Гость из бездны (Рисунки А. Говорковского)

Георгий Сергеевич Мартынов

Гость из бездны

ГОСТЬ ИЗ БЕЗДНЫ

ОТ АВТОРА

ПРОЛОГ

1

Над Парижем, почти у самых крыш, медленно плыло на запад низкое, хмурое небо. Три четверти башни Эйфеля скрывалось от глаз в мокром тумане, и невольно хотелось думать, что там, в вышине, над тучами, острая её вершина купается в сверкающей синеве.

Не переставая, круглые сутки лениво падал на город тягучий, раздражающе монотонный дождь.

Из окна комнаты ажурные переплёты башни были хорошо видны, и Волгин привык часами любоваться изяществом «невесомых» линий, словно вычерченных в небе тонким остриём рейсфедера.

Третий день больной был лишён привычного зрелища; сквозь мокрое стекло даже массивный контур нижнего яруса был едва различим. Это вызывало чувство досады, и долгие часы одинокого лежания в постели казались ещё более долгими и скучными. Точно вышел из комнаты кто-то, к кому Волгин успел привыкнуть за время болезни, — вышел и упорно отказывается вернуться.

Каждое утро, открывая глаза, Волгин надеялся увидеть знакомый силуэт башни, но ожидания оказывались тщетными.

«Вероятно, я больше не увижу её», — думал Волгин.

Он хорошо знал, что умирает, что дни его сочтены.

Свой приговор он читал на лицах окружающих людей, слышал в подчёркнуто бодром тоне, которым все говорили с ним, обещая скорое и полное выздоровление. Но ещё лучше он знал это по своему внутреннему убеждению.

Смерти он не боялся. Он думал о ней спокойно, с чувством, похожим на обыкновенное любопытство.

Когда о близком выздоровлении говорили лечащие врачи Волгин слушал, скрывая улыбку. «Как странно, — думал он при этом, — что именно медицина считает ложь не только не предосудительной, а наоборот, вполне допустимой и даже обязательной когда дело касается безнадёжно больных. И только потому, что большинство людей боится смерти… А что может быть более простым и естественным?»

И перед мысленным взором Волгина тотчас же длинной чередой проносились хорошо знакомые лица тех, кто умер на его глазах, умер без страха и без «спасительного» обмана. Их было много. Они шли навстречу смерти, зная, что так нужно…

И никто никогда не скажет больному правды. Никто не поверит, что больной просто устал, что он с радостью примет весть о конце, что ему нисколько не жаль расстаться с жизнью, давно ставшей тягостной. Только бы знать срок, чтобы подготовиться.

Казалось бы, чего проще, но никто не поймёт и не скажет…

И вдруг в памяти Волгина возникла фраза, которую он услышал сегодня утром: «Скоро, молодой человек, вы сможете работать».

Это сказал осмотревший его известный парижский профессор.

Конечно! Как он не понял сразу!..

То, что ему сказали, как раз и является желанной вестью. Так не говорят тяжело больным, которые действительно встанут через два или три месяца. Это бессмысленно. Так говорят тогда, когда всё учёно, остались считанные дни и врачу нечего сказать больному.

Значит, уже скоро, может быть, даже сегодня или завтра…

Волгин посмотрел в окно. За мокрым стеклом по-прежнему ничего нельзя было рассмотреть, кроме смутных очертаний вершин деревьев, — комната, где лежал Волгин, была расположена на верхнем этаже.

«Всё нет и нет», — подумал он.

Желание увидеть полюбившийся ему памятник техники девятнадцатого века независимо от его воли превращалось в навязчивую идею. Уже казалось немыслимым уйти из жизни, не бросив прощального взгляда на вершину башни.

Протянув руку, Волгин нажал на кнопку звонка. Тотчас же вошла женщина в накинутом на плечи белом халате.

— Почему вы? — удивился Волгин, узнав жену посла. — Разве нет сиделки?

— С сего дня они будут дежурить только по ночам.

— Мне кажется, — сказал Волгин, — что и ночью не надо сиделки. Мне уже лучше, и скоро я смогу приступить к работе, — он усмехнулся. — Так сказал сегодня профессор, а кому же это знать, как не ему, не правда ли? Так что, дорогая Вера Андреевна, я попрошу вас позвонить, чтобы сегодня вечером сестру не присылали.

— Этого никак нельзя, Дмитрий Александрович. Профессор сказал…

— А я знаю, что он говорил, — перебил Волгин. — По крайней мере то, что он говорил здесь, в этой комнате. За дверью он, возможно, говорит другое… Так вот его слова: мне гораздо лучше, и надо побольше спать. Я как раз и намерен выполнить этот совет. А сиделки мне только мешают. Они считают необходимым развлекать меня разговором… это меня раздражает.

Вера Андреевна улыбнулась и, наклонившись, заботливо поправила одеяло.

— И всё же, — сказала она, — этого нельзя сделать. Профессор требует, чтобы ночью обязательно дежурила сестра. Вам может стать вдруг хуже. Если она вам мешает, мы поместим её в соседней комнате.

Волгин поморщился. Ему хотелось сказать: «Последние часы жизни дайте провести спокойно», но вместо этого он сказал совсем другое:

— Всё равно она будет заходить сюда каждые полчаса, а я сплю очень чутко… Было бы лучше исполнить мою просьбу. Больному нужен покой.

— Вы начинаете капризничать. Очень хорошо, это признак выздоровления. Но выполнить ваш каприз никак нельзя. Сестра должна дежурить. Она вам не будет мешать, ей скажут, чтобы она сюда не заходила. А если что-нибудь понадобится, вы позвоните. Хорошо?

— Это не каприз, — со вздохом сказал Волгин. — Вы прекрасно всё понимаете, но вы ни за что не признаетесь в этом. Пусть будет по-вашему.

— Значит, договорились?

— Да, больному трудно переспорить здоровых. Пусть будет по-вашему, — повторил Волгин. — У меня к вам другая просьба. Пожалуйста, позвоните и узнайте прогноз погоды на завтра. Мне это очень важно…

Вера Андреевна с испугом взглянула на больного.

— Как вы сказали? — переспросила она, надеясь, что ослышалась.

Но Волгин внятно повторил свою просьбу.

— Это очень важно для меня, — сказал он ещё раз. — Можно дополнительно позвонить на аэродром, там всегда знают, какая будет погода, — он заметил явное замешательство на лице своей собеседницы и понял причину. — Это не бред, как вы, несомненно, думаете. Дело совсем простое. Мне отчаянно надоел дождь, вот и всё. Умереть при хорошей погоде приятнее, чем при плохой, — пошутил он. — И кроме того, хочется ещё раз увидеть башню…

С присущей всем больным наблюдательностью Волгин тотчас же обратил внимание на то, что Вера Андреевна ничего не возразила на его слова о близкой смерти. Сердце забилось чуть сильно. Да, это так! Смерть совсем близка, она тут, рядом!

— Михаил Петрович ещё не вернулся, — нерешительно сказала женщина.

— А при чём он здесь? Или вы разучились говорить по телефону? Или забыли французский язык? А где, кстати, Михаил?