Золотой миллиард

Геннадий Мартович Прашкевич

Золотой миллиард

Часть I

Заговорщики

1

В Есен-Гу праздновали Восход.

Исполинские фонтаны искр, вспышек, горы дрожащего, взрывающегося огня вставали под облачное небо, цветные блики метались подлинным волнам. Казалось, все пространство бухты, обращенное к Экополису, плавится. Синие, красные, зеленые отсветы судорожно трепетали, дрожали, подергивались над скалистыми берегами. Фиолетовые тени на эмалевой стене. Гай Алдер не помнил продолжения. Просто тени. Фиолетовые и прочие. Этого достаточно. В диковинных словах, всплывающих из памяти, трепетало настроение.

Праздник Восхода.

Не каждый видит такое со стороны рифов.

Флип срывался с волны на волну, сбивал пену, рвал нежную радужную дымку. Широкое днище разглаживало колеблющиеся зеленоватые провалы. Под осыпающимися горами, под пульсирующими огненными фонтанами уже сверкал над входом в канал Эрро прерывистый входной знак. Гай радовался флипу. После аварии на Химическом уровне, летать он не любил. Космонавт, ни разу не поднявшийся над землей, дежурный администратор Линейных заводов, не слишком заметный биоэтик II ранга – он не думал, что в Экополисе ему выделят личный флип. Но сотрудники, входящие в Контроль дальних Станций, пользуются особым вниманием Комитета биобезопасности.

Гай радовался предстоящему дню.

Сегодня он узнает результаты тестирования.

Сегодня увидит Мутти. И прослушает консультацию Дьердя.

Понятно, он предпочел бы иметь дело с Дьердем как с известным ценителем скульптур, выполненных из новых экспериментальных материалов, но Нацбез никого не упускает из виду, так что лучше говорить с человеком, которого знаешь.

И напоследок ужин в «Клер-клубе».

На ужин, говорят, приглашен Отто Цаальхаген.

Гаммельнский Дудочник, как его прозвали, никогда не покидал Экополис, не касался живой травы, не спрашивал далекую кукушку, сколько ему осталось жить. Наверное, надеялся на бессмертие, не связанное с природой. Вся Есен-Гу знала портреты знаменитого писателя: наглые зеленоватые глаза, крупные кудри, венком обрамляющие лоб. Доисторические его предки бродили когда-то по дубовым лесам Вест-фалии, но Катастрофа кардинально изменила Землю. Исчезла Вестфалия, исчезли дубовые леса. Экологический спазм, коллапс власти, потеря контроля над рождаемостью – мир до Катастрофы представлялся детской игрой: вот определенные правила, играйте по ним.

К чему это привело?

Об этом хорошо говорила утром новенькая с Севера.

Выразительно играла ниточками бровей, уголки губ весело поднимались. Медь в волосах, взгляд, может, несколько холодный. На Нижних набережных такую могли принять за стерву или распутницу, но к Комитету прикомандировывают сотрудников только самой высокой нравственности. Гай опоздал на официальное представление новых членов Комитета и жалел об этом. Имя новенькой он не услышал, приходилось гадать: Софья? Наталья? Лиза?

Впрочем, какая разница. Они станут друзьями.

Как Полиспаст и Клепсидра, усмехнулся он. На эту его шутку у новенькой хватило юмора: «Средневековый роман?» Гай, конечно, не удержался: «Стилизованная штучка Цаальхагена». Она и это поняла, весело поднялись уголки губ: «И „Подводная охота на кабанов“ тоже его работа?» – «Разумеется. Он называет ее поэмой».

Гай засмеялся.

Вокруг теснящихся мокрых камней вертелись шапки пены, потемневшую воду устилали вытянувшиеся по течению ленты водорослей. Мощные отбивные струи раскручивали зеленоватую массу, пускали жутковатые водовороты. Нужно было внимательно следить за тем, чтобы флип не выбросило на рифы, на оскаленную злую гряду, украшенную пеной и остовами полузатопленных судов. Сидишь с тростинкой в губах под водой у линии водопоя, ухмыльнулся он, ни один кабан не заподозрит опасность. Это новенькая хорошо придумала. Вот и ловишь кабана за рыло. Прямо из-под воды. Кабан настолько теряется, что сопротивления никакого. Ведь рыба не смеет его пугать, а руке человека не место в мутных глубинах.

