Шкура гакстера

Марина Гаки

Шкура гакстера [1]

Последние месяцы Марк стал замечать за собой необъяснимое пристрастие к этому третьеразрядному кабаку на Пятнадцатом астероиде. Что-то патологическое было в том, как он всякий раз стремился провести свой звездолёт именно этой трассой. Чтобы хоть полчасика посидеть в забегаловке. Спрашивается, что его туда так влекло?

Владел кабачком физгарин — землянин по происхождению. Его предки, судя по физиономии и оборотливости, были китайцами. Звали его Сон Ли. Но все обращались к нему не иначе, как «Физгарин».

Нет, дело, конечно, было не в нём. Марк мучительно старался определить причину своего дикого стремления.

Обстановка кабака просто кишела безвкусицей. Осколки всевозможных цивилизаций нашли здесь своё последнее прибежище. Вещи перемешались, как овощи в винегрете, притёрлись друг к другу, образовали единую массу, и их происхождение и формы никому не мозолили глаз. Столы и сидёлки (не путать со стульями!) родом были из созвездия Лебедя. Аляповатый паркет с Маргеллы удивительным образом стыковался с ваюмской плиткой из пластмассового стланика. И не было во всей Галактике ничего безобразнее этого соседства! Керамика, в которой подавали чай, грюсс и тушёную свинину, после каждой хорошей драки пополнялась марсианскими мастерскими. А всё оборудование за стойкой было грузёнское. Это, конечно, не «Империал Электрик», но, не стоит забывать, что «Мызь-Стылюзь-Мысь» — всего лишь третьеразрядный кабак для всякой шушеры.

Чёрт знает, кто надоумил Физгарина назвать свою тошниловку этим гордым именем. Мызь-Стылюзь-Мысь — что-то вроде благородного оленя из кустистых рощь Бусь-Тезьбазя. Ни одно человекоподобное существо не в состоянии правильно выговорить ни имя оленя, ни название планеты. Поэтому кабак в просторечии именовался «Мыся». Вряд ли это нравилось Физгаину. Он, пожалуй, не прочь был сменить название. Но уж столько сил ухлопал, чтобы достать и доставить с Бусь-Тезьбазя шестиметровые рога незабвенного Мызь-Стылюзь-Мыся, что и подумать было страшно рачительному потомку китайских крестьян! Теперь эти рога неуютно торчали на треть зала и постоянно грозили кому-нибудь своими острыми завершениями. А столы и седёлки старались держаться подальше от них. Физгарин всё время сердился на мебель и велел ей становиться по всему залу равномерно. Но, несмотря на его раздражённый визг, столы и седёлки к закрытию сбивались в кучу, словно овцы. И обязательно — в углу, противоположном рогам.

Но, пожалуй, самой неуместной вещью в кабаке Физгарина была приколоченная к стене шкура гакстера!

Гакстеров представлять нет надобности. Последние две сотни лет эти твари распространились по всей Галактике. Умные, свирепые и удивительно живучие, они на некоторых планетах расплодились так, что стали реальной угрозой для тамошних жителей.

Марк угрюмо прокручивал в уме все воспоминания, касающиеся «Мыси», и всякий раз мысль его стопорилась на этой шкуре с засохшей мордой и остекленелым, угасшим взглядом. Он припоминал мощные, сточившиеся ещё при жизни зверя, чёрные когти и обломанные клыки верхней челюсти. Нижняя челюсть, обтянутая облысевшим пергаментом кожицы, крепилась к верхней полиэтиленовой леской. И это навевало на мысль, что при жизни она принадлежала другому гакстеру.

Впрочем, Марк мог и ошибаться. В одном он только оказался прав. Он понял, что именно влекло его на Богом забытый астероид, в дымный и грязный кабак. Да. Это была шкура гакстера!

Третий день Марк сидел на Пятнадцатом астероиде. Вечная расхлябанность Топливной службы начинала раздражать. Теперь придётся месяца два ждать, пока доставят кристаллы горючего. Делать было нечего. Астероид не изобиловал развлечениями. Несколько забегаловок типа «Мыси». Притончик, где только две человекоподобные проститутки изнывали от повышенного спроса. Да парочка сфериков со старыми, занюханными фильмами.

