папаша" выкинул семерки десять раз кряду и разорил барак. Он вернулся на свои нары и, ради упражнения в математике, на обратной стороне бланка из прачечной подсчитал вероятность такого выигрыша. Оказалось, что у него был всего один шанс почти из десяти миллионов! Ошеломленный, он еще раз попросил кости, но числа выпали в обычном наборе. С минуту он полежал на нарах, затем снова взял кости. Семерки выпали еще десять раз подряд.

Могло случиться, что профессор тихонько бы присвистнул и забыл об этом чуде. Но он задумался, размышляя об обстоятельствах, при которых ему дважды так невероятно повезло. В обоих случаях имел место общий фактор: одна и та же мысль, мелькавшая в его сознании, прежде чем он бросал кости. Именно ход этой мысли «выпрямлял» цепь мозговых клеток профессора, превращая его в то, что со временем стало самым мощным оружием на Земле.

Первую толику уважения динамопсихизм снискал у солдата, занимавшего соседние нары. Он дал сдержанную оценку, которая, надо думать, вызовет кривые усмешки у удрученных демагогов всего мира: "А ты, папаша, играешь получше, чем двухдолларовый кольт".

Тогда профессор вряд ли был способен на большее. Игральные кости, исполнившие его приказание, весили всего лишь несколько граммов, и поэтому затраченная сила была ничтожной, но неопровержимый факт, что такая сила существует, ошеломил профессора как гром среди ясного неба.

Профессиональная осторожность удержала Барнхауза от немедленной публикации своего открытия. Он хотел собрать побольше фактов и построить на них теорию. Позднее, когда на Хиросиму была сброшена атомная бомба, молчать его заставил страх. Профессор не знал, к каким последствиям может привести его открытие.

А между тем он установил еще одну поразительную особенность динамопсихизма: его сила увеличивается по мере использования. Уже через шесть месяцев Барнхауз мог управлять костями на расстоянии, равном длине барака. Ко времени демобилизации в 1945 году он вышибал кирпичи из дымовых труб с расстояния в три мили.

Обвинения профессора Барнхауза в том, что он был способен выиграть последнюю мировую войну за минуту, но не удосужился сделать этого, лишены всякого смысла. Когда война кончилась, он обладал мощью и дальнобойностью тридцатисемимиллиметровой пушки — не больше. Его динамопсихическая сила превзошла огнестрельное оружие этого класса уже после того, как он демобилизовался и вернулся в Вайандоттский колледж.

Меня зачислили в аспирантуру колледжа, когда профессор проработал там уже два года. Моим научным руководителем он был назначен по чистой случайности. Я очень огорчился, узнав, к кому меня сунули, потому что в глазах как преподавателей, так и студентов Барнхауз был довольно-таки комичным персонажем. Впрочем, ко времени моего поступления в аспирантуру профессор своими промахами уже не смешил, а раздражал.

— Вы направлены к нему, ну, как бы временно, — сказал мне декан социологического факультета. Вид у него был виноватый и смущенный. — Барнхауз, я полагаю, блистательный ученый, — продолжал он. — Правда, после армии его стало трудно узнать, но своими довоенными работами он принес большую известность нашему скромному колледжу.

То, что предстало перед моими глазами, когда я впервые вошел в лабораторию профессора, оказалось хуже всяких сплетен. Все в помещении было покрыто пылью: до книг и приборов здесь не дотрагивались месяцами. Сам профессор, подремывая, сидел на своем письменном столе. Единственными признаками хоть какой-то деятельности были наполненные с верхом пепельницы, ножницы и утренняя газета с дырками от вырезанных заметок на первой странице. Когда профессор поднял голову и взглянул на меня, я увидел, что глаза у него затуманены усталостью.