Исполинский массив Экополиса в мерцающей шапке цветных световых взрывов резко надвинулся.

Гай сбросил скорость.

Вода кипела. Еще десять минут и откроется выгнутая арка над каналом.

Еще десять минут и воздух заполнится ровным, ни на что не похожим шумом. Светящейся неровной стеной встанут фосфоресцирующие керби. Выращенные из искусственных саженцев, они за месяц достигают стометровой высоты, после чего мумифицируются. Генетики научились получать удивительные результаты. Фабрика кислорода. Чудовищная ветвистая биомасса, полностью подчиненная человеку. Раньше под каждым керби лежали груды сползающей сезонно коры, под нею возились городские крысы. Приходилось задействовать сотни тысяч рук, чтобы бороться с крысами. Но однажды они ушли сами.

Куда? Почему?

На эти вопросы пока никто не ответил.

Светлые правильные квадраты кварталов, ползущие по склонам холмов, теряющиеся в рыжей полумгле Камышового плато; башни трехсот-, четырехсотлетней давности; мосты над ущельями магистралей; световые фонари над закрытыми площадями; исполинские созвездия воздушных приемных пунктов; стиалитовые щиты ангаров, на две трети погруженные в каменное дно бухты или наоборот упирающиеся в облака; ажурные перемычки, наклонные галереи бесчисленных эскалаторов, служебные, переполненные диковинной техникой пригороды – Экополис поистине бесконечен. Отсутствие крыс ему к лицу, хотя вовсе не означает победы. Как ушли, так могут и вернуться. Ведь ушли крысы не по воле людей, а сообразуясь с какими-то собственными, неизвестными нам желаниями.

Гай напряженно следил за входными огнями.

Над Экополисом нет звезд. Их попросту не видно. Яркое зарево смывает с небес даже пятно Венеры. Можно понять протесты и требования космонавтов, ни разу не выходивших на орбиту: все свободные средства Экополиса уходят на расширение сети Станций, на подпитку и освежение Языков. Разработанные когда-то для марсианских станций, эти Языки вскармливают теперь бездельников. Да и в самой Есен-Гу появляются умники, спрашивающие: а чего собственно ждать от выхода в Космос? Установления единства физических законов? Окончательного установления полного нашего одиночества или напротив – сугубой нашей ординарности во Вселенной? Никакого энтузиазма такие открытия не вызывают. За ними не стоит практической значимости, тогда как Языки, желтыми ледниками сползающие в долины Остального мира, сохраняют пусть шаткое, но равновесие. Отправить корабль в Космос? Да никаких проблем! Зато незамедлительно возникнут проблемы с обеспечением Территорий. Миллиарды остальных, голодных, готовых на все двинутся к Экополису.

Что им звезды? Они хотят есть.

Гай резко вывернул руль. Прямо по курсу в кипящую толчею с базальтового обрыва Камышового плато бросился человек.

2

Экстремалов в Экополисе хватает.

Но этот падал как-то совсем неправильно.

Он дважды перевернулся в воздухе, и хотя вошел в воду ногами, было видно, что это случайность. Взметнулся шумный фонтан. Вода забурлила, выбрасывая массу пузырей. Потом ныряльщик появился на поверхности. Он хрипел, отплевывался и слепо разводил руками.

Гая передернуло. Он не любил слепых.

Широкое лицо, украшенное плоским вдавленным носом. Голова выросла, а нос остался как в детстве. Понятно, что даже стопроцентно здоровый человек не всегда может похвастаться совершенством профиля или разреза глаз, но неожиданный ныряльщик выглядел уродом. К тому же, от него густо несло страхом. Забравшись на борт, он бессильно привалился к подрагивающей переборке, прикрыл сильно косящие глаза мокрой рукой. На малом ходу Гай вывел флип из-под скального обрыва на колеблющееся, дрожащее от далеких отсветов и вспышек зеркало бухты. Исполинские грибы огня, искр, цветного дыма медленно росли и распускались над Экополисом, воздух пронизывало электрическим шелестом, вода булькала, справа по борту подпрыгивали стеклянные фонтанчики. До Гая дошло: сотрудники Нацбеза провалили какую-то операцию и теперь сверху обстреливают его флип.