Третий день Марк с утра заявлялся в «Мысю». Он неизменно заказывал две по сто виски (водки не было), горшочек свинины и грюсс. Садился на сидёлку у крайнего столика, выпивал, ни на кого не глядя, не закусывая. И часами смотрел на распятую на стене шкуру гакстера. Периодически он пришпоривал свою сидёлку и твёрдо приказывал мебели подслюсти ближе к шкуре. Но, так как шкура висела на стене, мордой обращённая на рога, совсем рядом с теми костистыми штырями, то столы и седёлки вместе с посетителями неизменно перемещались подальше от нежелательного соседства. Честно говоря, это спасло немало пьяных глаз и лбов. Но Марк был непреклонен. Он вновь колотил седёлку по мохнатым бокам и принуждал вернуться к шкуре. Он разглядывал густой, жёсткий мех, который обходят стороной жеманные модницы. Под воздействием виски или, благодаря романтическому складу своего характера, Марк всё больше проникался жалостью к истреблённому зверюге. Матёрый гакстер висел на стене, распаляя неуёмную фантазию. Вокруг сновали обитатели Галактики, застигнутые на астероиде топливным кризисом. Марк угрюмо провожал их тяжёлым взглядом и вновь обращал своё внимание на хищника.

На двенадцатый день, опустившийся от ожидания, небритый, расхристанный штурман, сидя на своём обычном месте, мысленно беседовал, как со старым приятелем, с мнимым обитателем пронафталиненной шкуры:

— Слушай, друг, не обрыдла ли тебе здешняя публика? — Марк скосил глаз на соседний столик.

Сиреневый лузганин уставился на него мутным взором пьяных буркалок, словно уловив направление Марковской мысли.

— Не-е-е, друг, ты только глянь на эти рожи…. — Внутренне содрогнулся Марк. — А вообще-то, и моя физия тебя вряд ли радует… — он пьяно закручинился.

Спустя ещё три недели безделья, непросыхающий Марк заметил, что белая ниточка лески, которая придерживала нижнюю челюсть, исчезла… Но, челюсть не отвалилась, как следовало бы ожидать. А преспокойно осталась на месте. И даже слегка покрылась серой, короткой шерстью. На пятой рюмке Марку показалось, что гакстер, ухмыльнувшись, посмотрел в его сторону. Да так, что стол и седёлка резко заслюстили в безопасный угол. Марк не удержался в седёлке и свалился на паркет, где об него тотчас же вытер верхние ласты Лузганин.

На Лузге-2 это общепринятый жест дружеского участия. Но пьяный Марк не вдавался в тонкости Лузганианского этикета и, сбросив с себя Лузганина, оседлал его тонкую шею и неистово замолотил беднягу по стоглазой физиономии увесистыми кулаками.

Следующие пятнадцать суток Марк был занят делом. Чисто выбритый, трезвый, в ежедневно свежей робе он сидел в своём номере — правда, под замком, — и, нацепив очкомикроскоп, менял вышедшие из строя зюзьки в энергоплатах Центра Противометеоритной Защиты.

По истечению срока наказания, трезвый и злой, Марк напоследок зашёл в «Мысю». Два дня назад на астероид доставили горючее, и поэтому кабачок был почти пуст, если не считать парочку посетителей и самого Физгарина.

Кивнув штурману, как старому знакомому, потомок китайцев с Земли выставил перед ним две стопки водки. Но Марк отрицательно покачал головой и заказал свинину и чай. Физгарин пожал плечами и указал ему на столик. Марк остался у стойки. Тут один из посетителей поднялся со своего места и направился к нему. Марк узнал Лузганина. Напрягся.

Сиреневый оказался классным парнем. Он хлопнул Марка по плечу и на ломаном КОСМО прокартавил:

— Прошу прощения, приятель! Мне жаль, что так получилось. Это моя ошибка.

— Да, ладно…

— Ты уж извини…