Марципанов, или 1001-й научно-фантастический рассказ

Файбусович Геннадий

Марципанов, или 1001-й научно-фантастический рассказ

Геннадий Файбусович

Марципанов, или 1001-й научно-фантастический рассказ

Чем только не занимаются люди!

И.Ильф, Е.Петров. "Золотой теленок"

Раз в неделю, по пятницам, Марципанов ездил на свидание к _ней_. Садясь в турбопоезд на Савеловском вокзале. Марципанов словно не замечал толпы, не чувствовал толкавших его кулаков и локтей, не обижался, когда наступали ему на ноги. Битых полтора часа, под гроздьями сумок и сеток, притиснутый к окну, он смотрел на летящие мимо поля, перелески, шлагбаумы - и ничего не видел. Всю дорогу он неотступно думал о ней, только о ней.

И сегодня все было, как всегда.

С тем же остановившимся взглядом, точно завороженный. Марципанов встал, протянул руку за авоськой; тремя минутами позже он съехал по непросохшему лентоходу с платформы. Миновал почту, ларек, трасформаторную будку. Обогнул дачу с верандой, где знакомый пенсионер по обыкновению ковырялся в домашнем радиотелескопе. Дождь начал накрапывать снова. Марципанов не замечал его.

В сумерках, подходя к своей даче, Марципанов никого не встретил. И прекрасно: не надо здороваться. Он нацелился прыгнуть через кювет, но поскользнулся и с трудом выбрался, отряхивая полы плаща. Поправил видавшую виды шляпу. Воровато скрипнул калиткой.

_Она_ ждала его. В полутьме поблескивали ее никелированные панели. Темно светились циферблаты. Она была прекрасна.

Убедившись, что никто в его отсутствие не заглядывал в сарай, Марципанов поспешил по мокрой тропинке к крыльцу. Войдя в дом, вытряхнул из сетки на стол содержимое. Разлезшиеся бумажные кульки с харчами не портили впечатления от обстановки. Напротив, они гармонировали с ней. В комнате изобретателя царил хаос, чтобы не сказать хуже.

Почему-то так получается, что великие люди проводят лучшую часть своей жизни в ничтожестве, одеваются в рубище или в крайнем случае в плащ, заляпанный глиной, покупают на обед ливерную колбасу и ополаскивают стаканы только накануне очень больших праздников. Говорят, Бетховену всю домашнюю обстановку заменял рояль, выполнявший одновременно роль стола: на нем покоились остатки трапезы, письма кредиторов, старые чулки и, между прочим, партитура Девятой симфонии с хором на слова Шиллера.

На рабочем столе Марципанова стояла банка с синтетическими бычками в томатном соусе. Тут же валялись раскрытая бритва, сапожная щетка и патрон с таблетками витамина "Щ" (улучшает умственные способности, укрепляет память, способствует росту больших полушарий и скорейшему выпадению волос). Под столом лежали рукописи... Этот сиротско-холостяцкий натюрморт более или менее удачно дополняли гора окурков, явно превысившая грузоподъемность пепельницы, справочник алгоритмов и ветхая библия, раскрытая на том месте, где говорится об убийстве Авеля.

От Книги Бытия взгляд стороннего наблюдателя естественно обратился бы к книжным полкам; здесь угадывалась некая система, но какая-то странная. Солидные тома векторных исчислений, линейных и рекурсивных функций неожиданно перемежались с сомнительными сочинениями базарных романистов. С обложек фантастических повестей в космическую бездну устремлялись звездолеты, планетоходы, астровозы и галактические дроги. Невинные развлечения ученого отшельника, услада его короткого досуга!

Жуя ливерную колбасу, Марципанов уселся за стол, движением локтя отодвинул в сторону житейский хлам и житейскую суету. Воцарилась тишина, подчеркнутая мерным стуком хозяйкиных цезиевых ходиков. И целых три часа рука мыслителя покрывала рядами значков и цифр замысловатый чертеж, озаглавленный: "Принципиальная схема последовательности событий максимальной невероятности с запрограммированным исходом (при инвариантности событийного правдоподобия по формуле Крювелье-Марципанова d=0,015)".

Наконец, стрелки усталых часов, с трудом вскарабкавшись на вершину, сошлись на двенадцати. Кукушка прокуковала Марципанову великое будущее. Холм окурков высился перед ним, точно скифский курган. Он отложил перо и повалился на драную раскладушку, окутанный дымом табака и упоительных грез.

...А почему бы и нет, в самом деле? Что тут особенного?

Марципанов отдавал себе отчет в том, что при всей сенсационности его изобретения оно давно уже, если можно так выразиться, поставлено на повестку дня. Дух времени продиктовал ему свою волю, и он выполнил ее, отнюдь не покушаясь на самый дух.

Впрочем, можно ли с уверенностью утверждать, что технология культуры, усовершенствуясь, не оказывает влияния на самую культуру? Замена гусиного пера стальным - не повлияла ли она на духовные поиски пишущего? Слово, произносимое с телевизионного экрана, не обретает ли иной смысл, чем слово актера на сцене?

Как бы то ни было, справедливость требует отметить, что проблема промышленного производства духовных ценностей - назовем это так - уже была отчасти решена до Марципанова. Кому, например, в наше время придет в голову кропать эстрадные песенки, кто станет тратить силы на сочинение танцевальных пьес? Эту задачу давно и гораздо успешнее, чем кустари-композиторы, решают сочиняющие музыку машины. Достаточно назвать американский "Орфеус-8" или японские "поющие бедра". Ни один телецентр немыслим сейчас без подобных аппаратов... А что сказать о печатных изданиях? Можно ли представить себе в наши дни редакцию иллюстрированного журнала или спортивного обозрения, которая не была бы оснащена машинами для составления кроссвордов, ребусов, картинок для отгадывания "В субботний вечер", литературных викторин и кросс-криппингов - особого рода цветных головоломок, любимого в последнее время развлечения интеллигентной публики. Сравнительно недавно предложены и уже применяются устройства для сочинения научно-популярных статей, заметок из серии "Знаете ли вы", "Сделай сам", заочных медицинских консультаций по вопросам питания, роста волос, половой жизни и пр.

Компьютер "Сократ" отвечает на вопросы по текущей политике. Быстродействующая электронная машина "Ходжа Насреддин" поставляет анекдоты из жизни великих людей. Ограничимся этими немногими примерами, хотя список их мы могли бы продолжить.

...К утру дождь кончился. Субботнее солнце, заглянув в окошко Марципанова, застало его за изготовлением перфокарт - это была уже чисто техническая работа, не требовавшая усилий ума. Труд гения, неслыханный по сложности алгоритм, был завершен накануне. Честолюбие заставило Марципанова отказаться от помощников. Он сам был и конструктором, и программистом, и оператором.

Теперь оставалось только заложить перфокарты в машину и... - и на этом, собственно, вся его работа заканчивалась. Остальное было делом иного разума, иных - сверхчеловеческих - творческих потенций.

Только средневековый алхимик, окоченевший от восторга перед чудом рождения человека в реторте, мог бы понять, что испытывал Марципанов в тот памятный день, сидя за пультом разумной машины, готовой сию минуту по его приказу выполнить дело, которое до сих пор казалось непосильным для электронного ума. И она взялась за него, ни на мгновение не усомнившись в своих способностях, ибо ее мозг не знал колебаний. Скользнув узким лучом по отверстиям шифровальной, карты, она превратила их в стройную последовательность событий. Фабульное устройство отработало экспозицию, завязку, развязку и смоделировало интригу. Контролирующий табулятор зафиксировал эффект неожиданности, исходя из которого машина привела в соответствие показатель невероятности и константы событийного правдоподобия. Воспользовавшись гениальной формулой Крювелье-Марципанова, она выполнила необходимые преобразования за пятнадцать минут.

Далее сюжетный блок передал готовую программу в блок сценарного программирования, где фабульные ходы были развернуты в повествовательную ленту. Касса выдала девятьсот эпитетов, две тысячи сравнений и одну развернутую метафору.

Погасли цветные индикаторные лампочки над пультом управления, померкло световое табло в верхней части щита. Вместо него зажглось табло на передней панели. Изобретатель бросил взгляд на стрелку эктометра и от радости захлопал в ладоши: индекс сюжетной занимательности макета оказался 90,6! Это намного превосходило все известные образцы. Достаточно напомнить, что показатель занимательности "Графа Монте-Кристо" равняется в среднем 48,4-48,6 единиц, "Убийство на улице Морг" Эдгара По дает 54, и даже в самых захватывающих новеллах Конан-Дойля уровень занимательности едва достигает 65.